Рукопожатия границ
(Сборник рассказов) - Цыбульский Евгений "Составитель" - Страница 48

Теперь он свободен. Он растирает затекшие руки, шевелит замерзшими пальцами, развязывает себе ноги, вытягивает их, улыбаясь про себя. Ему повезло. Он напал на глупого пограничника. Они обычно упрямы, но мало интеллигентны. Не в первый раз он обманывает их. Но на этот раз партия была разыграна действительно мастерски. Он превзошел самого себя.

Уже спустя минуту после падения с горы он сумел навязать ему равную игру. А этот болван дал ему водки, накормил и обогрел. Разумеется, он делал это не из жалости к нему. Он преследовал свои цели. Неважно, каковы они были, но на сей раз он поступил глупо. Белый лыжник смотрит на нож, лежащий по ту сторону костра на солдатском котелке.

Он осторожно берет его, вскакивает и молниеносно наносит удар.

Но происходит удивительная вещь: он слышит хохот пограничника. Митренга отпрянул в сторону и схватил его за руку: нож лишь слегка пробил свитер, повредил пограничнику только верхний слой кожи.

Я был два года судебным экспертом и могу с полной уверенностью констатировать: ножевая царапина от смягченного удара. Значит, Митренга знал, нападение не было для него неожиданностью. Он не спал. Он все видел. Он должен был видеть. Так почему же он до этого допустил? Чего он ждал? Зачем рисковал?

Начинается схватка в темноте и пурге. Двое людей катаются по снегу. Несколько раз перекатываются через костер. Достигают края площадки. Свисают головами вниз. Наконец Митренге удается сжать пальцы на горле Белого лыжника. У того глаза вылезают из орбит. Од отчаянно хватается за маленькие пальцы пограничника и выламывает их. Митренга не выдерживает боли и вынужден освободить шею нарушителя. Белый лыжник резко выбрасывает ноги и изо всей силы отталкивает врага. Митренга падает на снег. Но и его противнику слишком дорого обходится этот толчок. Он не рассчитал силу отдачи и скатился с края обрыва вниз.

Он тотчас попытался встать, но страшная боль в колене свалила его обратно на снег. Он тяжело дышит, чувствует, что погибает. Ему уже не хватает сил для схватки. Каждую минуту Митренга может настигнуть его. И что тогда? На этот раз он не будет с ним церемониться. Застрелит либо столкнет в пропасть. Сделает все что захочет. И нарушитель с тревогой ожидает Митренгу.

Но минуты бегут, а Митренга не появляется. Нарушитель видит, что наверху снова вспыхивает костер. Видимо, противник решил согреться и подкрепиться, прежде чем начать поиск.

Итак, еще есть время… еще есть время…

Взволнованный Белый лыжник собирает остатки сил. Он передвигается на руках. От каждого движения почти теряет сознание. Руки деревенеют. Боль в колене становится невыносимой. Но страх сильнее… И Белый лыжник ползет в темноте на ощупь, волоча за собой неподвижную ногу. Только бы подальше, подальше отсюда.

Он то и дело оборачивается, но погоня не появляется.

Только там, наверху, по-прежнему поблескивает огонь. Значит, Митренга не спешит. Неужели он догадывается? Да нет, он просто знает, что и без этой боли в колене нарушителю уже не скрыться. Ему не хватит сил. Он выжат до предела. Впрочем, он не имеет даже понятия, где он находится. Он уже давно потерял ориентацию.

А может быть, Митренга и не собирается его искать… И вдруг Белый лыжник ловит себя на мысли, что где-то подсознательно он ждет Митренгу. Он хочет, чтобы тот пришел, чтобы освободил его от бесплодной муки бегства, от жестокой необходимости ползти по снегу. Силы покидают его. Он ложится на снег и тяжело дышит.

Стрелки часов, которые чудом уцелели, показывали двадцать один час. Впереди целых десять часов темноты и мучений! А Митренга не приходит. Не ищет его. Не хочет искать. Что за унижение?!

Белый лыжник презирает себя. Он знает, что от былого героя не осталось и следа. Но он уже не может думать ни о чем другом. Его мысли, словно безвольная ночная бабочка, кружатся вокруг костра. Все его желания сводятся теперь к одному: быть там, хотя бы издалека почувствовать тепло пламени и вкус твердого сухаря.

И вдруг он замечает, что ползет к огню. Он понимает, что это подло, но ползет все быстрее, забывая о боли и страхе. Только в нескольких метрах от костра, увидев тень Митренги, он приходит в себя и вздрагивает. Некоторое время он еще борется с собой, ползая вокруг костра. Но инстинкт побеждает.

