Игра в аду (СИ) - Пашкова Ксения "MaryAllis" - Страница 26

Пожалуй, самым тяжелым для меня по-прежнему остается мамин горестный взгляд.

Иногда мне кажется, что она перестала воспринимать меня, как дочь. Со мной ведет себя так же, как на работе со своими пациентами. А я просто хочу, чтобы мы поговорили, как раньше.

Но мы больше не можем вести непринужденные беседы и обсуждать всякую ерунду. Каждый наш разговор сводится к моему самочувствию.

А еще она перестала мне доверять. Не оставляет одну дома и не разрешает закрывать в комнату дверь.

- Мы можем поговорить? – спрашиваю я у мамы, зайдя на кухню.

- Что-то случилось? У тебя что-то болит? – спрашивает она тревожным голосом.

Как же мне жаль, что я сделала ее настолько параноидальной.

- Случилось, но не со мной, – говорю я, уже чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

- А с кем? – спрашивает мама, беря меня за руку.

- С тобой, мам, – отвечаю я, смотря на ее бесцветное потрепанное тощее лицо.

Ее взгляд становится вопрошающим.

- Я понимаю, что с самого начала делала все неправильно. Я знаю, что не должна была вскрывать вены, знаю, что не стоило отталкивать врачей… - по щекам текут наполненные горьким сожалением слезы – И мне не следовало молчать… только не с тобой.

- О чем молчать, Ада? – спрашивает мама, усаживая меня на стул.

- Я не рассказала полиции. Никому не рассказала, – я хватаюсь руками за голову.

Она растерянно гладит мои колени.

- Ты меня пугаешь, – говорит она беспокойным голосом.

- Я знала, что у нас в доме камеры.

Рассказывая ей обо всем, что происходило на игре, я чувствую разрастающееся внутри облегчение. Тяжелее всего говорить ей, что опасность грозила не только мне, но и Лизе.

Какая же необъятная сила скрыта в ее хрупком измученном страданиями теле. Уверена, что ее окутывает неистовый страх. Думаю, она испугана настолько, что ноющее сердце начинает болеть еще сильнее. Но она не подает вида, не позволяя мне увидеть, насколько шокирована.

- Почему ты молчала об этом? Полиции стоит знать… - говорит она медленным надломленным голосом.

- На игре был парень… - я закрываю глаза, пытаясь вспомнить лицо Гарика. – Он так боялся, что его мама может узнать обо всем.

- О чем?

- О том, что он убивал.

- Его маме угрожали так же, как Лизе? – спрашивает мама, крепко сжимая мои руки.

- Думаю, да. Не знаю, – я пожимаю плечами.

- Какое бы преступление вы там не совершили, не защитить свою семью – намного хуже, – мама хватает меня за плечи. – Слышишь меня, Ада?

Я постоянно в этом себя убеждаю. Оправдываю себя, как могу. Но каждый раз, прокручивая произошедшее в голове, кажется, что я все сделала не так. И что мне следовало поступить иначе.

- Мам… - из-за слез, моя речь становится невнятной. – Мне страшно думать о таком, но, может быть, я спасала себя, а не Лизу?

- Ты спасала вас обеих. И нет ничего плохого в том, чтобы бороться за свою жизнь.

- Мам, я убивала людей, ты понимаешь? – моя истерика усиливается, и я начинаю вырываться из ее рук. – Я зарезала семь человек! Семь, мама! Семь!

И тут она не выдерживает. Дает мне с размаху такую сильную пощечину, что на мгновенье голова, будто отлетает от тела.

- Хватит! Я не хочу этого слышать. Мне не важно, интересно ли тебе мое мнение. Я все равно скажу. Я рада, что ты боролась за себя. Потому что, если бы ты сдалась, мы бы с отцом тебя потеряли. Ты убивала, чтобы вернуться к нам. Да, ты убийца, но зато мне не пришлось тебя хоронить. Тебя! Мою дочь!

Ни одно сердце, даже то, которое прослыло каменным, не выдержит и, увидев глаза матери, потерявшей ребенка, непременно дрогнет.

Я не умерла, но она знает, что была близка к тому, чтобы потерять свою дочь навсегда.

Милая мама, как бы я хотела остановить твои слезы.

Я бы снова пошла на игру и убила десяток невинных людей. Но это не поможет избавить тебя от этой мучительной боли.

Все, что я могу – обнять тебя.

