Пари (СИ) - "лейтенант Кеттч." - Страница 4

— Перебирайся, — услышал я, и меня не особенно вежливо перекатили на синий холодный дермантин. — Сейчас полегче станет.

Мне на лопатки легли сильные ладони. Надавили. Распластали меня по мату и пошли по спине. Чёрт… Хорошо-то как… Я снова закрыл глаза. Прикосновения лечили. Убаюкивали…

Но кайф был быстро сломан. В коридоре послышались голоса, грохнула дверь, и уже знакомый голос заржал:

— Ути-пуси какие нежности! — это был Богдан.

— Иди в пень, — не поднимая головы, отозвался я. Это было самое литературное из того, что лезло в голову. Выразиться откровеннее, то есть, с потугой на многоэтажность мне не позволили опасения, что малолетнее хамло взрослые дяди к себе не возьмут. Но чтоб позлить и оставить плацдарм за собой, я добавил: — Завидуешь? Завидуй молча. И попроси Альбертика помять тебе спинку.

Теперь заржал уже Альберт.

— Продолжай, пожалуйста, — это я обратился к Лёше-Ёжику.

Заржали все.

— Массажный салон закрыт, — объявил Ёж и слез с моих ног, на которых сидел верхом. — По-быстрому разминаемся и продолжаем.

Я вздохнул и начал вставать. И чуть не плюхнулся обратно на мат. Буйная кучерявая бородища Богдана была превращена в нечто, напоминающее гибрид бороды с усами, а-ля киношный Эркюль Пуаро или мультяшный дрессировщик. Бр-р-р!

***

Вечером нас повезли в магазин. Там уже суетилась вездесущая Ксюша-мастер на все руки и, судя по всему, ещё и костюмер в одном флаконе. Нам была отобрана устрашающего вида куча шмотья, которое пришлось перемерить. Я, прикалываясь, даже походил походкой «от бедра», вихляя задницей. Чего я никак не ожидал, так это реакции присутствовавших в магазине дам и подзатыльника от Ежа. Ксюша куда-то умчалась с пакетами выбранной для нас одёжки, а нам были выданы визитки какого-то магазина с наказом ехать туда незамедлительно, купить в двух экземплярах обувь по списку (да-да, список нам выдали тоже) и получить у продавца товарный чек для компенсации затраченных средств.

В дверях меня удержал Ёж.

— Деньги-то есть? — спросил он.

— Плохо у тебя поставлена разведка, — усмехнулся я, имея в виду, что при оформлении на работу я дал Ксюше номер своей карты, и подразумевая, что раз у человека имеется банковская карта, то и какие-то деньги на ней должны быть. Про то, что карту мне оформил папа, и что у него есть доступ к информации по ней, я тогда совершенно не подумал.

На третий день я снова не пошёл в школу. В ДК после нескольких часов репетиций Ёж повёл нас в зал, в котором принялся объяснять тонкости, связанные в раскладкой номеров по сцене. Он называл это смешным словом «разводка». Потом нам втроём было велено повторить всё, что мы выучили. В зрительном зале погас свет. Ёж включил один-единственный прожектор, бивший адски белым светом сбоку и попросту слепивший глаза. Не знаю, как смотрелись Альберт с Богданом, но я, как мне показалось, ошибся везде, где только было можно, и даже там, где нельзя. Ближе к вечеру нас отпустили.

Мне оставалось лишь поставить родителей перед фактом, что я внезапно уезжаю на… На сборы.

А ещё уже почти в полночь я явился своему тренеру под дверь и, глядя в пол, не смея поднять глаз, рассказал всё, сказал, что уезжаю на три недели. Сказал, что золотая олимпийская медаль одна, и что нужно знать, когда в безумной гонке за ней следует отходить в сторону. Сказал, что если ничего не сложится, я, возможно, вернусь.

Тренер меня выслушал, кивнул и молча обнял. А ещё пожелал удачи.

Теперь я точно знал, что вступаю в новую жизнь. Вот только было немного обидно, что тренер так запросто отпустил, и что родители мне сразу и безоговорочно поверили.

