Образцово-показательный (СИ) - "лейтенант Кеттч." - Страница 1

========== Часть 1. Образцово-показательный… гей! ==========

С чем ассоциируется у вас «образцово-показательный»? У меня почему-то с оркестром. Только не спрашивайте, почему. Видимо, стереотип. А поисковик и впрямь выдаёт «образцово-показательный оркестр МВД республики Беларусь». А вот я однажды стал образцово-показательным… геем. Причём, не сам стал. Меня назначили.

В общем, потребовался нашей конторе образцово-показательный гей. Чтобы выглядеть получше в глазах «зарубежных партнёров». И назначили на роль гея меня. Вернее, не назначили, я геем и был. Не афишировал этого, но и не скрывал. Когда-то счёл, что попереть меня с должности за голубизну едва ли попрут, а вот наших охотниц за своей тушкой и деньгами я таким образом отважу, чем облегчу себе жизнь.

Так всё и было. До того дня, когда начальство мне объявило, что на приём, на котором я намеревался лишь засветиться и максимально быстро свинтить, мне надлежит явиться с «бойфрендом или как их там у вас называют» и произвести наиболее благоприятное впечатление, доказав, что страна у нас цивилизованная, контора наша европеизирована, толерантна, и с ней можно вести дела.

Сначала я обалдел. Потом возмутился. Затем принялся отнекиваться. Но мне быстро и доходчиво разъяснили, что наша богоспасаемая контора хочет заключить контракт века с одной немецкой фирмой, что сюда к нам прибудет её представитель герр Михаэль Матиас Фербер, открытый гей, и моя задача — помочь родной конторе, представив её в наивыгоднейшем свете.

Тупик. Портить отношения с начальством — себе дороже. Предъявить бойфренда — невозможно. Бойфренда, как такового, у меня никогда и не было. Имелся мальчик для траха, парень, где-то с год назад начавший всячески клеиться ко мне в клубе, куда я явился поздно вечером с работы в костюме, в белоснежной рубашке и при галстуке. Времени в последние годы у меня не было ни на что, а вызывать за деньги мальчиков на дом мне претило. Так что я согласился, сразу дав понять вихляво-назойливому, достаточно смазливому, но неплохо подмахивавшему в койке Виталику, что ничего, кроме траха, получить от меня ему не светит.

Я прекрасно понимал, что Виталик рассчитывает на большее, чем регулярные потрахушки и периодические подарки, но представить его рядом на постоянной основе я не мог. Пользовался ли я им? Да. Но он был сразу о том предупреждён, да и мной, как ни крути, он пользовался в равной степени, порой появляясь у меня на пороге посреди ночи без приглашения. Больше года ради траха по первому же требованию я терпел и Виталика, и его закидоны. После очередной его жалобы, читай — истерики, что я скучный жмот, на которого он растрачивает лучшие годы жизни, Виталик развернулся, натянул чудовищной расцветочки свитерок и, демонстративно покачивая бёдрами, направился к двери, коей, выйдя, и грохнул о косяк.

Скажу честно, я в тот момент с облегчением выдохнул, так как уже давно не мог придумать, как бы повежливее выпроводить настырного Виталика, к которому я ничего и никогда не испытывал, которого сразу предупредил, который… если уж на то пошло, сам ко мне и клеился. Я, не мешкая и невзирая на поздний час, позвонил в курьерскую службу, услугами которой частенько пользовался по работе, свалил немногочисленные вещички Виталика и столь обожаемые им жутких расцветок «клёвенькие сувенирчики», которые он иногда, незнамо зачем, притаскивал с собой, в коробку и вручил её обалдевшему курьеру. В придачу к коробке тот получил бумажку с адресом и пять тысяч сверху.

При виде купюры глаза у курьера полезли на лоб, но я разъяснил, что это компенсация за поздний вызов, за вес коробки (раньше вызываемые мной курьеры возили лишь конверты с документами) и за возможную необходимость приехать к адресату завтра в случае его отсутствия дома сегодня. Парень в униформе, рассыпаясь в благодарностях, исчез за сдвинувшимися створками лифта. А вот мне стало особо погано. Деньги я ему сунул, чтобы хоть как-то скомпенсировать истерику, которую неминуемо обрушит на него распсиховавшийся Виталик.

