Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович - Страница 13

В первый же день приезда в Мангазею Ерофея Павловича предупредили о необходимости отметиться у воеводских подьячих. Один из подьячих, вооружившись гусиным пером и макая его в чернильницу, старательно выводил на листе пергамента: «Хабаров Ерофей Павлович прибыл в Мангазею для промысла пушного зверя. Прибыл сей Хабаров Ерофей с ватагой промысловиков из града Великого Устюга». Потом последовали записи в книгу имён младшего Хабарова, Никифора и каждого из пяти членов ватаги.

   — С вас, братцы Хабаровы, причитается годовой промысловый оброк по пятидесяти копеек, — произнёс подьячий и ткнул пальцем в книгу. — Вот здесь извольте поставить подпись. В грамоте-то разумеете?

   — Разумеем, — ответил за себя и за Никифора Ерофей Павлович.

Ватажников оброком не облагали. Зато Хабаровым пришлось уплатить оброчную сумму за товары, которые они привезли с собой из Устюга и Тобольска в надежде сбыть в обмен на пушнину. Таможенный чиновник дотошно обследовал запас этих товаров и деловито произнёс:

   — С вас взимается десятая доля стоимости всех ваших товаров, предназначенных для продажи в Мангазейской земле. Таков таможенный взнос в пользу казны. После его уплаты можете поступать с вашим товаром, как вам будет угодно, хотите — продавайте, хотите — меняйте на пушнину.

Ерофей Павлович и его спутники решили не засиживаться долго в Мангазее и, как только установится зимняя погода, податься в тундру на промысел. Готовясь к нему, братья приобрели на всю ватагу широкие, подбитые оленьим мехом лыжи. На таких можно легко передвигаться по снежному бездорожью. Ещё обзавелись нартами и к ним раздобыли полдюжины ездовых собак, сибирских лаек с длинной рыжей шерстью. Фаддей уже умел обращаться с такими собаками и вызвался быть за каюра.

Зима наступила внезапно. После обильного снегопада земля покрылась толстым снежным одеялом. Реки сковал прочный лёд. Ерофей Павлович собрал ватажку и вопросил:

   — Куда направим путь наш, други мои?

   — Ты глава. Тебе и решать, — сказал степенно Донат.

   — Разреши, Ерофей, слово молвить, — раздался голос Фаддея.

   — Говори, Фаддеюшка.

   — Многие промысловики устремляются вверх по Тазу. Я сам смог убедиться, что места сии пушным зверем оскудели. Повыбили там его.

   — И что ж ты предлагаешь?

   — В сторону восхода солнца протекает великая река Енисей. Там запасы пушнины ещё мало тронуты.

   — У нас с братом нет пока никакого опыта в промысле пушного зверя. Иной раз, бывало, подстрелишь на Сухоне зайца или лису, но разве это опыт? Лучше бы начать с ближних мест, — возразил Фаддею Никифор.

   — Но Таз исхожен промысловиками, — отстаивал тот своё мнение.

   — На этой реке свет клином не сошёлся. Как я узнал, можно промышлять и на реке Нур.

Согласились на предложение Никифора, и Ерофей Павлович веско произнёс:

   — Идём на Нур, други мои.

Река Нур впадала в Тазовскую губу несколько западнее устья Таза и текла с юга почти строго на север.

С первых же дней пребывание в окрестностях этой реки принесло досадное разочарование: все они были уже исхожены промысловиками вдоль и поперёк. Там, где тундра сменилась лесотундрой, а потом тайгой, ватажка Хабарова трижды встречала промысловиков. Сперва наткнулись на крупную ватагу, потом на двух одиноких охотников. Неоднократно попадались следы кострищ, оставленные, по всем признакам, не туземцами, а русскими охотниками. Встречались и становища кочевников, как выяснялось из общения, тоже бивших пушного зверя. Охотничья добыча ватажки Хабарова была ничтожно мала: не набиралось и десятка соболей.

   — Что станем делать, брат? — спросил Никифор Ерофея.

   — Вперёд на юг, только на юг, — уверенно отвечал тот.

Дошли до среднего течения реки Нур и, кажется, наконец-то оторвались от соперников, но и там не могли похвастать обильной добычей. Настреляли или поймали петлями в ловушки всего десятка два соболей. Этого никак не хватало, чтобы рассчитаться с Юговым. Ватажники не скрывали своего недовольства и открыто роптали. Даже давно служивший Хабаровым Донат и тот хмурился и проговорил неодобрительно:

   — Надо же... Знать бы... Не принесла радости эта Мангазея.

