Твари Господни (СИ) - Мах Макс - Страница 26

– Могу. Вот сахар, – он обернулся к ней и вдруг подмигнул. – Но быстро теряю силы.

– Извини.

– О чем ты?

– Ну такие вопросы задавать вообще-то не принято.

– Тебе можно.

– Спасибо.

– Не за что, – Черт сел за стол и принялся за еду. Ел он быстро, но аккуратно, и точно так же, как голос его был лишен интонаций, так и это очень человеческое действие было совершенно лишено каких-либо человеческих черт. Так есть мог бы японский робот, но люди должны были это делать как-то иначе.

"Интересно, а как у них это с Багирой? – неожиданно подумала Лиса и едва не покраснела. – Ах, ты ж!"

Живь играла в ее помолодевшем теле, гнала по жилам кровь, раскручивала воображение.

"Смотаться по быстрому в Город?" – мысль, подсказанная не на шутку разыгравшейся физиологией, показалась не лишенной интереса. Связь между реальным телом и "ролью", по классификации Петра Кирилловича, была не прямая, но она существовала. Наевшись в городе "от пуза" человек мог не ощущать голода в реальном мире по десять-двенадцать часов. С "этим делом", однако, все обстояло не так однозначно. Могло и расхотеться, но могло случиться и наоборот. Вот только выбирать было не из чего. Здесь в Питере вариантов у Лисы не было, а завтра, вернее, уже сегодня предстоял трудный день, который должен был завершиться переходом границы. Так что, если и можно было лелеять какие-то надежды на "личную жизнь", их стоило отложить на три-пять дней, пока они не обоснуются в Европе.

"Твою мать!" – она покосилась на Черта, который уже подмел все под чистую и теперь с видом каменного истукана с острова Пасхи попыхивал сигареткой.

– Какие планы? – спросила Лиса.

– Никаких, – не оборачиваясь, ответил Черт, доставая из кармана свой толстый блокнот. – Ты свободна. Хочешь, спи, хочешь в Город сходи. А я в немецком попрактикуюсь. В шесть толкну.

7

Однако ничего не вышло. Все, как всегда. Когда не хочешь и не надо, мужики, как мухи на мед слетаются. Бери, не хочу. А вот, когда действительно приспичило, и "девушка готова употребленной быть", как писала Ната в своих девчоночьих стихах, никого под рукой не оказалось. То есть, не то что бы совсем никого, в Городе сегодня ночью было необычайно людно, но никого из тех, с кем Лиса хотела бы остаться тет-а-тет, на глаза ей не попалось. Один сплошной облом.

Она поболтала с несколькими людьми, осторожно обменялась "впечатлениями" с несколькими другими, выслушала вежливые соболезнования по поводу "раскрытия псевдонимов", так как в вечерних новостях, не только в СССР, но и в ЕС, не только показали фейс "каторжницы и убивицы" Алисы Четвериковой, но и назвали ее "клички", среди которых (трех) одна была настоящая – Рапоза. Впрочем, нет худа без добра, один из рассказчиков случайно обмолвился о времени, когда он смотрел новости, и Лиса, уже имевшая на его счет некоторые подозрения, легко вычислила, что Савойский живет во Франции. Это была не обязательная информация, но в их жизни пригодиться могло все, что угодно.

Время истекало. Еще немного, и Лисе надо было возвращаться, но неожиданно, проходя мимо таверны пана Гайды, она увидела немолодого господина, сидящего за столиком и пьющего пиво из высокого бокала. Господин этот всегда напоминал ей писателя Булгакова с какой-то фотографии тридцатых годов, но чем именно Лиса сказать, пожалуй, затруднилась бы. Поколебавшись – впрочем, самую малость – она вошла в таверну и, "лучезарно" улыбнувшись, без спроса села за столик напротив Баха.

– Здравствуй, Бах! – сказала она громко и добавила тише: – Новости смотрел?

– Да, – кивнул Бах.

– Узнал?

– А должен был? – натурально удивился Бах, имевший репутацию человека себе на уме, никогда и ни при каких обстоятельствах не вступающего в отношения, могущие повредить его инкогнито. В результате, за много лет, что он торчал в Городе, он познакомился с массой народа, но сам так и остался для большинства из них "вещью в себе". Однако Лиса "случайно" эту "роль" знала, вот только знанием своим ни с кем, до сих пор, не делилась, включая сюда и самого Баха.

