Я нарисую тебе сказку - Шкутова Юлия - Страница 42

— Здесь разберутся и без нас, — шепнул Нирайн, уводя Марилису с места событий. — Пойдем, тебе нужно отдохнуть.

Ректор, как и обещал, открыл им портал. Оказавшись у себя дома, Лиса первым делом сняла грязные ботинки.

Потерянно осмотревшись, она предложила:

— Может, тебе сделать чай?

— Марилиса, я не злюсь, — ответил Нирайн, прижимая ее к себе. — Прекрасно понимаю, почему ты скрывала от меня свой дар, слишком редкий и опасный для тебя. Поэтому прекращай мучить себя.

— Прости, я действительно рассказала бы тебе, если бы… — Не сумев закончить, Лиса спрятала лицо на мужской груди, несмело обняв мага в ответ.

— И это тоже понимаю. Главное, что мне теперь все известно и я знаю, от чего тебя надо защищать. Или все же не все?

— Больше нет тайн, — заверила магиана, посмотрев в любимые зеленые глаза.

Несмотря ни на что, сейчас она была счастлива. Самый большой страх оказался не таким уж и непреодолимым. Мужчина, так просто поселившийся в ее мыслях и сердце, оказался еще лучше, чем она себе представляла. И теперь Лиса не понимала, как могла бояться его, самого лучшего и любимого?

— Расскажешь, как жила все это время?

— Да.

Это было самое малое, что она могла сейчас сделать. Полностью открыться, довериться кому-то еще, кроме няни и наставника.

Они расположились у нее в спальне. Уютно устроившись в объятиях мужчины, Марилиса принялась рассказывать все с того момента, как на их дом напали неизвестные.

Вскоре она поняла, что рассказ дается ей легко, а вместе со словами уходят боль, горечь и одиночество. Нирайн не перебивал, внимательно слушая, и художница вскоре окончательно расслабилась.

— Скажи, почему ты боялась меня? — неожиданно спросил маг, когда она замолчала.

— Не знаю… — Лиса смутилась и виновато посмотрела на мужчину. — Сама не понимаю, как так получилось, но ты… Всегда такой холодный и отстраненный. И та сила, которую я ощущала, внушала безотчетное опасение.

— А сейчас? — с любопытством поинтересовался Нир.

— Не боюсь. Уже давно не боюсь тебя.

— Совсем?

— Совсем.

Поцелуй стал естественным продолжением. Теплые губы принесли с собой аромат травяного настоя и… булочек с корицей. Неожиданно это показалось таким родным и умиротворяющим, что отступили все страхи и невзгоды. А сильные объятия и тяжесть мужского тела оказались до безумия приятными. На миг Марилиса представила, что так может быть всегда, и сердце радостно затрепетало.

— Я никуда тебя не отпущу и никому не отдам, — прошептал Нирайн, начав прокладывать дорожку из поцелуев от сладких губ, по скуле и вниз по шее.

Марилиса заметила, как потеплели его глаза от еле сдерживаемого желания, но он все равно не спешил. Словно готов был в любую минуту остановиться по первому требованию. Вот только девушка не желала прекращать то, к чему Нир ее подводил. Ей не требовались какие-то особые условия для первого раза. Главное, чтобы это был именно он, тот, кто откроет ей новые грани в их отношениях.

И она с удовольствием открывалась ему навстречу, так показывая свою готовность следовать дальше. Не было ни сожалений, ни смущения. Да и могло ли быть, когда любимый человек смотрит на тебя так жадно, его руки гладят так нежно, а поцелуи сводят с ума?

Тихий шелест одежды стал последним шагом, после которого Марилиса и вовсе потерялась в своих ощущениях. Неожиданно мир сузился до размеров спальни, а затем разлетелся на множество ярких осколков.

ГЛАВА 16

Марилиса крепко спала, уютно устроившись под боком у Нирайна. А он, глядя в окно на сгущающиеся сумерки, думал о том, что сегодня узнал. Он действительно не сердился на девушку, прекрасно понимая ее мотивы. Любой здравомыслящий человек поступил бы на ее месте точно так же. А с учетом того, что ей пришлось пережить…

Теперь многое в ее поведении становилось понятным. Лиса привыкла скрываться и опасаться за свою тайну. Она обладала одновременно уникальным и страшным даром. Нирайн знал историю ее семьи и, если честно, не пожелал бы оказаться на их месте.

