Сказки и легенды - Деккер Эдуард Дауэс "Мультатули" - Страница 6

— Читаю, но они неинтересны.

— Не знаешь ли ты чего-нибудь наизусть?

Ваутер произнес стих из протестантской духовной песни, который, однако, не удовлетворил Фемкэ, хотя она и нашла, что он прочел его очень хорошо.

— А другого ты ничего не читаешь?

Ваутер подумал. Он пробежал мысленно библиотеку Штоффеля: «Творения кружка любителей поэзии»… «Землеведение» Иппеля… «Трактат о правописании»… «Устав пожарной стражи»… «История Иосифа» Гюльсгоффа… «Добрый Генрих»… «Отец Иаков среди детей»… «Проповеди пастора Геллендоорна»… «Катехизис» его же… «Песенник Гоорна»…

Он чувствовал, что из всего этого ничто не может понравиться Фемкэ. Наконец он сказал:

— Я знаю одну книжку, но она не божественная… в ней говорится о Глориозо…

Фемкэ обещала внимательно слушать, и Ваутер начал рассказывать. Сначала он говорил нескладно, с постоянным повторением «и тогда», без которого так трудно обойтись, но вскоре увлекся и стал рассказывать лучше, чем было написано в старой, растрепанной книжке, которую он прочел. Всякий раз, когда речь шла о каком-нибудь разбойничьем нападении или похищении, о каком-нибудь геройском подвиге, он вскакивал с корзины и в лицах изображал деяния своих героев, так что Фемкэ становилось страшно. Тем не менее она наслаждалась, и когда он, наконец, замолчал, искра его своеобразно направленного, но неподдельного вдохновения запала ей в сердце, и оно билось так же сильно, как и у Ваутера, от упоения всем только что слышанным. У обоих пылали щеки, и, право, если бы поблизости находилось судно, готовое к отплытию в Италию, Фемкэ сейчас же отправилась бы туда, чтобы тоже испытать все эти опасности, приключения и… любовные похождения. В особенности же ей понравилось то, что из рассказа Ваутера явствовало, как тверд в своей вере такой итальянский разбойник.

— Не знаешь ли ты еще чего-нибудь?

— Да, — сказал Ваутер, который почувствовал себя уже в своей стихии. — Я знаю еще… это было в маленькой книжке, кажется в альманахе.

И он начал рассказывать:

— В одной большой стране, Фемкэ, был когда-то король, который назывался Инка. Все цари этой страны назывались Инки…

— Как у нас — Оранские?

— Да, как у нас Оранские. Но там, в Перу, — эта страна называлась Перу, — короли пришли откуда-то с солнца, и когда они умирали, то уходили обратно на солнце. И они должны были жениться на девушке, которая происходила от солнца. Таков был закон в Перу…

— Разве это в самом деле было, Ваутер?

— Так написано в книге, Фемкэ. Ну так вот, там был король, у которого было трое детей: одна дочь и два сына. Сыновей звали Теласко и Куско; имя девушки я забыл.

— Пусть ее зовут Мария.

— Это, кажется, не перуанское имя. Нет, лучше Луиза или… Эмма. Или, хочешь, я буду называть ее Фемкэ?

— О нет, лучше называй Эмма, а то я не буду знать, о ком ты говоришь: обо мне или об этой принцессе…

— Хорошо, пусть будет Эмма. Эмма была единственной дочерью солнца во всем Перу. И никто не знал, кто после смерти царя сделается Инкой, так как Теласко и Куско родились в одно время.

— Что, это часто случается?

— Ну, конечно. Это значит близнецы. У одной моей родственницы была даже тройня… Тут нет ничего необыкновенного.

— Итак, Теласко и Куско были близнецы, и король не знал, кто из них должен ему наследовать. Он одинаково любил обоих, а народ перуанский также охотно признал бы обоих королями. Но этого нельзя было сделать, так как в законе было сказано, что всегда должен быть один Инка. Тогда король созвал всех жрецов на высокую гору, чтобы быть ближе к солнцу… потому что солнце должно было решить, кто будет королем.

— Но, Ваутер, не может быть, чтобы это была правда.

— Так написано в книге, Фемкэ. И к тому же… это было очень, очень давно. Перу, знаешь ли, очень древняя страна. По приказанию короля жрецы сложили два огромных костра и положили на них много больших венков из цветов. Но они не зажгли дрова — это должно было сделать солнце.