========== Часть 4. Первый раз ==========

Через три недели я вернулся домой совсем другим человеком. Вернулся подкованным в самых неожиданных областях. Многое в новой жизни вызывало вопросы и озадачивало. Коллеги по танцевальному коллективу порекомендовали мне срочно поместить в соцсетях фото с девушкой. Причём, фотку пооткровеннее. Это мотивировали необходимостью защиты тайны личной жизни от фанаток. «Какие фанатки? — думал тогда я. — Где я, а где они? Да и по чему им тут фанатеть?» Как вскоре выяснилось, мало же я знал тогда о фанатках. И как они исхитрились отыскать меня в соцсетях, учитывая мои самые обыкновенные имя с фамилией? Дмитриев Сергеевых — пруд пруди. Я лично проверил. В Контакте их оказалось больше четырнадцати тысяч. В России — больше десяти. В Санкт-Петербурге — больше тысячи. Правда, подходящего возраста всего пятьдесят пять человек, но неужели кому-то не лень искать? Пока мы переезжали из города в город, мысли мои были заняты отнюдь не соцсетями. Мысль была одна: спать! Да и сотовый в одном из первых городов я исхитрился потерять вместе со всеми паролями и номерами телефонов. Слава богу, родители у меня люди адекватные и не параноики. В ближайшем после потери телефона городе я купил новый аппарат, местную СИМку, позвонил отцу и рассказал про потерю. Тот назвал меня бестолочью, немного пожурил, но, судя по всему, не стал проверять, какому региону принадлежит новый номер. По возвращении домой я обнаружил в сети кучу сообщений от чисто нейтральных с пожеланиями успехов и благодарностями до явно странных и просто неадекватных. Но обо всём по порядку.

В Пулково нас ждала вездесущая Ксюша. Ждала с носильщиком и клетчатым мешком купленных вчера и, как нам объяснили, подогнанных за ночь под наши размеры шмоток. Места в самолёте у нас оказались в разных концах салона. Так что даже не могу сказать, хорошо было, что у меня не имелось возможности переговорить с Альбертом и Богданом, или нет.

По прилёту нас встретило такси. Я был уверен, что нас привезут в гостиницу и покормят. Да-да, не забывайте про растущий и требующий пищи организм. Но нас привезли к какому-то подобию ДК, неуловимо напоминавшему тот, в котором нас три дня дрючил Ёж.

Нас встретил Борисович, опять ставший похожим на самого обыкновенного мужичка, и отвёл нас в самую настоящую театральную гримёрку с нестерпимо-белыми лампочками по периметру зеркал. При виде Богдановской бороды а-ля Пуаро он хмыкнул, но ничего не сказал. Нам в приказном порядке было велено переодеваться и идти на сцену. Репетировать. Что было, в общем и целом, логично, учитывая, что трёх дней и Ёжика, изображавшего собой сразу восемь человек, было явно мало.

Когда я робко вякнул про еду, мне было сказано, что за три часа до выхода на сцену есть нельзя вовсе, чтобы живот не торчал. Я сглотнул слюну и заткнулся. Но ненадолго.

На сцене нас уже ждали. Не считая Борисовича, там сидело, стояло и лежало пять человек. Да, я видел их в записи в ноуте у Ежа, но те, кто на видео казались единым слаженным синхронно работающим организмом, здесь выглядели натуральной сборной солянкой. Разномастные футболки и штаны, балетки, тапочки и кроссовки, бандана с черепами, разностильные причёски. Кто-то выше, кто-то ниже, но всё равно все выше меня. Возраст — на вид от двадцати до тридцатника. Причём, последние явно превалируют. И тут я. В их компанию, мля…

Как я уже сказал, молчал я недолго.

— А почему в костюме только мы?

— Потому, что ты его в первый раз сегодня видишь, — прилетел мне подзатыльник от крупноватого, несколько отяжелевшего мужичка, возможно, когда-то и бывшего стройным лебедем.

— Так-так! Ребята, не ссорьтесь! — это был Борисович. — Знакомиться будем сегодня вечером после выступления, а сейчас — работаем. Новенькие, внимание! Сейчас прогоним финал, потом — остальное.

Финал? Какой-такой финал? У Ежа никакого финала не было! Но в третий раз вякнуть я не успел.

В ответ на наши изумлённые взгляды Борисович пояснил:

— Выходим. Делаем пам, пам, пам, пам. Потом — сюда. Потом — вот так. А потом — пам, пам. Руку — сюда. Головой — вот так. Ну, а дальше — у каждого свой кусок. Чтоб новички финал не слили, сначала — ты, — и Борисович ткнул пальцем в кого-то из старичков, — потом — Дима-Альберт-Богдан, — нас назвали троих оптом, как некое триединство из Ленина, Маркса и Энгельса, — и остальные. У каждого — короткое соло. Пока ставят музыку, показывайте, свои фишечки, ребята.