На протяжении многих веков им приходилось сражаться за свою жизнь и свободу, заключая выгодные союзы и брачные договоры. И все же это не спасло род Борейских от угасания и практически полной гибели.

Переведя взгляд на мирно посапывающую художницу, маг не мог скрыть улыбки. То, что она до него ни с кем не встречалась, оказалось до безумия приятным. И пусть Нир прекрасно понимал: они не ровня друг другу — аристократка и безродный наемник.

Но отказаться от нее не мог. Сегодня он словно поставил на ней клеймо собственности, а свое отдавать маг точно не собирался. Правда, поймал себя на беспокойной мысли: не пожалеет ли Марилиса о произошедшем между ними?

Защита, которой ее обеспечил ректор, действительно была сильной. Теперь никто не посмеет использовать последнего мага-созидателя в своих интересах. А пост главы в академии всегда занимали достойные маги, работающие не только на благо учебного заведения, но и радеющие за безопасность подвластных им людей. А значит, со временем Лиса могла бы себе найти более достойную партию.

Нирайн осознавал: то, что сегодня произошло, было попыткой привязать ее к себе. Он прекрасно мог бы дать ей еще некоторое время. В принципе Нир так и делал, но сегодняшние события перечеркнули все его планы. Осталось только одно желание: сделать Марилису своей, чтобы никто не посмел усомниться в его праве. И даже она сама!

И все же… Они действительно находились на разных ступенях социальной лестницы. Она на самом верху, а он у подножия.

Нирайн никогда не знал своих родителей. Его еще в младенчестве нашел один из наемников клана, впоследствии заменивший Ниру и отца, и мать. Пусть делал это так, как умел, но Клин по-своему любил и заботился о безродном мальчишке. Маг до сих пор с теплом вспоминал о суровом мужчине, воспитавшем его.

Для клана Поющих Клинков это оказалось нонсенсом — принять в свои ряды младенца. У них не было принято заводить семьи, все дети принимались в возрасте от пяти до семи лет. И в основном они были из бедных семей. Редко когда знать отдавала в их ряды своих сыновей, а для бедняков это становилось хорошим подспорьем. Клан щедро платил за ребенка, конечно же, если тот им подходил.

А тут, в обход всех традиций, пришлось принять младенца. Нирайну никогда не рассказывали, что пришлось выдержать его приемному отцу, чтобы отстоять это право. Но уже то, что Клин покинул ряды наемников на пять лет позже, говорило о многом.

Ниру тогда исполнилось десять лет, и он помнил, какую боль испытал, когда мужчина уходил. Етава клана запретил им видеться, преподнеся юному ученику самый главный урок: пока его жизнь принадлежит клану, привязываться к кому-либо нельзя. Ведь ничего хорошего из этого не выйдет.

Нирайн честно продержался пять лет, стараясь не вспоминать своего отца. А потом, когда начал получать задания, все же нашел его. И первое, что испытал при виде поседевшего мужчины, была жгучая ревность и злоба. У Клина на руках сидели двое малышей — сын и дочка, а недалеко от них по хозяйству хлопотала невысокая пухленькая женщина. В тот момент юный наемник, лучший в своем выпуске, проклял и свое любопытство, и того, кто забыл о нем, счастливо живя с новой семьей.

На три года он вычеркнул из своих мыслей приемного отца. Брался за любые задания, только чтобы не думать… Не вспоминать. Вскоре глава стал поручать ему самые сложные заказы, оценив рвение и удачливость юноши. А слава о Сумраке начала молниеносно распространяться среди жителей Корна.

И только когда в том королевстве, где поселился Клин, разразилась эпидемия черной смерти,[8] Нирайн вновь оказался у его дома. Вернее, на его пепелище. Под раскидистым дубком, с которого он в прошлый раз следил за Клином, находились три могилы. Около самой большой из них было вкопано древко с привязанной к нему грязной зеленой тесемкой.