— Это совсем нетрудно — зажигательным стеклом.

— Нет, без всякого зажигательного стекла, у перуанцев не было зажигательных стекол. И вообще они все это делали именно для того, чтобы узнать волю солнца. Венки на одном костре были сложены так, что составляли букву «Т»; это значило — Теласко. На другом костре было написано «К»… то есть сделано из цветов. Это «К» означало Куско. И вот король опустился на колени, и все жрецы также, и они запели молитву солнцу…

— Это очень дурно, Ваутер. Только перед святыми можно становиться на колени. И молиться никому другому тоже нельзя… Это идолопоклонство.

— Да, конечно, в книге так и сказано, что в Перу жили идолопоклонники. Но, видишь ли, Фемкэ, ты должна на это так смотреть: это было очень давно… и это был другой народ… совсем другой народ, пойми это. Да вот тебе, например… во Франции… там отца называют père, так что, видишь, у всякого народа свои обычаи.

Фемкэ кивнула головой, как бы соглашаясь.

— Итак, они пели молитву солнцу. Теласко, Куско и Эмма также пели, потому что им еще интереснее было узнать волю солнца, чем другим, ты ведь понимаешь. Дело в том, что если бы первым загорелся костер Куско, то он сделался бы королем, а Тёласко остался бы просто принцем. А если бы сначала вспыхнул костер Теласко, то королем был бы он, а не Куско. Для Эммы тоже важно было знать… так как она должна была выйти замуж за нового Инку. И ей очень хотелось знать, кто это будет…

— Как? Ведь они ее братья!

— Ну да. Но иначе нельзя было сделать, так как она одна была дочерью солнца. Не забывай, что они жили в Перу и что там все было иначе, чем у нас…

— Да, это правда, — сказала Фемкэ, которая боялась, чтобы слишком большое недоверие не отбило у Ваутера охоту продолжать рассказ. — Это будет, как с графиней и с Глориозо. У нас ничего такого не случается. Это возможно только в далеких странах.

— Да… или в очень древнее время. Но после долгого моления солнце не зажгло ни одного из костров…

— Неужто! — сказала девочка с изумлением, так как после всего необыкновенного, что она уже слышала, она приготовилась услышать что-нибудь еще более удивительное.

— Да, солнце не зажгло ни одного из костров, но объявило Инке и всему перуанскому народу, что Эмма сама должна сделать выбор между Теласко и Куско. Кого она больше любит, тот и будет королем.

— Теперь дело сразу решится, — подумала Фемкэ и сказала это вслух.

— Как раз наоборот. Эмма не хотела выбирать. Солнце ей дало месяц сроку на размышление. Она думала, думала, но не могла прийти ни к какому решению. Если даже на мгновение ей казалось, что она знает, кто в глубине души ей дороже, то не хотела этого сказать, потому что слишком любила другого, чтобы огорчить его. Она знала, что оба любят ее и что предпочесть одного — значило нанести смертельный удар другому. Она спросила совета у Теласко. Он посоветовал ей выбрать Куско…

— Как? — снова воскликнула Фемкэ, и ее восклицание звучало вопросом. Она думала, что ослышалась.

— Да ведь это было в Перу… и много лет тому назад. Тогда Эмма стала умолять Куско научить ее, что ей делать. Куско утверждал, что Теласко сделает ее счастливой и что она должна выбрать его. Кроме того, он находил, что Теласко более достоин быть Инкой, чем он.

Так Эмма и не дождалась от братьев утешения. Не могли ей помочь и жрецы; не мог помочь и сам король.

Он ни за что не хотел дать ей совет, так как на все это была воля солнца, и он не должен был вмешиваться. Эмма была безутешна. Она знала, как ее любит Куско. Вечером в лесу она слышала, как он пел песню, в которой говорилось, что без нее он не может жить. Она бросилась к нему на шею, села возле него на дерновую скамейку и сказала: «Милый Куско…» Она положила голову ему на плечо и горько заплакала, — так сильно она его любила. Там есть такая картинка, Фемкэ.

— Не можешь ли ты когда-нибудь принести книжку? — спросила девочка. Ей так хотелось увидеть эту картинку.

— Ах, нет, это книга Штоффеля, а он мне сказал, чтобы я ничего не брал из его шкафа. Это, видишь ли, его библиотека, так как он школьный учитель. Итак, она плакала от любви. И Куско также… Может ли это быть?