Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович - Страница 10

   — А ты, Кузьма, оказывается, усмирять собачек искусник, — сказал не без восхищения Ерофей.

   — Такое усмирение — не велика мудрость. К твоему сведению, я уже не Кузьма. По-иному теперь прозываюсь.

   — Как же, коли это не секрет?

   — Какой тут секрет, коли на сей счёт бумагой располагаю.

Ушкуйник вынул из-за пазухи холщовый пакет, извлёк из него бумагу и протянул Хабарову.

   — Читай, ежели грамотный.

   — «Максим сын Карпов Черножуков, уроженец Андожской волости», — прочитал Ерофей и спросил незваного гостя: — А где эта Андожская волость?

   — А чёрт её знает.

   — Выходит, липовая сия бумажка. А ты и в самом деле Максим Карпович Черножуков?

   — А какое это может иметь для тебя значение? Коль по бумаге я Максимка, так и называй меня.

   — Без страха ко мне явился, Максим? В городе полно стражников.

   — А чего мне тебя бояться? Не волк же ты зубастый, не скушаешь. Мог однажды меня в руки приставов отдать, не отдал, однако. Видать, пожалел бедолагу. И на том спасибо.

   — Отдал бы приставам, болтаться бы тебе в петле. Не пойму, зачем теперь пожаловал ко мне.

   — Объясню. Несладким житьё стало у нашей шайки: то с приставами, то и со стрельцами схватились. Двое моих ватажников пришибли на месте, ещё двоих схватили и посадили в темницу. Наверное, ждёт сердешных виселица. Остальные разбежались кто куда. Скорее всего, ушли в дальние леса, в зырянские земли. А я вот стал Максимом Черножуковым.

   — Как же тебе это удалось?

   — Удалось, как видишь. Нашлась своя рука...

Максим что-то не договаривал, не захотел раскрывать секрет и называть имя пособника. Ерофей был почти уверен, что это кто-нибудь из подьячих воеводской канцелярии. Народ сей, как было известно Хабарову, отличался великим корыстолюбием и мздоимством.

   — Вот видишь, Ерофей, своя рука указала мне дорогу в твой дом. Я даже знаю, что ты сколачиваешь ватагу и собираешься за Каменный пояс.

   — И это знаешь. Своя рука-то небось отыскалась в воеводской канцелярии?

   — Не всё ли тебе равно?

   — Об этом ты мог узнать только от кого-нибудь из воеводского окружения.

   — Мне сорока на хвосте принесла, — отозвался шуткой Максим и вдруг спросил: — Взял бы ты меня на службу, Ерофей?

   — Подумаю. В ночлеге нуждаешься?

   — Вестимо.

   — Тогда располагайся в бане на задворках. В ней ещё не выветрилось тепло. Мы с братом сегодня парились.

   — Добро. В бане так в бане. Я ведь проголодался.

   — Мой человек принесёт тебе еду.

Когда Максим удалился, Ерофей спросил брата:

   — Помнишь его?

   — Как не помнить, — Никифор с неподдельным любопытством вслушивался в разговор Ерофея с незваным гостем, сказал с укоризной: — И охота тебе с таким связываться?

   — Наверное, нужда и обиды довели его до разбоя на большой дороге. Может, ещё и приобщится мужик к полезному делу.

   — Дай-то Бог. Но держи, брат, с ним ухо востро.

   — Пожалуй, ты прав. Надо предупредить его, чтобы без нужды усадьбы не покидал да приставам на глаза не попадался.

Братья Хабаровы были заняты покупкой охотничьего снаряжения и припасов на дорогу. Максим, которого Ерофей Павлович согласился принять в свою команду, отсиживался дома. Из Устюга отплыл большой караван с государевыми людьми, повёрстанными в сибирскую службу. Предводительствовал ими казачий сотник, направлявшийся к новому месту службы в Тобольск. Отплывали и дощаники купцов и промышленников.

Хабаровы столкнулись с неожиданными трудностями. Вся их ватага состояла из четырёх человек, и ей было не под силу самостоятельно управляться с гружёным судном. В нелёгком пути приходилось преодолевать волоки, стремнины, мелководья, неоднократно разгружать и вновь загружать судно. Напрашивался вопрос: не нанять ли для такой цели людей. Но посильны ли такие расходы? Здравая мысль подсказывала, что можно пристать к каравану богатого промышленника и в качестве платы за проезд трудиться вместе с его ватагой.

