Сети зла - Лещенко Владимир - Страница 14

– А почему «заветной»?

Ноги сами несли ее вперед. Еще четыре шага, и вот она уже внутри банкирского последнего приюта.

Отделочные работы здесь только начались. Но у дальней стены уже стоял массивный саркофаг из розового гранита. Он-то и служил лешему-пилигриму в качестве пиршественного стола. На крышке, покрытой священными иероглифами, были разложены вкусно пахнущие яства, при виде которых рот девушки тут же наполнился слюной.

Ваал уже деловито трудился над почтенным кусочком колбасы. На мгновение прервавшись, он призывно хрюкнул, дескать, присоединяйтесь.

– Давай, милая, закусывай. Небось, залили тебе сала за шкуру за вчерашнее?

Гостья хмуро кивнула.

Честно говоря, она просто не знала, как себя вести. По поводу подобных созданий у богословов не было единой точки зрения.

Одни считали их детьми сатаны и прислужниками греха – всех без исключения. Другие предполагали, что есть среди них и те, кого Господь сотворил в неисповедимости своей для какой-то надобности.

Сошлись на том, что слуги ада должны бояться креста и молитвы, но кто ж их разберет!

Подружки ее говорили то о встрече с домовыми, то о знакомстве с эльфами и гномами, и тому подобное. Причем разговоры были обычно в таком духе: «Сама я не видела, но мой дядя слышал своими ушами от троюродного деда, а про того говорили, что врать он не будет».

А она сама встретилась с представителями этого мира второй раз в жизни.

Если судить по книгам, сатиры-лешие – это грубые сладострастные мужчины, одержимые похотью. Этот на одержимого не походил – скорее уж на старенького Виндекса – их садовника, умершего в прошлом году, человека доброго и мудрого, хоть и неграмотного.

Впрочем, в далекой Куявии почему бы сатирам не быть такими?

– Поня-атно-о, – протянул бес– Заклятие невидимости сломала и думала, что пройдет даром.

– К-какое з-заклятие? – Надкушенная куриная ножка так и шлепнулась обратно на розовый гранит.

– Сказывал же, заветная кладовочка. Кто-то сильный и могущественный наложил на нее заклятие, чтоб не всяк мог ее найти. Вот только для чего, никак в толк не возьму. Не для того же, дабы хоронить там от голодных баб сало да пиво. Чай, для чего-то посурьезнее.

– Сам-то как туда попал? – уела его Орланда.

Леший самодовольно ухмыльнулся и похлопал себя по волосатой груди.

– Нам чегой? Мы ж, грю, князья лесные тоись, насчет всяких заговоров доки. Дунул, плюнул куды надоть, дверца и отворилась. А вот ты дело иное. Тут бы помозговать, дык времени нету. Уйду сегодня в ночь. Вот лапти доплету и уйду восвояси.

Ткнул пальцем в странную обувку, сплетенную из древесной коры, что лежала здесь же, на саркофаге, рядом с заветной «ветхой котомочкой». Одна сандалия была уже полностью готова, а вторая – лишь наполовину.

– Ты уж не выдавай по старой дружбе-то! – подмигнул он. – Авось, когда и пригожусь. Чую, чую, девонька, что еще встретимся. А где и как, про то одни верхние ведают. Куда лыжи навострила? – И заметив, что собеседница не совсем поняла, уточнил: – Собралась куда, грю?

Ох, а ведь и впрямь спешить нужно! Послушание же…

– В город, – коротко отрезала и резко скомандовала Ваалу: – Место!

Кусик нехотя полез в карман.

– Ты вот чего, дедуля. Я тебя, так и быть, не выдам. Но лучше бы тебе уйти отсюда. Люди тут ходят, да и вообще… Святое место все-таки!

– Ну-ну, – скривил губастый рот леший. – Что ж, прощевай, дочка. Спасибо на добром слове. Прими и мое напоследок. Берегись блестящих камешков да темных дворов. А пуще всего злого бабьего ока остерегайся.

Не дослушав, девушка нетерпеливо махнула рукой и зашагала прочь.

– Ну-ну, – вновь повторил рыжий, печально глядя ей вослед. – Тучки черные над головонькой твоей, дева. Грозовые. Зловещие. – И озабоченно добавил: – А с охранным полем чей-то решать надо. Надо ж так проколоться. И с чего бы? Не Дивий же Ключ, в самом деле?…

Как объяснила ей Кезия, место, где должна была произойти встреча, находилось на площади Птолемея Пятнадцатого и Клеопатры Седьмой, в Северной стороне Сераписа.