– Думаю, что да.

– Вы в этом абсолютно уверены, дона Рапоза? – Бах был невозмутим.

– Назвать вам ваш адрес? – улыбнулась она.

– Третью букву, пожалуйста, – предложил он, аккуратно прикладываясь к бокалу.

– В каком алфавите? – по-деловому спросила Лиса.

– Разумеется, в латинском.

– В первом слове или во втором?

– В первом.

– Ар – Петр Кириллович, насколько было известно Лисе, проживал в Ленинграде на улице Маршала Говорова, так что, естественно, "ар", если, конечно, он никуда не переехал.

– И давно вы знаете?

– Давно.

– Забавно, – он улыбнулся, хотя шутка была не из приятных, и Лиса это понимала и даже стыдилась того, что делает, но ее несло, а сердцу надо доверять. – Чем могу?

– В каком году вы заступили на должность? – спросила Лиса.

– Чуть меньше чем за полгода до нашего знакомства, – подумав немного, ответил Бах.

"Значит, только в восемьдесят третьем… "

– А до вас, кто был?

– Это так важно? – нахмурился он.

– Да, – кивнула она. – Это очень важно.

– Иаков, – снова помолчав, ответил Бах. – Он создал и передал мне.

Теперь оставался самый важный вопрос. Вопрос на миллион долларов, как говорят янки.

– Вы его видели? – спросила она.

– Разумеется, – удивился Бах. – А как бы мы сговорились?

– Я имею в виду, там, – уточнила Лиса.

– Естественно, – кивнул Бах.

"Черт! Пустышка!" – но раз начала, надо было завершать, только бы Черт раньше времени не разбудил.

– Он действительно умер в девяносто втором?

– Не знаю, – покачал головой Бах. – В последний раз я видел его там, в восемьдесят восьмом, а здесь он со мной говорить не хотел.

"Восемьдесят восьмой… – удивленно отметила Лиса. – А потом наступил восемьдесят девятый".

– Больше ничего о нем сообщить мне не сможете? – она была почти уверена, что ответ будет отрицательный, и не ошиблась.

"Не корректный вопрос".

– Некорректный вопрос, донна Рапоза, – сказал Бах с вежливой интонацией. – Без комментариев.

– Я и не настаиваю, – пожала она плечами. – А Некто Никто вам встречать не приходилось?

– Нет, – покачал Бах головой. – Я даже не слышал такого псевдо.

8

В восемь утра, подхватив у памятника Крузенштерну, который назначен был на этот день паровозом Ленина, явно неплохо отдохнувших Даму Пик и Алекса, они на загодя приготовленном Чертом "газоне" выехали из города и начали неспешно выдвигаться к точке перехода. В девять вечера, накрутив по Ленинградской области и Карелии едва ли не с тысячу километров, "Газон" миновал, не останавливаясь, Сортавалу, и по лесным дорогам начал смещаться в сторону границы, где на участке в/ч[25] 2121 Лиса и задумала ее пересечь. Дальше предполагалось что-нибудь сымпровизировать, достать машину, и, превратившись в группу "дурных на всю голову" немецких туристов, двигаться через Лахти и Вантаа в Хельсинки, чтобы уже оттуда вылететь самолетом в ФРГ.

В десять с копейками, они бросили машину на глухой лесной вырубке и дальше пошли пешком через какие-то совершеннейшие буераки, а затем и по болоту. Шел дождь, то, усиливаясь, то, ослабевая, но, не прекращаясь ни на минуту, и стало совсем темно, но ни Лисе, ни Черту, ни Даме Пик это не мешало. Алекс же, который в этих обстоятельствах был совершенно бесполезен, потому что беспомощен, шел "на прицепе", ведомый неутомимым и безжалостным Чертом, уже вошедшим в боевой транс.

Миновав болото, они к полуночи вышли к двойному забору и контрольно-следовой полосе. Вокруг, насколько хватало чутья Лисы, не было ни одной живой души, ни по эту, ни по ту сторону границы. Тишина, нарушаемая лишь шумом дождя и скрипами деревьев в лесу, холод и мрак.