Твари Господни (СИ) - Мах Макс - Страница 53

И она "долетела". Темная вуаль исчезла, как ни бывало, и звезды, прекрасные звезды их тайного небосклона обрели свой истинный облик.

"Звезды… " – выходило, что случайная, вздорная, в общем-то, мысль на поверку оказалась отнюдь не вздорной и, вполне возможно, не случайной.

"Возможно, просто пришло время".

Могло случиться и так. Лиса всмотрелась в рисунок "звездного неба", пытаясь увидеть его "новыми глазами", но что скрывал рисунок созвездий? Что мог или хотел скрыть?

– Привет! – прошуршал в "ушах" вкрадчивый голос. Судя по всему, говорила с Лисой вот та маленькая прозрачная и искристая, как бриллиант, звездочка.

– Привет, – Лиса естественно знала, что голосам "сирен" верить нельзя, и отвечать им не следует. И никогда раньше этого не делала. Никогда. Раньше.

"Но сегодня у меня особый день… "

– Как дела? – спросила звездочка. – У тебя, похоже, неприятности?

– Да, – не стала скрывать Лиса. – Неприятности. У меня. Хочешь помочь?

– Тебе? – неожиданно звездочка изменила цветность, стремительно превращаясь из бриллианта в аметист, и светимость ее возросла, и видимые размеры тоже…

"Значит, все в нашей власти? Или все-таки только в ее?" – Лиса вдруг поняла, что "голос" принадлежит молодой женщине, совсем молодой, едва ли не юной. Именно женщине и непременно юной.

"Откуда я это взяла? – но, уже задав себе этот вопрос, Лиса поняла, что, "говоря" слово взяла, подразумевала – знаю.

"Знаю… "

– Тебе? – спросила звезда.

– Мне, – подтвердила после паузы Лиса.

– Не знаю, – "серена" обрела уже свой истинный облик. Размеры ее и мощь вызывали уважение, граничившее со страхом. Впрочем, страха как раз и не было. Он умер, ее страх, где-то там позади, на хирургическом столе в пыточной мюнхенской "больнички". А истинность размеров… Откуда вообще взялась у Лисы уверенность, что видимые параметры звезды соответствуют действительности? И что означает "соответствуют"?

– Не знаю, – повторила звезда. – Или тебе помощь не нужна, или уже поздно. Не понимаю.

– Так что же тогда лезешь? – зло спросила Лиса, ощущая совершенно непривычные под "звездным небом" гнев и раздражение. – Пошла в задницу, сука!

И она рывком вывернула кусок черного траурного полотна наизнанку, проваливаясь под "светлые небеса". Но, даже оказавшись у ворот Города, не сразу смогла справиться с охватившими ее – ни с того, ни с сего – гневом и раздражением.

"Поймаю, убью", – вот какой была мысль, которую, как собака кость, принесла с собой Лиса "в зубах"… в Чистилище.

Скрипнул под ногами песок, повеяло жаром из раскинувшегося за спиной Пекла, но это было уже здесь, а боль, смерть и… да, страх, остались там, за барьером холодной тьмы.

"Интересно, – подумала она вдруг, рассматривая городские ворота. – Кто еще знает про "холодную тьму"?"

Вполне вероятно, что таких в Городе было больше одного, но почему, тогда, никто никогда об этом не говорил?

"Я должна обсудить это с Бахом, – решила она и пошла в Город. – С Бахом… или с кем-нибудь еще".

Лиса попыталась вспомнить всех городских "стариков", с которыми она могла бы откровенно поговорить о том, что с ней сейчас произошло. И о том, что случилось раньше, и, возможно, даже о том, что, скорее всего, с ней уже больше ничего не случится. Кроме смерти, разумеется. Однако об этом, как и обо всем остальном говорить оказалось не с кем. Бах и, возможно, Монгол… И все. У доньи Рапозы было много знакомых, но вот друзей у нее здесь почти не было.

"В подполье можно встретить только крыс, не так ли?"

Думать об этом в свой последний раз было мучительно, но это была правда жизни, какой Лиса знала ее не первый год. Впрочем, и думать – вообще думать – было сейчас мучительно трудно. Сердце билось, как сумасшедшее, в глазах все двоилось и плыло, и в пересохшем горле "скрипел горячий песок". Это было непривычное состояние, необычное для "светлого неба", но и эту досадную новизну Лиса встретила без особых эмоций. Чувства притупились и как-то ослабели.

