Рукопожатия границ
(Сборник рассказов) - Цыбульский Евгений "Составитель" - Страница 36

Только случайность спасла меня от неминуемой гибели. Удар довольно увесистого камня по голове не только оглушил меня, но и сбил с ног: с высоты нескольких метров скатился я к подножию скалы. Как долго пролежал там, не помню. Когда же наконец очнулся, почувствовал сильную головную боль. Приложил руку ко лбу, вижу — кровь! Пытаюсь вспомнить, каким образом очутился здесь. И когда вспомнил, чуть не взвыл от обиды.

А камни по-прежнему продолжали лететь вниз. Я находился словно под артиллерийским обстрелом, длившимся еще не менее пяти минут. Бандит, вероятно, решил окончательно увериться в моей гибели: разбиваясь на мелкие кусочки, пролетел и последний камень. Затем установилась зловещая тишина. Но я и не помышлял выбираться из «укрытия»: там, наверху, он, наверное, только и ждет этой минуты, чтобы снова продолжить «обстрел». Только после того как до меня дошло эхо шагов продолжающего восхождение на скалу «лесоруба», решился я расстаться с «укрытием».

Да и нелегко мне будет выбраться отсюда, если в голове шумит, в ушах звенит, а перед глазами — звезды и красные круги. Снова протянул я руку ко лбу. Ладонь сразу же покрылась кровью, словно окунул ее в ведро с красной краской. Страшно стало, не скрою. Однако взял я себя в руки и снова начал взбираться на каменную стену.

Преступник обогнал теперь меня намного. Хотя я и старался изо всех сил как можно скорее продвигаться вперед, но осуществить это было нелегко: голова кружилась, перехватывало дыхание от усталости. В некоторых местах мне приходилось карабкаться даже на четвереньках. Я не прошел еще и половины пути, а «лесоруб» уже был наверху.

«Когда я достигну вершины, — соображал я, — он будет не менее как за полкилометра от меня. С такого расстояния едва ли можно будет различить даже белеющее топорище так и оставшегося у него за поясом топора».

Но мне суждено было увидеть совсем иную картину: он стоял с поднятыми кверху руками в пятидесяти метрах от меня, а вокруг него — мои товарищи-пограничники.

Выглядел я, очевидно, ужасно: друзья перепугались, когда я приблизился.

Капрал Климек подбежал ко мне, стал интересоваться, куда я ранен. А я никак не могу понять, о чем он меня спрашивает. Окончательно понял вопрос капрала лишь тогда, когда заметил в его руках индивидуальный пакет, который он поспешно разрывал.

— Ничего страшного, — стараюсь успокоить я капрала. — Главное, беглец в наших руках. Второго внизу охраняет Стефек.

Несмотря на мои протесты, капрал все же обмотал мне почти полголовы бинтом. Потемнело у меня в глазах. Усилился звон в ушах. Свой собственный голос еле различаю, словно раздается он не рядом со мною, а за дощатой перегородкой.

— Обыскали его? — спрашиваю.

— Самым тщательнейшим образом, — отвечает капрал. — Представь себе, ничего не нашли. Или и в самом деле у него нет ничего, или же он запрятал то, что у него есть, так, что не скоро найдешь.

Подошли мы к задержанному. Тот держит себя так, будто не замечает меня. Не меняя выражения лица, продолжает смотреть вниз. Присматриваюсь к нему повнимательнее. Как не похож он в эту минуту на того добродушного лесоруба, с которым всего около часа назад я вел разговор на лесной опушке!

Пограничники хотели уже отправляться на заставу, когда я вдруг вспомнил:

— Вы забрали у него топор?

— Топор? — удивился капрал. — Никакого топора у него не было!

— Как это не было?! — протестую я. — Он до последней минуты не расставался с ним. Я хорошо запомнил. Он держал его за поясом.

— Возможно, он выбросил его?

— Значит, надо искать. Вы постойте здесь, а я пройдусь по его следам до обрыва, — предлагаю я.

— Хорошо, — соглашается капрал Климек. — Только искать топор пойдем я и Гловацкий. Ты же — охраняй его.

