Твари Господни (СИ) - Мах Макс - Страница 65

Точно так же, мало заинтересовало его и обсуждение идущих уже целую неделю по всей Европе облав, направленных, как будто, против маргиналов всех мастей и раскрасок и против партий и организаций, находящихся по краям политического спектра. На самом деле, эта была очередная акция властей в их длящейся уже более трех десятилетней войне против магов. Такое уже происходило на памяти Виктора, и не раз. Так что ничего нового для себя он не узнал. Еще одна операция, только и всего. А вот вызвавшее у местной публики настоящий ажиотаж известие о ночных столкновениях в Мюнхене оказалось очень интересным, потому что, если "очевидцы" не врали, а они, похоже, не слишком преувеличивали, ночью там отметились, как минимум, два мага совершенно невероятной силы. В свое время, такое могли устроить Нерон или Конфуций, Агасфер, Калигула или Аарон… Однако во время их последней встречи, Лиса сказала, что все они давно и безнадежно мертвы. Следовательно…

Дверь из толстого голубовато-сиреневого стекла, покрытая снежными узорами, открылась, и в паб вошел Бах. Высокий, элегантный, с черной тростью в руке, он "равнодушно" оглядел зал, сдержанно кивнул бармену, не торопясь, прошел к свободному столику – у Виктора сразу же возникло впечатление, что стол этот был свободен для Баха всегда – и сел. Не прошло и минуты, как перед джентльменом с седыми висками возник, как бы, сам собой стакан с виски.

"Это судьба…" – Виктор допил кофе и, оставив насиженное место, пошел "знакомиться".

– Здравствуйте, господин Бах, – сказал он, вплотную приблизившись к столику, за которым в одиночестве сидел со своим стаканом Петр Кириллович Лавров.

– Добрый день, – вежливо ответил старик, поднимая на Виктора взгляд внимательных серых глаз. Вероятно, он пытался сейчас вспомнить этого абсолютно незнакомого ему невысокого мужчину, похожего не только одеждой, но как будто даже и внешне на Алексея Александровича Каренина в исполнении актера Гриценко. – Мы знакомы?

– Нет, – так же вежливо улыбнулся Виктор. – Но у меня к вам дело, милостивый государь. Вы позволите? – и он кивком указал на свободный стул.

– Садитесь, – "равнодушно" пожал плечами Петр Кириллович. – Я вас слушаю.

– Благодарю вас, – Виктор сдержанно, вполне в рамках своей нынешней роли, поклонился и, присев к столу, жестом показал бармену, что хотел бы получить то же самое, что и господин Бах. – Собственно, дело у меня простое. Некто, кого вы, по-видимому, должны помнить, но кого, вероятно, все остальные успели забыть, просил передать вам, господин Бах, следующее. В ближайшее время, к вам – там, а не здесь – придет человек и передаст привет от вашего старого друга. Назовет он и пароль. Разумеется, пароль старый, так как нового, по известным вам причинам, он знать не может. Человек этот, – Виктор сделал паузу, предоставляя, бармену возможность поставить перед ним стакан и вернуться к стойке. – Передаст вам весьма ценную информацию по интересующим вас и ваших друзей вопросам. Вы меня понимаете?

– Возможно, – дипломатично ответил Бах, который не мог не обратить внимания ни на осведомленность незнакомца в очень специфических вопросах, ни на то, что тот упомянул, пусть и в завуалированной форме, имя давно сгинувшего Некто Никто.

– Ну и, слава богу! – улыбнулся чужими губами Виктор. – Информация, если я правильно понимаю, имеет вполне сенсационный характер, и наш общий друг полагает, что она должна быть, как можно скорее распространена по всем возможным каналам. Здесь и там. Вот, собственно, и все.

Виктор отхлебнул из стакана и, хотя виски был аутентично хорош, внутренне поморщился, как делал всегда, когда пил крепкие напитки, хоть в этом мире, хоть в том.

– А сам наш общий друг, – медленно спросил Бах. – Он зайти на чашечку кофе не хочет?

– Возможно, – с той же интонацией, что давеча Бах, ответил Виктор. – Возможно, что и хотел бы. Возможно, он не отказался бы и от вашего фирменного… кофе, – Виктор прекрасно знал, что Петр Кириллович никакого кофе давно уже не пьет, потому что предпочитает крепко заваренный чай с лимоном. – Но, возможно так же, что он просто не сможет.

"Возможно, – подумал Виктор без раздражения и тоски. – Я уже ни к кому не смогу прийти. Мертвые не возвращаются, не так ли? Но иногда… воскресают. Посмотрим".

