Рукопожатия границ
(Сборник рассказов) - Цыбульский Евгений "Составитель" - Страница 28

— Нарушители! — хрипло крикнул Костя и стащил с плеча автомат.

Нарушители метнулись в одну сторону, в другую, стена света неотступно двигалась за ними.

— Сбрасывай лыжи! За мной! — крикнул Хлопотов и пошел в снегу по пояс, слыша, как за спиной тяжело сопит Молчанов.

Внезапно наступила полная тьма. Прожектор погас. Как выяснилось позже, пришлось менять угли: один не выдержал жара и раскололся.

— Ну что у них там?.. — простонал Молчанов.

Хлопотов вынул компас и долго не мог различить светящиеся знаки на лимбе. Когда глаза привыкли к темноте, он засек направление на нарушителей и прибавил шагу. Он знал, что нарушители ушли сейчас с того места, где были, но важно выйти на их след. О перехвате в такую темень нечего и думать, оставалось одно: преследовать. Когда глаза полностью привыкли к темноте, впереди стало видно белую равнину.

Пот застилал глаза. Хлопотов, не выпуская из рук автомата, стряхнул с себя куртку и бросил ее в снег. Черт с ней, на обратном пути подберут.

Костя оглянулся. Молчанов спешил за ним, стаскивая с себя на ходу куртку. Сейчас он походил на большую подбитую птицу, судорожно машущую раненым крылом.

По расчетам Кости Хлопотова, они с Молчановым были близко от места, где обнаружили нарушителей. Надо не прозевать следы.

Вдруг оба присели и зажмурились. Снег, воздух, небо ослепительно вспыхнули. Пограничники оказались в бесконечном белом коридоре, одним концом уходившем за горизонт, а на другом конце мерцала ослепительная точка. Казалось, она была возле самого лица, так близко, что чувствовался жар от нее.

Прожектористы устранили неисправность, дали луч в прежнем направлении и снова увидели, как им показалось, тех же двоих нарушителей.

Поняв всю нелепость ошибки, Хлопотов и Молчанов стали подавать сигналы, махать руками, чувствуя, что пограничники сейчас, как на сцене, видны нарушителям. Косте даже показалось, что из темноты донесся злорадный хохот.

— Черти, что вы делаете? Ослепли, что ли? — заорал Молчанов и вскинул автомат.

Хлопотов схватил его за руку.

— Молчи! Кому орешь? До прожектора больше трех километров. Когда шли от берега, там сыпался редкий снег. Луч пробивает, а нас видно плохо, и сигналы не разобрать.

Оба пограничника, плюясь и ругаясь, вертелись на одном месте, проклинали и ночь, и прожектористов, и все, что приходило на ум.

Внезапно Костя заметил впереди темную полосу и направился к ней.

Хоть шерсти клок, — пробормотал он. — Вот их следы, шли гуськом, нога в ногу. — Он повернулся к Молчанову, морщась от нестерпимого света. Семен показался огромным, черным в светящемся ореоле.

— Влипли мы. Они нас не выпустят из луча. Надо разойтись. Я за нарушителями, а ты по обратному следу. Уводи луч за собой. Изучай следы.

— Один?

— Не разговаривать. Вдвоем не выйти. Торчи в луче.

Неловкими прыжками, словно подбитый тетерев в сугробе, Костя бросился в сторону, пытаясь представить, что сейчас будут делать прожектористы. Луч дрогнул и пошел было за Хлопотовым, но потом вернулся к Молчанову и снова метнулся в сторону. Костя упал ничком и замер. Снег набился за ворот рубахи и приятно освежал перегревшееся тело.

Следы нарушителей, как глубокая борозда, уходили в темноту. Шли двое, не на лыжах. Наверно, их подбросили к границе на вездеходе или аэросанях. Может, они тоже вначале шли на лыжах, а потом зарыли их в снегу. Сейчас нарушители хитрили. След шел параллельно берегу, потом повернул в сторону от границы и, описав дугу, снова направился к нашему берегу.

Снег побелел, воздух засветился тонким туманом. Не оглядываясь, Костя нырнул в борозду. Огромный светящийся вал беззвучно прокатился по нему и убежал вперед. Костя выглянул. Луч остановился и пошел обратно.

Почему прожектористы бросили Молчанова? Снег прекратился, и, видно, прожектористы поняли условные сигналы пограничника.

Костя поднялся и заспешил по следу навстречу лучу, а когда тот приблизился, снова упал.