Нашли они топор недалеко от обрыва Он лежал в стороне от следов «лесоруба» на расстоянии нескольких шагов.

— Когда увидел нас, — говорит капрал, — тогда, наверное, и выбросил. Только зачем он это сделал? Ведь ничего особенного в нем нет. Топор как топор. На, посмотри.

Взял я топор в руки. Как и предполагал, был он новый. Начинаю тщательно осматривать его. Сразу же обнаруживаю, что держится он на топорище слабо. Достаточно таким топором замахнуться несколько раз, как он слетит. Деревянный клин, вбиваемый для упрочения насадки топора, не продолговатый, а округлой формы, плотно и ровно прилегает к топорищу. Сразу мне стало ясно, что клин этот выполняет не свою прямую, а какую-то другую функцию. Пробую вытащить его, но он не поддается. Догадываюсь, что надо сбить сначала сам топор с топорища. С помощью камня быстро справляюсь с этой задачей. Теперь с помощью ножика без всяких затруднений вынимаю клин, который оказывается самой обыкновенной деревянной пробкой. Внутри топорища виднеется отверстие. Запускаю туда два пальца и вытаскиваю какие-то бумаги…

— Ловко придумано, правда? — обращается к нам сержант. — Оказывается, топор служил одновременно средством маскировки для «лесоруба» и тайником для шпионских сведений.

За окном спускались вечерние сумерки.

— Вот вам и наглядный пример к сегодняшнему занятию. Видите, насколько важна наблюдательность в нашем деле.

Сержант встал, провел рукой по лбу, обезображенному большим синеватым шрамом, и рассмеялся.

Никогда не забуду этого наглядного примера. Простой рассказ сержанта дополняло воображение. Как живая, предстала передо мною граница: грозная, полная тайн и загадок.

Мария Майерова

ВОЛШЕБНЫЙ КУВШИН

Сразу видно, что они едут в Прагу. Им повезло — едут вдвоем. Они дружат, хоть характеры у них разные.

Что же они будут делать в Праге? Это военная тайна. Можно только сказать, что едут они по служебным делам. Впрочем, эти дела нас не интересуют.

Вот они выходят из леса. Зрачки глаз суживаются от яркого утреннего света, льющегося с просторного неба, на котором беспрепятственно развернулся веер солнечных лучей.

У пограничника Мартина Туречека, статного, худощавого молодца, радужная оболочка заискрилась золотисто-коричневыми брызгами, как хорошо отшлифованный драгоценный камень. Пронзительный взгляд заскользил с предмета на предмет, видя и подмечая то, что другие не воспринимают, даже когда смотрят в упор.

И эта живость взгляда, и волнистые каштановые волосы, и упругий шаг придают его фигуре в безупречно сидящем обмундировании какую-то изысканную щеголеватость.

Я не хочу сказать, что его друг не щеголеват. Однако Йозеф Дудаш ростом пониже, а на короткой шее гордо, но как-то тяжеловато сидит почти квадратная голова. На мир Йозеф смотрит дымчато-серыми глазами. Волос из-под фуражки почти не видно, настолько тщательно они подстрижены на затылке. Йозефу недостает стройности, и, несмотря на все старания, он никак не может добиться, чтобы форма сидела на нем как влитая: тут и там по ней пробегают морщинки. Йозеф очень требователен к себе, и мы увидим, что именно требовательность — лучшая черта его характера. Но в общем светлые брови и ресницы Йозефа невыразительны, глаза и лицо словно затянуты тонюсенькой паутинкой.

Пограничники откомандированы на двое суток. Они рады этому, чувства их так едины, что вначале и говорить им, казалось, не о чем. Впрочем, радость поездки в Прагу уже пережита ими на заставе, где она была встречена бесчисленными восклицаниями и шутками товарищей и командиров.

Итак, Мартин Туречек будто невзначай поглядывал на дорогу, что вела к вокзалу и частенько служила исходным пунктом для дозоров. Он внимательно, но как бы мимоходом прощупывал взглядом все, что попадало в поле его зрения. В конце концов Мартин не выдержал молчания, сказал:

— Значит, посмотрим на кое-что другое, не только на ели, мох и нарушителей…