Зефир в шоколаде (СИ) - Риз Екатерина - Страница 52

— Я и не пропадал. Я забыл телефон. — Он погладил меня. — Малыш, ты беспокоилась? Надо было позвонить на домашний… — повинился он.

Я согласилась.

— Надо было. — Но прежнего возмущения, которое бурлило во мне ещё полчаса назад, уже не чувствовала. Прикоснулась к цветам в вазе, потом повернулась к мужу, посмотрела в его лицо. — Антош…

Он прижался лбом к моему лбу, в глаза мне заглянул.

— Прости меня за вчерашнее. Я не должен был кричать на тебя.

— Я тоже на тебя кричала.

— Да, — согласился он, и вдруг улыбнулся. — Мне понравилось.

Я прищурилась.

— Что? Ты с ума сошёл?

— Нет. Ты кричала на меня первый раз. Жена может кричать на мужа.

— Ну, если ты так считаешь.

— У тебя много претензий ко мне? — Я почувствовала, как он прижал меня к себе, и степень его готовности продолжать разговор, можно было оценить по достоинству. И в этих обстоятельствах вести серьёзные разговоры было невозможно, поэтому я сказала:

— На данный момент, одна.

— Слушаю.

Я провела ладонью по его плечу, ослабила узел его галстука, после чего обняла Антона за шею.

— Я вышла за тебя замуж, и ты просто обязан меня боготворить.

На его губах расцвела понимающая улыбка.

— Клянусь. Обещаю молиться дважды в день.

Неприличный намёк прозвучал, но я сумела спрятать улыбку. Вместо этого коснулась его щеки, провела пальцем по носу, потом обвела его губы. Улыбаться расхотелось.

— Я волновалась, Антон. И я звонила тебе тысячу раз. Почему я так волнуюсь?

— Потому что любишь, — сказал он, и получилось как-то чересчур серьёзно.

Но я кивнула, не собираясь спорить.

— Люблю. Но волнуюсь не поэтому. — И произнесла вслух то, что так беспокоило: — Просто ты мне врёшь.

12

Утро первого сентября я встретила в обнимку с недовольным мужем. Недоволен Антон был по многим причинам, и даже не все эти причины относились ко мне, что несколько сглаживало острые углы. Он совершенно не радовался тому, что я выхожу на работу, но ещё больше его не радовали мои утверждения в том, что он мне врёт. Хотя нет, не врёт, в тот вечер я довольно быстро исправилась, заменив слово «врёшь» на «скрываешь», но сути это не меняло. Ему пришлось постараться, чтобы убедить меня в обратном, и, в конце концов, я предпочла сделать вид, что ему это удалось. Иначе это привело бы к очередному скандалу.

— Я вру? Я тебе вру? Когда? И, вообще, это обидно, — заявил муж мне спустя полминуты, как я его в этом обвинила. Он выглядел настолько оскорблённым, что любой бы поверил. Любой, но уже не я. Поэтому я лишь посверлила его взглядом, под которым он стал мрачнеть на глазах, а затем резко махнул рукой. — Лера, просто есть вещи, которые женщине — заметь, не тебе, а всем женщинам! — знать не стоит. Если я тебе чего-то не рассказываю, то это не значит, что я вру тебе. Я о тебе забочусь! — В этот момент в его глазах полыхал хоть и праведный, но гнев и несомненная обида. А я к этой обиде приглядывалась, пытаясь оценить по достоинству.

— Исчезая неизвестно куда? — уточнила я. — Скрывая от меня проблемы? Так ты заботишься? Антон, я не знаю, что тебе говорили о твоих актёрских талантах, возможно, они и неплохи, но я знаю, когда ты врёшь. Я вижу.

Он моргнул, раз, другой, всерьёз раздумывал.

— Откуда?

Я только руками развела.

— Я не знаю откуда. Но чувствую, что врёшь!

Антон головой качнул.

— Это странно.

— Правда?

— Да. — Он оглядел меня с головы до ног, я не поняла для чего. — Раньше меня никто на лжи не ловил. Я даже в покер никогда не проигрываю.

Я погладила мужа по плечу.

— Думаю, больше тебе играть не стоит. Помнишь, как в песне? «Не везёт мне в картах, повезёт в любви». У тебя история обратная.

Я улыбнулась и отошла от него, а Антон сказал:

— Не смешно, между прочим.

— Почему?