Скажу честно, мне было препогано. Тридцать семь лет — вроде, и до кризиса среднего возраста ещё не дорос, а почему-то мерзко на душе и пусто. Я задумался. Что у меня есть? Работа, работа и, будь она трижды проклята, снова работа. А ведь когда-то я был уверен, что чем выше я смогу подняться, тем свободнее стану… А вот нифига…

И ещё этот приём с герром Фербером… Образцово-показательный, мать вашу, гей…

Я позвонил Роберту Игнатьевичу Валяеву, нашему почти самому главному начальнику, и, сообщив, что на приём не приду, отключил телефон.

Чтобы мне не стало совсем уж худо, я решил вспомнить молодость и закатиться в клуб.

***

У барной стойки сидел совсем молоденький парнишка: худоба, собранные в хвост каштановые волосы, какие-то фенечки и ремешки на руках, бледно-голубая, почти белая футболка с разрезами, драные джинсы, ботинки на рифлёной подошве, короткая кожаная куртка. А ещё длинные ресницы, хоть спички на них укладывай. И пальцы, с какой-то особой грацией поглаживавшие стекло стакана.

Сам не знаю, зачем, но я подсел к нему.

Парни в подобном прикиде меня никогда не привлекали, но движения длинных пальцев меня заворожили.

В этот раз я был в джинсах и рубашке, а не в деловом костюме, так что вероятность того, что этот парень окажется вторым Виталиком, была, как я посчитал, невелика.

Подсев к обладателю фенечек и ремешков, я принялся его разглядывать. В полутьме зала рассмотреть что-то было не так уж и просто, но приглядевшись, я понял, что немного ошибся. Парень был, конечно, моложе меня, но одёжка хоть и выглядела старьём и рваньём, таковой не была и стоила достаточно дорого.

Парень явно накидался и был уже хорош, что мне было только на руку.

— Ну что? Ко мне? — предложил ему я.

— Весь мир — дерьмо, — глубокомысленно заключил парень и, опрокинув в себя содержимое стакана, добавил: — Едем!

***

Загружая в машину не особо трезвую тушку, я подумал, что на образцово-показательного гея я всё-таки не тяну.

========== Часть 2. Давши слово — держись! ==========

Когда мы поднимались ко мне на десятый этаж, было весело. Хотя это смотря с какой стороны посмотреть. Я был, можно сказать, трезв как стёклышко. Почти трезв. Мой спутник нёс какую-то философскую чушь.

Из лифта мы выпали, хохоча и лапая друг друга. Оказавшись в квартире, обладатель фенечек и ремешков изрёк:

— Стой здесь.

После чего принялся устраивать импровизированный стриптиз. И надо сказать, что получилось у него очень даже ничего.

Ботинки полетели в разные стороны, и носки, и куртка. С вытянутым из шлёвок ремнём парень даже проделал какие-то па.

Едва он взялся за пуговицу джинсов, кто-то, игнорируя звонок, принялся колотить в дверь.

Парень застыл. Мы с ним переглянулись.

— Ты ждёшь гостей? — чуть покачиваясь, глядя на меня сквозь лохмы, выбившиеся из хвоста и занавесившие глаза, поинтересовался он.

— Нет.

Стук становился всё настойчивее. Я вздохнул. Дом, в который я въехал, был отстроен совсем недавно. И хотя квартира была мною куплена (куплена совсем, а не через ипотеку), в договоре продажи имелся пунктик о том, что по решению общего собрания жильцов, та квартира, жильцы которой не соблюдают правил (а к договору был приложен длиннющий список, чего нельзя, но я помнил лишь что-то про соблюдение тишины в ночное время и запрет на парковку на газоне), может быть принудительно выкуплена и перепродана. Уж не знаю, законно ли подобное, но час был поздний, и стук мог кому-то реально помешать. В общем, я поспешил к двери.

За ней оказался, ну надо же, сам Роберт Игнатьевич Валяев, начальник моего непосредственного начальника.

То ли я был всё-таки сильно пьян, то ли господин Валяев очень хотел поговорить со мной с глазу на глаз, а темка-то и впрямь была более чем щекотливой, но он легонько затолкнул меня, вышедшего к нему на лестничную площадку, обратно в квартиру. Винить в этом, видимо, следовало моего соседа напротив, пьяно похохатывавшего и явно не в одиночку собиравшегося выходить из лифта.