В полубессознательном состоянии он подползает наконец к Митренге. Так закончилась схватка между этими людьми. Потом была уже только борьба с метелью, снегом и ветром, борьба за то, чтобы остаться в живых. Каким чудом эти люди выдержали страшную ночь у погасшего костра, останется тайной Митренги.

Факт тот, что они дождались утра. Вот тогда и началась последняя глава этой невероятной истории.

Митренга взвалил ослабевшего врага на спину и двинулся к перевалу. Семь часов он шел шаг за шагом по обледеневшему снегу сквозь мороз и пургу, пока мы не пришли ему на помощь.

Чем дольше я думал об этой истории, тем больше находил в ней неясных и странных моментов.

Вся эта история, эта поразительная погоня, эти сцены у костра напоминали мне какую-то игру с дьяволом. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы подумал: ищет приключений. Но Митренга? Вы скажете — героизм? Вероятно. Но ведь существует так много разновидностей героизма. Само слово еще ни о чем не говорит. Главное заключается в том: зачем это делается?

Меня мучило загадочное молчание Митренги. Почему он отказывается говорить? Неужели есть еще какие-то факты, о которых я не знаю? А может быть, моя гипотеза ошибочна?

Мне захотелось проверить ее. Я решился на рискованный шаг. Я рассказал всю историю, как она рисовалась в моем воображении, Митренге.

Однако если я думал таким образом спровоцировать его и развязать ему язык, то я позорно просчитался. Он только смутился, словно испугавшись, и еще больше замкнулся в себе. Он вообще не хотел разговаривать на эту тему.

Лишь давая показания в штабе бригады, он подтвердил мою версию событий. Все произошло почти так, как я себе представлял.

Однако Митренга по-прежнему молчал о причинах своего странного поведения. Товарищам из командования достаточно было фактов, мне нет. Я решил разобраться до конца.

В связи с награждением Митренги в офицерской столовой состоялось небольшое торжество. Майор Тоньчик, наш начальник отдела кадров, рассказал еще об одной неизвестной мне странности Митренги.

Оказалось, что Митренга каждый год хлопотал перед начальством о переводе его на границу. Он забросал штаб заявлениями и рапортами. Однако не сумел привести достаточно убедительных аргументов, и ему отказывали. В каждом заявлении он писал одну и ту же фразу: «Хочу бить фашистских агентов».

— Видите ли, — признался майор несколько смущенно. — Как вам сказать… Мы не принимали этого объяснения Митренги серьезно, считали обыкновенной фразой. Настойчивость, с которой он повторял в каждом заявлении эту фразу, приводила нас скорее в замешательство. Настойчивое подчеркивание своей идейности звучало как-то декларативно и неискренне. Мы считали, что он пытается намекнуть нам насчет своего повышения по службе… Вы знаете, он недоучка. Офицерскую школу окончил кое-как. Каждый год мы хотели его демобилизовать. Мы даже подобрали ему подходящую работу на гражданке. Но он не хотел и слышать о демобилизации. Писал протесты и жалобы в министерство, в ЦК партии. Ну, так все и тянулось… Бить фашистских агентов, — тихо повторил майор. — Видите ли, иногда это все же не фраза. Об этом свидетельствует его подвиг.

Неделю спустя меня вызвал к себе полковник.

— Как обстоит дело со здоровьем Митренги? — спросил он меня.

— В порядке, — ответил я удивленно.

— Я так и предполагал, — проворчал он и забарабанил пальцами по письменному столу, затем обратился ко мне: — Знаете… Митренга уходит из погранвойск. Мы хотели назначить его начальником погранзаставы, а он, представьте, подал рапорт о демобилизации.

Я слушал его как наэлектризованный.

— Разве так поступают настоящие солдаты? — В словах полковника звучала горечь. — Я тщательно изучил этот вопрос. Там, в горах, он сводил свои личные счеты, — полковник грустно улыбнулся. — Были ли вы когда-нибудь в Свентокшиеских горах? — вдруг спросил он меня и, не дожидаясь ответа, заговорил: — Есть там, как вы знаете, заповедник. В тысяча девятьсот тридцать шестом году туда назначили молодого лесничего по фамилии Митренга. Его перевели туда за то, что он недостаточно активно боролся с расхитителями леса. В заповеднике у него была более легкая задача. Он кормил оленей, выпускал из капканов зайцев и лис. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году всех лесничих обязали научиться кататься на лыжах в горах и в лесу. Кто не научится этому, потеряет должность. Митренга научился.