Все демоны моего мужа (СИ) - Райнеш Евгения - Страница 36

Остановка пуста сейчас, но во дворе напротив неё в мою сторону кидается с радостным лаем Мухтар, опять посаженный уже на угрожающе прочную цепь. Машу ему рукой, и радуюсь, что вне досягаемости его восторгов, потому что ясно вижу, как в ином случае он жизнерадостно валит меня с ног на пыльную деревенскую дорогу. От Мухтара ощутимо тянет в сторону, и я даже смутно ощущаю, куда ведет меня неведомый автор.

Прохожу мимо двора Ануш, вижу её торчащий на затылке хвост и мелькающие руки поверх белья, которое она развешивает на туго натянутой веревке во дворе. Словно кукольный театр разворачивается перед моими глазами, где главные действующие лица — хвост и быстрые руки.

— Мархаба! — громко здороваюсь я единственным местным словом, которое сумела выучить.

На секунду из-за мокрой ткани сверкают темные глаза и широкая улыбка.

— И тебе привет, катиба! — кричит мне хозяйка дома. — С чудесным спасением тебя! Мы волновались.

Я облокачиваюсь на ограду и смотрю вниз, где во двор ступенями вниз уходят огромные розовые кусты. Между кустами стоят красивые большие горшки с последними осенними цветами.

— Ануш, расскажи мне какую-нибудь местную сказку, — прошу я её, и выбеленный хвост, задорно перехваченный черной резинкой на затылке, отрицательно скачет взад-вперед, в то время, как хитрые темно-карие глаза с поволокой улыбаются согласием.

— Халлини райида, — смеется она, — оставь меня в покое. Не видишь, я занята. Хима дра жаманакы че!

— Ануш, но рот-то у тебя свободен, — практически ною я.

Ануш пришпиливает большую, белую простынь деревянной прищепкой, и простынь надувается на веревке, как большой белый парус. Мне кажется, что вот-вот ветер подхватит и унесет Ануш вместе с парусом, как Ремедиос Прекрасную из «Ста лет одиночества» Маркеса.

— Тебя унесет ветер, — кричу ей, а она опять смеется, и показывает рукой на прищепку, а затем на веранду дома, откуда слышатся голоса детей. Не могу определить, сколько лет Ануш, но знаю, что на закрытой веранде топают и визжат её внуки. Начинаю вспоминать, видела ли когда-нибудь её мужа, и понимаю, что никогда. И даже не слышала о нем.

— Я слишком тяжелая для ветра, — говорит мне она, и я понимаю, что её вознесение с белыми простынями, действительно, нереально. Она подхватывает подмышку красный пластиковый, уже пустой тазик, в котором несколько секунд назад ещё лежало тяжелое мокрое белье, машет рукой:

— Ладно, заходи.

Ануш садится на низкую скамеечку возле веранды, и достает из кармана неизменных трикотажных бриджей пачку сигарет. Я дергаю красивую резьбой калитку, она тугая, сил мне хватает открыть её только до половины, и просачиваюсь в образовавшийся проем. Конечно, мешка с гравием, который мы бросили здесь всего несколько дней назад, и в помине нет. Спускаюсь мимо розовых кустов вниз и присаживаюсь рядом с Ануш на перевернутом большом ведре.

— Будешь? — протягивает она мне пачку, и я отрицательно качаю головой. Ануш с удовольствием закуривает, и спрашивает:

— Что тебе рассказать?

— Что-нибудь такое, чего не найдешь в книгах.

— Ага, — говорит Ануш, практически обвиняюще, — фольклор, значит, собираешь?

Я не понимаю, что плохого в собирании фольклора, но на всякий случай делаю виноватый вид. И киваю.

— Очень нужно.

— В смысле, из какого направления? — сигарета у Ануш заканчивается очень быстро, она с сожалением смотрит на оставшийся фильтр и кидает его в жестяную банку из-под горошка. Банку прячет под низкую скамейку. Все в деревне знают, что Ануш курит, но все делают вид, что этого не замечают. Она тоже делает вид, что никто не знает, и старательно скрывает это.

— О страшных змеях-вишапах? Про человека, у которого от грехов лицо стало черное, как деготь? Или историю о том, как поп Слик в рай ходил?

— Ануш! Мне не нужны истории, которые я на любом сайте найду! Расскажи мне о Деве Гнева.

— Откуда ты знаешь о Деве Гнева?