Один Максим отмалчивался, сердито насупившись, и лишь иногда бросал:

   — Сплоховали мы, братва. Не ту дорожку выбрали.

Ерофей Павлович вынужден был менять принятое решение. Услышав слова Максима, он заметил:

   — А ведь мужик прав. Сплоховали мы. Не по той дорожке шагаем. — И сказал решительно: — Хочешь не хочешь, а придётся идти на Енисей.

   — Давно бы так, — поддержал Ерофея Донат.

Наняли у кочевников оленью упряжку. Ерофей рассчитался с каюром своими товарами, отдал медный котёл и ещё кое-что из своего запаса. Каюр-туземец вызвался довезти Хабаровых и их спутников до Енисея — ближайшей цели ватаги. Нарты с ездовыми собаками Ерофей Павлович решил оставить при себе — пригодятся.

Преодолев невысокий водораздел между Нуром и Тазом, вышли к енисейскому левому притоку, извилистой реке Турухан, по льду которой добрались до великого Енисея.

Порывы холодного ветра с яростной силой дули с севера, со стороны Студёного моря, когда вступили путники на енисейский лёд, неровный, торосистый. На противоположном берегу великой реки примостился городок Туруханск. Там, у местного лавочника, остановились на отдых. Каюра с оленями отпустили восвояси, а сами пару дней отсыпались после изнурительного пути. Пополнили запас продуктов и впервые за долгое время сытно поели. За продукты рассчитались с лавочником соболиными шкурками. Другой оплаты хитрый лавочник принять не захотел.

Разговорившись с лавочником, Хабаровы узнали, что после страшного пожара Мангазеи многие её обитатели устремились на восток, часть из них осела в Туруханске, в том числе и сам хозяин лавки. В последние годы жизнь, по его словам, здесь заметно оживилась. В городе вырос гостиный двор, в котором уже не менее двадцати лавок. В июне в Туруханск на ежегодную ярмарку, съезжается много торговых людей.

Огромный полуостров Таймыр, покрытый тундровой растительностью, был ещё краем нетронутых богатств. Его малочисленное туземное население сосредотачивалось в основном в долинах крупных рек, а центральная часть полуострова с невысокой возвышенностью была почти безлюдна.

Ватажка Ерофея Хабарова поднялась вверх по енисейскому притоку Курейке, оттуда по водоразделу — к Хантайскому озеру, вытянувшемуся длинной извилистой лентой. Преодолев ещё один водораздел, вышли к реке Пясине. Поход с самого начала оказался удачным. Соболь попадался часто, и добыча промысловиков быстро росла.

   — Не зря решились пойти на Енисей, — говорил Ерофей спутникам.

Ватажники забыли о своих жалобах и недовольстве. После первых успехов настроение у всех улучшилось.

В последние дни снегопад прекратился и установилась ясная и солнечная, хотя и морозная погода. Кто-то увидел на снегу отчётливые соболиные следы, которые прервались у снежного холмика. Намётанным глазом охотники определили, что под холмиком скрыта нора соболя. Максим ладонями, упрятанными в меховые рукавицы, разгрёб снег и обнаружил ход в нору.

   — Сетку, сетку давай, — воскликнул он.

Донат накрыл ход в соболиную нору волосяной сеткой, а Никифор высек с помощью трута и огнива огонь, поджёг сухой пучок веток. Ветки не загорелись, но чадно задымились, застилая ход в нору. Тут же из неё выскочил соболь и судорожно забился в сетке.

   — Попался, голубчик, — с лёгким злорадством произнёс Донат, сворачивая тонкую шейку и бросая его и мешок.

   — Это, который за сегодняшний день?

Никифор назвал цифру. Она была обнадёживающей.

   — Ого! — с восторгом воскликнул кто-то из ватажников.

К началу весны ватага Ерофея Павловича могла похвастать вполне успешным промыслом. Таймырский край был щедро заселён всякой живностью. В тундре водились дикие олени, зайцы, песцы, мелкий пушной зверь, куропатки и другая птица. Охота давала возможность маленькому отряду не голодать. Удача в промысле определялась и тем, что на пути ватаги почти не встречались соперники. Лишь однажды хабаровцам возле озера Хантайского встретилась небольшая ватага промысловиков, которая тоже могла похвастать успешным промыслом.