Он вдруг головой замотал:

— И, вообще, перестань меня путать. Мы говорим не о том.

— Правильно. Мы говорим о том, что ты мне врёшь. Точнее, замалчиваешь проблемы. И всё из-за этого наследства, будь оно неладно!

— Не говори так, Лера. Твой отец хотел бы…

Я повернулась к нему и перебила:

— Не хотел бы! Он не хотел этого, Антон! — Дыхание перевела. — Я сегодня в его столе нашла фотографии, старые. Алиса ещё маленькая, он и Марина. Они выглядели счастливыми. Я не знаю, что случилось потом, но… В его жизни не было ни одного воспоминания обо мне. И то, что я делаю, — я обвела взглядом комнату, будто гостиная дома Антона олицетворяла собой нечто непонятное в моей жизни, — это всё ему назло. Ради меня самой, ради мамы, а не потому, что он… мой отец и ему было важно моё будущее.

— Малыш. — Антон подошёл и усадил меня на диван. За плечи обнял, а когда я склонила голову к его плечу, поцеловал в макушку. А я продолжала хмуриться.

— Я поехала на кладбище, будто ждала, что он со мной поговорит. Глупо, и говорила я. И я не знаю, смогла бы я ему что-то сказать, если бы мы просто встретились, а не… так всё случилось. Но мне обидно. И чем дальше, тем обиднее почему-то. Я злюсь на человека, который умер. Я претендую на его деньги, наверное, несправедливо, как некоторые считают, но никакого удовлетворения не ощущаю. Чем больше я влезаю в его жизнь, тем обиднее мне становится, хотя и говорю — и себе, и ему, что не злюсь, и у меня всё было замечательно. Но я злюсь! И ты ещё врёшь мне.

Антон прижался губами к моей щеке и замер так ненадолго. Молчал, а я чуть погодя спросила:

— А ты злишься на своего отца? На настоящего отца?

Он отстранился, на диванных подушках раскинулся, и вроде бы обдумывал мой вопрос. После чего плечами пожал.

— Не знаю. Я его никогда не видел.

— А мама что рассказывала?

— Банальную историю она рассказывала, Лера. Думаю, моя история появления на свет ничем не отличается от историй других таких же, как я. Поехала в Москву учиться, познакомилась, влюбилась, забеременела, а он вернулся на свою родину.

— И что, он даже о тебе не знает?

— Мама говорит, что нет. Рассказывает про трудные времена, подозрительное отношение к иностранцам, но знаешь, что я тебе скажу? — Антон вдруг наклонился ко мне, коснулся носом моего носа и улыбнулся. — Я взрослый мужик и знаю, как это бывает. Сказочка про злое правительство уже давно не канает.

— А маме ты это говорил?

— Зачем? Мне всё равно, о воссоединении с родителем по средствам передачи «Ищу тебя», я как-то не грежу, а мама живёт в покое от мысли, что сумела оградить ребёнка от печальных воспоминаний.

Я кивнула, соглашаясь с ним, затем обняла. Призналась:

— Теперь я чувствую себя эгоисткой.

— Уж ты точно не эгоистка. И я не зря обещал заботиться и лелеять, вот я это и делаю. А если что-то недоговариваю, то это лишние беспокойства для тебя. А я хочу, чтобы моя жена улыбалась, потому что у неё самая красивая улыбка на свете.

— Ну, это, конечно, была неприкрытая лесть, но мне всё равно приятно, и спорить я не стану.

— Вот и не спорь. Лучше покорми меня.

Но, конечно, одним разговором дело не ограничилось, а уж когда в ответ на мои претензии в умалчивании неприятностей добавились его, связанные с моей работой, недовольство Антона стало осязаемым и бесконечным. И заглушить его, хотя бы временно, можно было только одним способом, полностью отключив его сознание, а для этого необходимо было постараться. И я старалась, всю последнюю неделю августа. Муж у меня был залюбленный до предела, посмотреть приятно на его довольное после секса лицо. Расслабленный, умиротворённый, взгляд тёплый, а руки ласковые, а главное, благодарные. И сегодняшнее утро началось также, только слегка раньше, потому что к восьми мне нужно было быть на линейке. И когда Антон об этом вспомнил, когда осознал, что я торопливо выбираюсь из постели, из его объятий, тут же нахмурился. И все мои старания пошли насмарку.

— Всё, конец спокойной жизни.

— Перестань. — Я стукнула его по колену. — Это всего на несколько недель.