Шли часы. Ползли над ледяной равниной низкие мокрые тучи. Метался от горизонта до горизонта луч прожектора. Где-то, скрытые темнотой, пробирались к нашему берегу двое неизвестных, за ними по следу спешил ефрейтор Хлопотов, за ним, пытаясь догнать товарища, двигался Молчанов. А с разных пунктов берега вышли на лед, поднятые по тревоге, группы перехвата. Ночь была тихой. Рыхлый снег поглощал все звуки.

Промокнув до нитки не то от снега, не то от пота, спотыкаясь и натруженно дыша, шел Хлопотов. Впереди он стал различать слабые огоньки, они гасли, вспыхивали, порхали. Костя остановился, закрыл ладонью глаза. Огней стало больше, словно бушевал фейерверк.

— Слабец… тюфяк… размазня… — ругал себя Костя при каждом выдохе. — Правильно прозвали Лидочкой… Да нет, Скобликова на моем месте была бы на километр впереди.

Костя стоял, борясь с желанием рухнуть в снег, как в перину. Нагнулся, стал растирать снегом лицо, шею, грудь. Терять время было нельзя. Хлопотов двинулся в путь. Через полчаса он снова остановился, заметив что-то поблескивавшее в снегу, и поднял смятый листок станиоля.

— Сволочи, шоколад жрали.

И еще полчаса вспарывал коленями снег, понимая, что ему все-таки легче, он идет по следу двоих, а те по целине. Молчанову еще удобнее: ему уже трое протоптали дорогу.

Неожиданно борозда круто повернула к берегу.

Пройдя еще с четверть часа, Костя услышал впереди гул, скрежет, треск; показалось, что лед под ногами дрогнул. В темноте появился красный огонь, над ним белый. Узкий сноп света вонзился в ночь, но не шарил по сторонам и был слабее, чем у берегового прожектора.

Так вот почему так круто повернули нарушители. Они решили проскочить фарватер раньше, чем по нему пройдет ледокол.

Огромная, дышащая теплом масса с уютными огоньками иллюминаторов, чавкая, скрежеща и утробно рокоча машинами, прошла мимо.

Треск льда удалялся. Гакабортные огни ледокола смотрели на Костю желтыми глазами. Костя стоял у фарватера. Перед ним блестела вода — черная, как деготь, с серыми пятнами ледяного крошева.

Минуту Костя стоял, размышляя и понимая, что нарушители с каждой секундой уходят все дальше от него. Молчанов, видимо, выдохся, и ждать его нечего.

Хлопотов побрел вдоль кромки, всматриваясь в темноту. Наконец он заметил несколько крупных ледяных глыб, они медленно покачивались, успокаиваясь. Костя прикинул расстояние между глыбами и не знал, что делать с автоматом. Если бы Хлопотов перебирался вплавь, то автомат бы держал над водой в руке, но сейчас придется цепляться руками за края ледяных глыб и автомат можно выронить. Тогда какой он боец? Ежа и того голыми руками не возьмешь, а те двое, видимо, опытные и сумеют огрызнуться. Закинуть автомат за спину, чтоб обезьяной карабкаться с льдины на льдину? Ишь сколько мелкого ледяного крошева!..

А как один переберется через фарватер Молчанов? Сумеет ли? (В том, что Семен будет переправляться, Костя не сомневался.) Случись что, скажут: бросил товарища в беде… Нет. Беда вон там, впереди, с рюкзаками на спинах идет к нашему берегу. Может, выстрелить, дать сигнал и потом думать о переправе? Привлечь внимание групп перехвата. Но они тогда пойдут на звук выстрелов и могут миновать нарушителей. Начальник заставы знает свое дело, и он направил группы так, что и мышь не проскочит. Сигналы же могут сбить их с толку.

Больше нельзя было медлить. Костя закинул автомат за спину, примерился и прыгнул.

Потом Костя никак не мог вспомнить со всеми подробностями свои действия. Льдина упруго качнулась, и край ее ушел в воду. Цепляясь за острые края излома, Хлопотов все быстрее и быстрее карабкался по ней. Чавкала вода. Косте показалось, что он стремительно бежит на четвереньках по вращающемуся ледяному кому. Краем глаза он заметил рядом другую льдину, оттолкнулся от нее ногой и шлепнулся плашмя на следующую. Автомат больно ударил по затылку. Костя ткнулся лицом в воду. Она была настолько темной, что Косте показалось, теперь не отмыться от нее вовек.