"Ни то, ни се".

Все еще находясь в странном оцепенении, как будто оказалась внутри стеклянного аквариума, Лиса вошла в городские ворота и пошла дальше по давно уже ставшему привычным маршруту. Главная улица – Лиса так никогда и не узнала, когда и почему она стала называться Главной – Торжище, где ей встретилось несколько незнакомых или мало знакомых людей, лестница в Верхний город… Почему она свернула на лестницу? По логике вещей, ей следовало бы свернуть налево, в "Фергану", где можно было встретить Монгола или Твина, или пойти на Каскад, где вокруг Итальянской площади располагались те кабачки, в которых мог сейчас оказаться Бах или кто-нибудь из знакомых ей людей из "Эстафеты", "Тропы", или "Схрона". Однако она пошла на Лестницу, где кроме воспоминаний ее никто не ждал. Впрочем, в этом, как оказалось, Лиса ошибалась.

На середине подъема, слева… Она даже вздрогнула от неожиданности, увидев, вернее, осознав то, что видели сейчас ее глаза. Двери в кофейню Гурга были снова открыты. Ошеломленная Лиса встала, как вкопанная, и не могла отвести взгляда от уютной полутьмы, заливавшей небольшой зал со сводчатым потолком и узкими окнами, прорезанными в толстых каменных стенах.

"Гург?"

До нее донесся запах свеже сваренного кофе, и не в силах противостоять мгновенно возникшему желанию поверить в невозможное, Лиса шагнула к гостеприимно распахнутым двустворчатым дверям.

Шаг, еще шаг – "Да что же это такое?!" – и она вошла в прохладу кофейни, в наполняющие ее запахи, и сразу же увидела ожидающего ее у стойки человека. Он был невысок и худощав, и совершенно не походил на Гурга, но одет был точно так же, как тот, и смотрел на Лису с тем же самым выражением, какое появлялось на лице старого хозяина кофейни, когда кто-нибудь заходил к нему на чашку крепкого кофе по-турецки.

"Это что-то должно означать?"

– Здравствуйте, уважаемая, – улыбнулся мужчина и ободряюще кивнул. – Хотите кофе?

– Здравствуйте, – откликнулась Лиса. – Да, спасибо. Когда-то…

– Бывали у Гурга? – как ни в чем, ни бывало, спросил новый хозяин кофейни и повернулся к ней спиной. Ничего оскорбительного в этом движении, впрочем, не было, он просто сразу же – без суеты и спешки – взялся за выполнение заказа. Там, за стойкой, как хорошо помнила Лиса, стояли две жаровни с золотистым кварцевым песком, на котором когда-то, давным-давно, Гург творил свои маленькие чудеса.

– Да, – ответила она в спину ресторатора. – Бывала. А вы, простите, кто будете?

– А я его племянник, – не оборачиваясь, ответил мужчина. Вопросу он, судя по всему, не удивился.

"Он его ждал", – поняла Лиса и села за ближайший столик.

– Я Георг, – между тем, представился "племянник Гурга", и выжидательно посмотрел на Лису через плечо, как бы приглашая представиться и ее. Но Лиса молчала, она была занята другим. Она переваривала услышанное. Но и Георг не настаивал, решив, по-видимому, оставить свой вопрос там, где тот, собственно, и находился – в области невыраженных сущностей. Намек не вопрос, не так ли?

– Только кофе? – спросил Георг, снова отворачиваясь от Лисы, и это уже был самый настоящий вопрос.

– Кофе, – ответила она, пытаясь тем временем собрать разбегающиеся мысли. Или, учитывая ее состояние, правильнее было сказать, "расползающиеся"? Так плохо в Городе Лиса себя еще никогда не чувствовала. Даже тогда, когда вернулась из Пекла, голова работал не в пример лучше.

"Пекло, – слово это заставило Лису насторожиться. – Пекло… Замок? Август!"

Это было невероятно, но с другой стороны и на совпадение не походило. Некто Никто послал ее к старику Иакову… в кофейню Гурга. И вот спустя много лет, она пришла к Августу, и что-то произошло, потому что кофейня снова открыта, и в ней варит кофе "племянник" Гурга, что, учитывая их обстоятельства, вряд ли могло являться правдой.