Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 24

Лишь Николай подобно победителю был шумен и великодушен.

— А Аркадий, Аркадий-то — молодец! Каков, а?… Отец! Ты должен ему оказать протекцию! С таким умом он станет непременно губернатором, а то и более — клянусь вам! Дарья, а ну целуй же спасителя братца твоего непутевого!

Дашенька подошла, и, поднявшись на цыпочки, кратко поцеловала Аркадия в щеку. Оба зарделись.

— Господа! — обращался Николай далее к своим однополчанам. — А вы чего стоите, как соляные столы? Ну-ка, обнимите меня, вашего друга! Вы думаете, я держу на вас зло? Да бросьте! Этой ночью творилось черт знает что! Я не знаю, чтоб думал я на вашем месте! Выпьем чего-то вместе, и как говориться: кто старое помянет…

Молодые офицеры действительно выпили, но как на поминках — не чокаясь.

Зевающие гости расходились. По их мнению, все дурное закончилось.

Уже около ворот городничий поймал Аркадия за руку.

— Аркаша… Ты знаешь, я всегда к тебе относился словно к сыну…

Юноша вспомнил, что о нем было сказано в комнате покойного штабс-ромистра, но промолчал. Впрочем, приготовился если не к худшему, то к неприятному. И оказался прав.

— Аркадий. Верно, об этом случае возникнут пересуды. Ты не мог бы это все описать более благопристойно. Пусть это останется в семейном кругу — заклинаю тебя моей дружбой с твоим покойным отцом!.. К тому же не знаю, как уместней это изложить из цензурных соображений.

Вечером того же дня «Листокъ» вышел со следующим сообщением.

Газета в городе продавалась плохо, но из Екатеринослава за эту же заметку прислали телеграфом гонорар — два гривенника.

Но все это случилось позже.

Тятя, тятя… (7-8-ое)

Генералы оказались не единственными убитыми в городе тем утром.

Сети, поставленные на Гайтан-реке чуть повыше Биржи в полном соответствии со словами Великого Поэта притащили мертвеца.

В покойном без труда опознали Ситнева, Порфирия Петровича, мещанина, увлечением которого, граничащим с безумием, была геология.

Мертвеца отнесли на один из причалов Биржы, где он пролежал почти до полудня, пока не пришел полицмейстер. Где-то за полчаса до него появился Аркадий: слухи в городе распространялись, как и надлежит слухам. Немилосердно хотелось спать после нервной ночи, но те же слухи донесли: хоть Ситнева нашли в воде, он был несомненно убит, а именно зарезан.

Когда Аркадий писал записки краеведа, так никем не напечатанные, он общался с Ситневым. Будущий покойник тогда показался юноше человеком несомненно умным и еще более несомненным занудой. Потому дальнейших бесед Аркадий избегал.

Теперь юноша жалел об этом. Разглядывая убитого, он гадал: связана ли эта смерть с остальными. Оружие шпиона убивало колющим ударом. Ситневу же перерезали горло широким, щедрым жестом. Аркадий уже, было, зевнул и собирался пойти отсыпаться, но его остановила фраза, брошенная кем-то из толпы:

— Нашел-таки свое золото…

— В каком смысле?… — спросил Аркадий, боясь спугнуть босяка-рыболова, который кусал райское яблочко.

— Так он по округе ходил, золото искал. Видать, нашел что-то… Да о его поисках все знали-то…

Крохотный огрызок полетел в воду. Волна закачала и понесла его к морю, до которого было уже недалече. Аркадий подумал, что еще бы немного, и река отволокла бы труп в море, а там, что называется: концы в воду. Тело отнесли на ледник, который для подобных случаев имелся в подвале под полицейским участком.

— Вероятно, убит в пьяной драке, — сообщил прибывший полицейский чин собравшимся зевакам.

Молчание было ему ответом. Многие, если не большинство полагали также, паче убить Порфирия Ситнева было за что. Денег он задолжал многим по всему уезду и даже за его пределами.