Герасим Югов, снаряжаясь в Мангазею, пристально присматривался к Ерофею Хабарову, угадывал, о чём тот думает, догадывался о его сомнениях и в конце концов предложил:

   — Не желаешь ли плыть с моим караваном?

   — А какова плата за проезд?

   — Станешь помогать моим людям. Перетаскивать дощаники на волоках, браться за вёсла, перетаскивать груз вручную, коли судно село на мель. Твой труд — твоя плата за проезд. А достигнем Мангазеи — шагай на все четыре стороны. Станешь вольной птицей.

Ерофей Павлович согласился с предложением Герасима Югова, владельца трёх дощаников.

Сперва шли Двиной вниз по течению. Потом вошли в Вычегду. Пришлось взяться за вёсла и подыматься вверх по этой реке. Большую остановку сделали у Соли Вычегодской, где находились палаты Строганова, первого богатея Русского Севера. Этой семье принадлежали огромные лесные и земельные угодья, соляные варницы, широкая торговля на Русском Севере и в Сибири. Строгановы пользовались покровительством царского двора и были освобождены от всяких торговых пошлин.

О щедрости и хлебосольстве Строгановых ходили легенды. Обычно эту щедрость и хлебосольство испытывали на себе государевы люди, отправлявшиеся на сибирскую службу.

Герасим решил нанести визит старому Строганову, главе его семейства, но подумал, что являться одному к такой высокой особе не пристало и взял с собой Ерофея Хабарова, прихватив и помощника из своих людей. Когда подошли к огромным строгановским палатам, Герасим заметил:

   — Зело роскошная хоромина, что скажешь, Ерофей?

   — С размахом построена, — отозвался Хабаров.

Старый Строганов встретил гостей в домашнем измазанном халате, неопрятный, непричёсанный, недружелюбно сверлил посетителей тяжёлым взглядом.

   — Чего нужно, мужики?

   — Справляется о твоём здоровье батюшка мой, — сказал Югов, — наказал поклониться тебе и привет передать.

   — Кто такой твой батюшка? Что-то запамятовал.

   — Юговы мы. Батюшка лодейный двор держит. Наши струги, дощаники по всем северным рекам плавают.

   — Ах, этот Югов. Теперь припоминаю. Вы все сыновья его, что ли?

   — Только я его сын, — уточнил Герасим.

   — Ну, ну... — неопределённо протянул Строганов. — И куда путь держите?

   — В Мангазею.

   — Я тоже своих людей туда посылаю. Что-то я притомился. Пойду-ка прилягу.

На этом беседа со старым Строгановым закончилась. Не пригласил сесть за стол, не угостил. Это как-то не вязалось с рассказами о строгановском гостеприимстве и хлебосольстве. Возможно, старик был сегодня не в духе или ему нездоровилось.

   — Стоит ли, Герасим, впредь переступать порог этого дома? — спросил Хабаров, когда они покинули негостеприимные палаты. — Ишь, как нелюбезно нас принял, даже сесть не пригласил.

   — Что поделаешь? На то он и Строганов, один из самых богатых людей на Руси, — ответил Югов. — Такому многое позволено. Человек он с причудами, но и огромным влиянием. Ссора с ним может дорого обойтись. Очень дорого. Учти это.

Ерофей Павлович ничего не ответил на это, однако стал думать о старом Строганове с неприязнью.

Из Вычегды вышли в её левый приток Сысолу. Поднялись по этой реке до Кайгородка. Идти на вёслах с тяжёлым грузом было затруднительно. Да и река была неглубока. Несколько раз дощаники садились на мель, великих трудов стоило снять их с мели.

В Кайгородке сделали остановку. Устраняли течь в одном из дощаников. Собирались уже тронуться в дальнейший путь, как выяснилось одно досадное обстоятельство. Из ватаги Герасима Югова сбежал один из покручеников. Пока караван стоял в Кайгородке, этот человек встретил в соседнем селении вдову-зырянку и напросился к ней в примаки. Узнав о бегстве новоявленного примака, Герасим разразился непотребной бранью, но, поостыв, стал действовать. Отыскал в Кайгородке нестарого ещё мужика, выразившего готовность стать членом ватаги.

Из Кайгородка можно было попасть в верхнюю Каму, преодолевая непродолжительный волок. На топких местах была проложена бревенчатая гать. Окрестные деревни, расположенные вокруг Кайгородка, облагались извозной повинностью. Груз с дощаников перегружали на телеги и доставляли к камскому берегу, а пустые дощаники волокли вручную по земле и по гати.