Я не отвечаю на её вопрос, только долго смотрю, как много парусов надувает ветер из простыней и пододеяльников во дворе дома Ануш.

— Ветер унесет твой дом вместе с тазиками и внуками, — говорю я ей. — И ещё расскажи мне историю о Невесте Шакала. О прошлой невесте прошлого Шакала, — поправляюсь я, и чувствую, что начинаю краснеть. Хотя ничего такого я не имею в виду.

— Хорошо, — говорит Ануш. — Раз ты все равно знаешь, я расскажу тебе о Деве Гнева. Пока машинка докрутит ещё одну порцию белья, у меня есть время.

Она делает многозначительную паузу, я вся обращаюсь во внимание.

— Не знаю, нужна тебе эта информация, или нет, но она была самой младшей из пятерых детей, родившихся от союза Первозданных родителей, — хотя я ожидаю рассказ, когда Ануш произносит эту фразу после молчания, вздрагиваю от неожиданности. — И случилось это не в один из трехсот шестидесяти дней древнего календаря, а в пять дополнительных, которые бог времени хитростью выиграл у Луны в нарды.

Мне кажется, или Ануш тайком, за спиной, складывает свободную от сигареты ладонь в охранительный знак.

— Две сестры их было, — продолжает она. — Две сестры, рожденные от одного отца и разных матерей. Одна светлая, как день, другая темная, как ночь. Так и повелось с тех пор: когда сталкиваются свет и тьма, жди беды. Изначально.

— Что значит изначально? — недоумеваю я.

— С сотворения мира. Когда Тасия, Дева Надежды, рожденная от Солнца, и Асия, Дева Обреченности, рожденная от Ночи, не поделили брата своего — солнцеокого Рикуса. Он был мужем обеих, но только светлая Тасия родила от него сына. И таким образом, свет победил в нашем мире.

— Ануш, — спрашиваю, — как же свет победил в нашем мире? Посмотри, сколько гадких людей живет себе припеваючи, сколько убийств, предательств, грязи и порока нас окружает?

— Э, нет, — говорит мне Ануш. — Порок на фоне света просто ярче виден. Разве видит кто-нибудь, сколько матерей склоняется над колыбельками с небесным светом в глазах, сколько жен с искренней любовью и ужином ждут своих мужчин вечерами, сколько людей каждый день тихо и незаметно доказывают свою дружбу делами, а не громыханием слов?

Я задумываюсь над тем, что мне только что сказала Ануш, и меня пронзает свет. Вдруг понимаю, что она права, и этот мир не так уж мрачен и плох. Если уметь видеть в нем светлые стороны. «Красота — в глазах смотрящего», — не помню, откуда эта фраза, но сейчас она мне нравится невероятно. Тут я вспоминаю о цели нашего разговора.

— И что тогда Асия?

— Ей оставалось только спуститься на обратную сторону мира, стать женой повелителя Теней. Но жила в её душе любовь к солнцеликому Рикусу, и возревновал муж её, и убил соперника, расчленил его тело, и разбросал куски по свету. Асия покинула своего супруга и вместе с сестрой пустилась на поиски тела.

— Что-то мне очень напоминает, — перебиваю я Ануш. — Прямо очень напоминает. А именно....

В голове у меня возникает урок древней истории: «Сестра моя, это наш брат. Пойдем же и поднимем его голову. Пойдем же и соберем его кости! Пойдем же и соберем в нужном порядке все части его тела! Пойдем же и построим дамбу рядом с ним. Да не останется он безжизненным под нашим присмотром! Теки же, лимфа, исходящая из этого блаженного! Наполни каналы, создай имена рек!».

— Ты хочешь слушать легенду или показать, какая ты умная? — возмущается Ануш.

— Легенду. — Быстро говорю я.

— Тогда сиди и слушай. — Ануш в знак порицания даже цокает языком, но историю милостиво продолжает. — Они собрали все части тела, кроме одного....

— О, я догадываюсь, о чем идет речь, — опять я вмешиваюсь в разговор, но Ануш вполне миролюбиво кивает.

— Не смог воскреснуть Рикус. И не будет продолжения его. Он остался в загробном царстве судить мертвых, куда Тасия не может спуститься, и страдает в разлуке с любимым. Поэтому свет в нашем мире такой горький, и очищение идет через страдание. Но и Асию Рикус отверг. Разозлившись на весь род мужской, Асия нашла себе место на небесах, среди звезд.