Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель" - Страница 106

Спустя некоторое время нас перевели в Кирка Халила. Здесь была большая кухня с паровыми котлами, но грязи было так много, что мы — диэтические повара — два дня, засучив рукава, мыли стены, полы и котлы. Окна были разбиты, и ветер гулял над плитой.

Когда Аня Иванова заболела, я осталась одна. А госпиталь в это время развертывался на новом месте. Пришлось готовить на 75 человек, потом на 100, на 200 и, наконец, на 350 человек. Если бы мне сказали до войны, что я сумею готовить завтрак, обед и ужин на 350 человек, и не один раз, а каждый день, я бы ни за что не поверила. Однако я это делала.

Я получала ежедневно 800 штук яиц. Яйца были мерзлые. Чтобы они не лопались, их надо было сначала опустить в холодную воду, и только потом, когда они оттают, сложить в наволочку и опустить в кипяток. Куры, основной продукт диэтического стола, были тоже насквозь промерзшие, и с ними было нелегко работать. Макароны, крупы, вермишель надо было тщательно перебирать.

Подготовляли продукты ночью, а готовить я начинала в 5 часов утра. Полтора месяца я не выходила из кухни, почти не снимала сапог; днем готовила пищу, ночью подготовляла продукты и кипятила воду для питья и операционной, ежедневно мыла пол и котлы. Спала я в большом ящике со стружками от яиц.

Я добивалась, чтобы питание раненых было вкусным и разнообразным. Например, на завтрак бойцы получали какао, пару яиц и бутерброд с маслом, сыром или повидлом; на обед — куриный бульон, отварную курицу с рисом и компот или кисель; на ужин — кашу на сгущенном молоке или омлет.

Тяжело раненным мы готовили отдельные блюда. Так, одному бойцу, потерявшему ногу и болевшему воспалением легких, я по его заказу готовила вареники со сметаной, молочную манную кашу, картофельное пюре. Пюре я делала из сухого картофеля: мочила картофель, варила, пропускала через мясорубку и добавляла яйцо и масло. Получалось и питательно и вкусно, и раненый, к удивлению врачей, стал быстро поправляться. Я не помню фамилии этого бойца, но его я никогда не забуду, да и он меня, наверно, будет долго помнить.

И вот настал незабываемый день, когда мы получили известие об окончании войны. С утра ревели моторы самолетов, гремели орудийные залпы, и казалось, что ни земля, ни небо не выдержат такого гула и грохота. А в 12 часов все стихло. В этот день я варила обед и, впервые за три с половиной месяца, пела; пела песню о боевой казачке:

Как только радио сообщило о начале военных действии, мы с мужем обсудили, с кем оставить детей: наше место, считали мы, на фронте. Но комиссар Военно-медицинской академии, к которому я пошла утром, сказал, что моя работа будет нужней здесь, в клиниках.

— Организуйте здесь других женщин и на работу в клинике и на фронт, — сказала мне женорганизатор тов. Логинова в штабе округа. И тут же дала задание: утром прислать пять женщин для отправки на фронт.

На другой день я пошла по общежитиям, поговорила с женами командиров и слушателей. Девять боевых подруг сразу же выехали в Териоки. Через несколько дней собрались в путь еще пять патриоток.

3 декабря мне позвонили из политотдела академии:

— Сегодня же пришлите 70 женщин на работу в клиники.

Вместе с тт. Бегоулевой и Самойлович пошли по квартирам, а через три часа мы уже имели список на 120 патриоток, желающих ухаживать за ранеными.

В этот день моя комната стала своеобразным штабом. Приходили и уходили женщины, сколачивались бригады, выбирались бригадиры.

К 18 часам, точно в назначенное время, мы явились к начальнику госпиталя, который прикрепил нас к клиникам. Бригадиры получили пропуска и направились на свое первое дежурство.

В нашей бригаде было сначала всего шесть человек. Но мы видели, что работы много, что некоторых больных нельзя оставить ни на одну минуту, и решили не уходить из клиники до тех пор, пока бригада не увеличится настолько, чтобы обеспечить непрерывное круглосуточное дежурство. Недостатка в желающих не было, и наша бригада клиники военно-полевой хирургии скоро выросла до 113 человек.

Чтобы правильно использовать силы, я составила график. В него прежде всего включили тех женщин, которые могли уделять госпиталю только определенные часы, один-два раза в шестидневку. Остальные дни и часы распределили между домохозяйками, которые могли дежурить в любое время дня и ночи.

Большинство из нас окончило кружки ГСО I ступени, а некоторые и II ступени. Но 32 женщины не имели никакой подготовки, и для них мы организовали занятия, которые проводили врачи Веселовский и Баренбаум.

Наша работа была очень разнообразна. Иногда, по указанию врача или дежурной сестры, мы давали лекарства, измеряли температуру, делали перевязки. Затем взялись следить за чистотой больных, мыли их, подстригали ногти и т. п. Кроме того, помогая санитарам, мы убирали палаты. У тяжело раненных были установлены индивидуальные дежурства.

Когда ухаживаешь за раненым, делаешь все, чтобы как можно больше помочь ему, поддержать его силы. Тут и самая черная, иногда физически тяжелая работа, тут и моральная поддержка, и душевный разговор о семье, о будущей жизни и работе, и письма домой, и чтение газет… Всего нельзя предусмотреть инструкцией. Главное — заботиться о людях, любить их, угадывать их желания, стараться, как старается мать для сына, доставить им хоть маленькую радость.

Помню, мы достали для столовой тюлевые занавески, вышили салфетки. Одну такую салфеточку подарили раненому красноармейцу-финну. У него не было родных, он был угрюм, и все думал, что он здесь чужой. Но мы особенно ласково ухаживали за ним, и он повеселел, стал разговорчивей и бодрей.

Один легко раненый туркмен все говорил о том, как ему хочется учиться. Я стала понемногу заниматься с ним, и он ушел из госпиталя, узнав здесь простые дроби.

Мы заботились не только об уходе, но и о культурном обслуживании бойцов. На каждый месяц разрабатывался план культурной работы. Тов. Колесникова, которой поручили организовать все это, очень многое сделала. Ежедневно устраивались читки газет и журналов. Иногда дежурные рассказывали раненым народные сказки.

С декабря по май мы провели 48 лекций и докладов и 86 концертов. Лекции часто сопровождались показом диапозитивов.

Для лежачих больных устраивали художественное чтение в палатах силами артистов Выборгского дома культуры. Иногда здесь выступали участники рабочей самодеятельности с песнями, музыкой.

Один боец, у которого болели глаза, просил ежедневно читать ему газету от «корки до корки», да не одну газету, а две или три. Я читаю, а он приговаривает.

— Читай, сестра, читай… Мне легче, когда ты читаешь…

После читки пил чай с конфетами и засыпал крепко и спокойно.

Бывали тяжело раненные, спасти которых почти не надеялись. Но вот и Пономарев с тяжелым черепным ранением, вот и Кустов, от которых мы несколько дней ни на минуту не отходили, стали поправляться. Приходишь в палату утром сменять дежурного, а они наперебой рассказывают: меньше боль, двигаются пальцы, легче поворачиваться…

В эти минуты мы чувствовали себя счастливыми.

Не только бойцы и командиры, лежавшие в нашей клинике, но и командование округа и командование Военно-медицинской академии высоко ценили нашу работу.

Во всех клиниках работало 300 жен военнослужащих и около 600 других женщин. Мы получили 5 ценных подарков и 9 почетных грамот от округа, 150 грамот от академии, 500 грамот от командования госпиталя; около 300 женщин получили благодарность в приказе.