38 глава

Спустя год, два месяца и восемь дней после игры

- Приехали, – будит меня громким голосом Макс.

Не могу передать, что чувствую, когда, открыв глаза, вижу знакомый многоквартирный дом.

Удивительно, каким родным для меня стало это место. Даже грязный подъезд вызывает такой дикий восторг, что хочется завизжать.

Когда мы оказываемся в лифте, я осознаю, как сильно соскучилась по Бель. Поскорее бы ее обнять!

- Мы до-о-о-ма! – вопит Макс, как только открывает входную дверь.

Бель выбегает к нам с криком.

- Вернули-и-ись!

Из ее комнаты выходит высоченный худощавый парень в очках. Он стоит неподалеку и переминается с ноги на ногу, пока мы втроем обнимаемся.

- Не хочешь нас познакомить? – спрашиваю я у Бель, вырываясь из ее медвежьих тесных объятий.

- Ах, да, – она хлопает себя по лбу. – Это Андрей. Мой парень.

- Я – Аделина. – говорю я, поднимая руку в воздух в знак приветствия.

Андрей кивает, и, улыбнувшись, уходит назад в комнату.

- Ну же! Рассказывайте! – нетерпеливо тараторит Бель.

Целый час мы проводим за разговорами на кухне. Поразительно, но я, обычно сидящая молча, не даю Максу вставить даже слова. Все говорю и говорю без остановки. А с самым сильным восторгом, буквально задыхаясь от нахлынувших чувств, я показываю Бель и Андрею свой портрет.

- Красотища! Я и не знала, что тебе так идет салатовый цвет, – говорит соседка.

Мы с Максом переглядываемся и начинаем хихикать, вспомнив о том, как он меня нарядил меня в этот сарафан.

- Я тоже неплохо рисую, – заявляет Андрей.

Бель закатывает глаза и толкает его в бок.

- Сейчас речь не о тебе, Пабло, – говорит она театральным голосом.

Комната заливается нашим смехом. Как же странно и одновременно приятно быть частью этого многоголосия.

- Вам нужно поспать. А то выглядите, как две сонные мухи, - с этими словами Бель принимается выпроваживать нас с кухни.

Перед тем, как скрыться в своей комнате, я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Макса. Он одаривает меня усталой доброй улыбкой.

- Сладких снов, – тихо говорит сосед и уходит к себе.

Какое же наслаждение плюхнуться на кровать и зарыться с головой под свое любимое пуховое одеяло.

Но сплю я совсем недолго.

Уже через час я подскакиваю с кровати, ощущая в груди знакомое щемящее чувство. В глаза бросаются старые вещи, которые я привезла из дома. Действительно ли я не могу от них избавиться? Или все же могу?

Я одеваюсь, а затем сажусь за письменный стол и включаю лампу. Беру одну из тетрадей, оставшихся после учебы, и вырываю из нее пять чистых листов.

С трудом найдя ручку, принимаюсь писать письма тем, кого уже нет. Людям, которые не смогут их прочесть. Но, может быть, если эти послания сгинут, они все же смогут услышать каждое мое слово.

Закончив с письмами, я сворачиваю их и кладу в карман ветровки. Все открытки, фотографии, тетради и даже учебники оказываются в огромном пакете.

Проверив, не забыла ли ничего, я хватаю за ручки пакет, выключаю лампу и иду за Максом.

Мне так жалко его будить. Он, свернувшись калачиком, лежит у самой стены и громко сопит.

Я присаживаюсь на край его кровати и легонько провожу рукой по его оголенному плечу.

Испугавшись, он подскакивает.

- Ада? Что такое? – спрашивает он и, пытаясь смахнуть с себя остатки сна, принимается тереть глаза.

- Мне нужна твоя помощь, – тихо говорю я каким-то совершенно безумным голосом.

- Какая?

- Нужно кое-куда съездить.

- Сейчас? - он выпучивает глаза.

- Да. Пока я не передумала, – говорю я полным решимости голосом.

39 глава

Спустя полгода после игры

Наверное, у многих есть этот необъяснимый страх перед кладбищем. Когда оказываешься там, среди могил, думаешь о том, как будет выглядеть твоя собственная. Какое из многочисленных фото выберут родственники, чтобы навсегда запечатлеть тебя на надгробии. Становится интересно, как долго пробудешь на этом свете. Ведь от этого зависит, будут ли проходящие мимо говорить: она прожила долгую жизнь.