После отбытия полицейского наряда, обсуждение переместилось в ближайший трактир — помянуть новопреставившегося раба Божьего да и просто промочить горло. День обещался быть жарким и пыльным.

За босым рыболовом последовал и Аркадий.

В трактире застали Кондоиди, который ничего не видел, но все знал. Грек был знатоком драк и поножовщины — его самого неоднократно штопали и уж редко какая пьяная драка в городе обходилась без его участия. И, услышав об увиденной другими ранее, махнул рукой.

— Ерунда! Плюнуть и растереть! В драке, когда лицо к лицу как обычно бьют? Пыряют в живот, колют в грудь, наотмашь ножом машут. А чтоб глотку человеку перерезать — тут сподручней сзади зайти. Говорю тебе: счеты кто-то с ним свел. Карманы его, поди, выпотрошены?

Окружающие пожали плечами и притихли. Для большинства присутствующих, убийство в драке было чем-то пусть и греховным, но заурядным. Но убийство по умыслу, да еще и ради наживы — делом было гораздо более подлым, презренным.

Пиво, взятое за компанию, еще более клонило в сон. Здешняя голь кабацкая о Ситневе знала на удивление немного. Он искал не то клады, не то залежи золота, проводил время все больше за городом. Денег, чтоб угостить выпивкой остальных у Ситнева не водилось, и потому никому он любопытен не был.

Узнав, с кем общался покойный Сытин, Аркадий отправился домой. В полицейский участок он заходить, дабы уточнить содержание карманов покойника не стал. Непонятно было, имелось ли в них что-то изначально, а если и имелось, не было ли оно присвоено полицейскими чинами.

…Дойдя до своего дома, Аркадий лишь сняв сюртук упал на кровать.

В голове толпились множество мыслей, образуя хаос. Но прежде чем благословенный сон поглотил разум, перед внутренним взором Аркадия почему-то предстала вдовая графиня.

Конкордия.

Аркадий проснулся под вечер. Он спал бы и дольше, да в животе словно котята принялись водить хоровод. Юноша попил кваса, заедая его краюхой хлеба и сыром. После — сходил в нужник. Время было позднее, и дело можно было делать, особо не таясь, глядя через открытую дверь на звезды.

Аркадий попытался сложить то, что узнал вчера с тем, что известно было ранее. Ситнева он отложил на будущее — этот несуразный покойник скорей путался, находился где-то сбоку, нежели что-то прояснял. Куда более Аркадия интересовало оружие убийства. Выходило, что шпион как-то связан с домом Рязаниных, иначе бы откуда на конюшне взялся этот ножемет. Впрочем, дом стал на время проходным двором, но все приезжие появились в городе много позже, нежели английская эскадра. Собственно, тех, кто присутствовал в городе раньше и жил в указанном месте, было пятеро: городничий, жена, дочь, кухарка и слуга Митрофан.

Митрофан был безнадежно безграмотен и не слишком умен, оттого и пользоваться шифром не мог, кухарка, верно, весила пудов десять, и представить ее верхом на лошади было затруднительно. Это же, в меньше касалось жены городничего. Дашенька же вовсе не умела ездить верхом. Снова оставался городничий. Но опять же — он, по сведеньям штабс-ротмистра, был в другой части города.

Аркадий вернулся в свою комнату и, поворочавшись, заснул…

Утро ошибочно показалось Аркадию умней вечера.

Он подумал: наверняка же убитый штабс-ротмистр знал больше, чем говорил. Он, вероятно, вел какие-то записи, отправлял отчеты своему начальству. Может быть, письмами, поскольку, как сообщил Аркадию приятель-телеграфист, покойный штабс-ротмистр телеграмм не отправлял. Может статься, какое-то письмо было написано, но не отправлено.

Его не было у офицера с собою в ночь убийства. Отчет не успел бы найти убийца, его не нашел и Аркадий. Да и, ходя ежеминутно по лезвию бритвы, опрометчиво брать с собой столь важный документ. Следовательно, если такой отчет существует, он спрятан в пансионе, в номере, который занимал офицер.