Да уж, нечего сказать, местечко еще то. Словно кто специально поиздевался, назвав одну из самых неказистых площадей, расположенную на окраине города, в бедняцком районе, в честь великих основателей Империи. Впрочем, вполне может быть, что шесть столетий назад здесь все было совсем по-другому. Город-гигант разросся, словно флюс, в южном направлении. И эта площадь, скорее всего, находилась в тогдашнем центре. Вон какие многоэтажки высятся вокруг. Хоть и старые, обветшалые, но еще хранят следы былого величия. А возле них стоит даже парочка вполне приличных патрицианских особняков.

С замирающим сердцем девушка обошла колоссальный монумент, воздвигнутый в честь царственной четы. Огромные, локтей в двадцать, мраморные Октавиан и Клеопатра стояли, взявшись за руки, а над ними, положив руки на плечи божественных супругов, высилась улыбающаяся мать Исида.

Красивый памятник. Сейчас таких уже не возводят. Дорого. Да и умение со временем подрастеряли. Этот, наверное, делали мастера в самом Египте, а уж затем по морю да по реке статуи привезли сюда и установили. Матушка Сибилла рассказывала, что прежние августы частенько поступали таким образом, чтобы поднять в провинциях свою популярность. Многие из подобных памятников впоследствии были разрушены либо отправлены на свалку.

Но этот не тронули. Память о первом Августе Октавиане, перенесшем столицу из старого Рима в Александрию и взявшем после женитьбы на вдове своего друга-врага Марка Антония, царице Клеопатре, имя Птолемея Пятнадцатого, в Империи чтили свято. Не случайно даже месяц календаря назван в его честь. И каждые пять лет в октавиане проводятся Октавиановы игры, ставшие заменой древним Олимпийским…

– Красавица, а красавица! – отвлек ее от разглядывания памятника вкрадчивый голос. – Купи билетик.

– А? – непонимающе захлопала глазами. – Какой билетик?

Вихрастый мальчишка-подросток, сверкая озорными глазами, сунул ей под нос разрисованный кусочек папируса.

– Городская лотерея Сераписа! Бери, не пожалеешь! Всего три сестерция, а можешь выиграть миллион!

– Уйди от греха подальше! – насупилась. – Соблазн один!

– Ой, перестань! – досадливо отмахнулся юноша. – Какой соблазн? Розыгрыш послезавтра. Купи. Этот точно счастливый. Голову даю на отсечение!

– Не клянись напрасно, – погрозила ему пальчиком.

– Вот зануда. Тебе что, трех сестерциев жалко?

– Да нет у меня таких денег, – растерянно развела руками Орланда.

– Ой-ой-ой, так я тебе и поверил.

Приставала смерил ее с головы до ног подозрительным взглядом.

– С такими нарядами и нет трех жалких монет? Или ты это платье украла? Что это у тебя там, в кармане? Не кошелек ли?

Послушница уже начала закипать. И чего прилип, спрашивается?

Демонстративно повернулась к нахалу спиной и тут же увидела нужное ей заведение. Не обращая внимания на шпильки, посылаемые ей в спину пареньком, спустилась по ступенькам, толкнула дверь «Буйного кабана» и вошла внутрь трактира.

В нос тут же ударила дикая смесь пота, жареного мяса и специй.

Стараясь не смотреть по сторонам, прошмыгнула в самый дальний угол, слева у стойки, и устроилась за столиком. Заказала у подошедшего служки кружечку какао и порцию медовых пирожков. Есть после недавнего бесовского угощения не хотелось, но таков уж порядок. Занял место – будь добр чего-нибудь заказать. А то попросят освободить помещение.

С явным пренебрежением парень сгреб три асса – единственное, что ей выдала мать-настоятельница, – но заказ выполнил быстро. А когда выставлял его на стол, то, посмотрев в лицо послушнице, отчего-то негромко вскрикнул и побледнел. Скосил глаза в противоположный угол и мелко перекрестился.

Надо же, единоверец. И что он такого увидел у нее на лице? Второй нос там вырос, что ли?

Пробормотав нечто невнятное, юноша умчался к стойке и принялся шептать на ухо толстяку-хозяину. Тот хмуро повертел головой, вперив тупой бычий взор сначала в послушницу, а затем все в тот же противоположный угол, куда перед тем глазел и половой. Потом вдруг отвесил помощнику увесистую оплеуху и разразился бурной тирадой.