– Господь обещал нам жизнь вечную, – эти слова Баха можно было принять в том смысле, который отвечал контексту разговора, но в то же время, это был очень старый и никому, кроме них двоих, неизвестный пароль.

– Я знаю, о чем вы, – сказал Виктор, но отзыва не назвал, оставив, таким образом, вопрос о своем происхождении открытым. – Но обстоятельства, господин Бах, иногда сильнее нас.

– Вы правы, – согласился явно не на шутку озабоченный его словами Петр Кириллович. – Это все?

– Да, – Виктор отхлебнул еще виски и хотел было уже встать, но вдруг сообразил, что некоторые недоумения легко разрешаются при помощи слов.

– Скажите, господин Бах, – спросил он, отодвигая от себя пустой стакан. – Давно ли вы видели здесь донью Рапозу?

– Я видел ее несколько дней назад, – настроение Баха неожиданно изменилось. Сейчас он явно был чем-то расстроен.

– Прошу прощения, – сказал Виктор осторожно, удивляясь, такой реакции старика. – Я чем-то вас расстроил…

– Вы, видимо, просто еще не в курсе, милостивый государь, – в серых глазах Баха появилось недоуменное выражение. – Донью Рапозу вычислили, и ее лицо, настоящее лицо, уже который день показывают по всем каналам телевидения.

2

"Почему так?" – накануне он пошел "в разнос" и чуть не погиб. Впрочем, "чуть" не считается. Зато теперь, после случившегося с ним в Мюнхене, Кайданов мог хотя бы утешать себя мыслью, что не сойди тогда с ума, не было бы у него и Рэйчел. Викки была бы, но не факт, что она разрешила бы ему увидеть в себе Рэйчел. И уже совершенно точно, что сам – без "посторонней" помощи – он вряд ли смог бы разобраться в своей разрушенной отчаянием и ненавистью душе. А значит, не нашел бы там самого главного в своей кривой жизни: не обнаружил бы там любви, которую, правду сказать, и не искал, и о своей способности любить тоже никогда бы не узнал. Так что, рассматривая все с ним случившееся, "обратным взглядом", Кайданов, если и не благодарил судьбу за единственный и, скорее всего, неповторимый случай, то уж точно, что на нее не пенял. Другое дело, что, как говорил любимый им в юности и, как ни странно, до сих пор не забытый за злобой дня, одесский бандит Беня Крик, "мене испортили праздник".

Праздник, и в самом деле, был бесповоротно испорчен. И дело не в том, что в Городе, этой ночью, не оказалось ни одного из тех людей, кого Герман мог назвать своим другом. Их и вообще-то немного было, таких людей, и шанс застать их в Чистилище именно тогда, когда они ему понадобились, был невелик. Но это было как раз ожидаемо, а значит, терпимо. В конце концов, с ним пришла туда Рэйчел, и Монгол оказался на месте, а до остальных Кайданову в тот момент и дела не было. Не переживал он, если честно, и из-за того, что израсходовав накануне все силы на бессмысленную бойню, не смог соответствовать именно тогда, когда, по идее, должен был быть на высоте. Все-таки хоть это и была их первая брачная ночь, но ни первой, ни даже десятой, она на самом-то деле для них не стала, а Кайданов, как ни крути, был после чудовищного "разноса". Да и не главное это. Но вот то, чем оказалась отмечена эта их первая ночь "вместе", вызывало у него теперь – после всего – настоящее раздражение.

Кто воевал ночью в Мюнхене, и почему? Что вообще там произошло, да еще дважды за одну ночь? За что бились эти люди и за что умирали – а Герман был уверен, что уйти живыми из устроенного ими ада, все участники событий никак не могли – оставалось неизвестно. Не внесли ясности и сообщения властей, которые они с Рэйчел слышали по радио, возвращаясь на взятой на прокат машине, в Берлин. Судя по тому, что врали бундесы, ночью кто-то ударил по святая святых – по штаб-квартирам полиции и контрразведки. Но кто мог решиться на такое безумие? Даже бойцы ультрарадикального крыла боевки таких операций уже лет десять, как не проводили. Слишком большими силами располагали фашисты, находясь в своих собственных крепостях. А ведь был еще – если и этого мало – инцидент, произошедший сутки назад во Франкфурте. И случайным он Кайданову теперь не казался. Герман буквально нутром чувствовал, что события эти между собой как-то связаны. Но как? И при чем здесь, сменившая облик Лиса?