Горюч-камень
(Повесть и рассказы) - Глазков Михаил Иванович - Страница 29

— Товарищ командир! Рядовой Богданов прибыл из отпуска! — доложил Мишка, явившись в полковой штаб. Комполка встал из-за дощатого стола, бросив на расстеленную карту карандаш.

— Прибыл, говоришь? Это хорошо, что прибыл. Значит, будем дальше воевать. Да, а ты почему один? Где же твой товарищ?

Мишка потупил взгляд и сказал тихо:

— Убили его, товарищ командир, в нашем Казачьем… Нету больше Леньки…

И он поведал все, как было. Командир полка ходил взад-вперед по землянке, колюче сдвинув у переносил брови. Потом сказал своему адъютанту:

— Распорядитесь, чтобы погибшего представили к награде. Он пал в бою, как подобает солдату и его боевые заслуги перед Родиной должны быть отмечены по достоинству… Ну, а ты, Миша, отправляйся в свой взвод, небось, там уже соскучились по тебе.

— Да и я по ним тоже, — отозвался тот. — Есть идти в свой взвод, товарищ командир!

…Разведчики встретили своего юного друга с распростертыми объятьями.

— Повернись-ка, сынку! Дай побачиты, яким ты став, як отъився на домашних харчах! — гудел больше всех обрадованный появлением товарища Гнат Байдебура, похлопывая ручищами по мальчишечьим плечам. Но, видя, что тот какой-то хмурый и молчаливый, забеспокоился — Да ты як будто не рад, шо зустрились?!

— Ну что вы, дядя Гнат! Скажете тоже!

— Так чого ж журытысь?

— Леньку я похоронил, дядя Гнат. Убили его…

— Як убили?

— Из автомата. Полицай один бывший, которого мы хотели живьем взять в нашем селе, убил его.

— Ну и як, взялы, паразита?

— Нет, его Венька, дружок мой, из двустволки срезал.

— Ну-ну, рассказывай все подробно…

А потом Мишка, устав с дороги, спал.

На переднем крае было тихо. Противник цепко вкогтился в оборонительный рубеж, укрепляя его новыми огневыми точками и в то же время пытаясь атаковать наши позиции.

На следующий день случилось одно занятное событие. Вернувшиеся из боевого охранения бойцы рассказали разведчикам, что утром на ничейной полосе опустился раненый журавль.

— Ну и что ж вы смотрели! Надо было спасти его! — возмутился старшина Клычев, выслушав спокойный рассказ бойцов.

— А что мы могли сделать. Не лезть же на рожон из-за какой-то птицы, — тем же невозмутимым тоном оправдывались пехотинцы.

— Из-за какой-то птицы! Эх вы! А еще пилотки с красной звездочкой носите!..

Шакен взял с бруствера ППШ и, не глядя на обидевшихся бойцов, зашагал к передовой. Вслед за ним бросился Мишка, поддергивая на плече сползающий ремень автомата.

— Дядя Шакен! Товарищ старшина! И я с вами! Можно?..

Тот молча кивнул головой, продолжая шагать по березовому перелеску. Вот и передний край. До немецких окопов, если прикинуть на глаз, — полкилометра, не больше. Вся ничейная полоса была как на ладони, лишь кое-где стояли низкорослые, посеченные осколками, березы. Птицу Шакен заметил в бинокль без труда: в ложбинке серело временами шевелящееся пятно.

— Пошли? — то ли предлагая, то ли приказывая Мишке, бросил старшина и, не оборачиваясь на мальчика, пополз вперед. Пополз за ним и Мишка.

— Товарищ старшина! Дайте я один пойду? А? Я маленький — меня не заметят…

Старшина остановился, взглянул на Мишку, с минуту подумал, потом спросил:

— А не боязно?

— Ну что вы, дядя Шакен!

— Ну, хорошо. Ползи, а я тебя, в случае чего, огнем прикрою…

И Мишка, стянув автомат со спины, взяв его, как учили, в руку, ужом заскользил по траве.

— Держись ложбинок! — напутствовал его старшина.

Мишка полз и полз, не поднимая головы. Раза два он даже паханул носом по муравьиным кочкам. «Только бы не заметили! Тогда птицу распугают», — думал он, на ходу вытирая лицо рукавом гимнастерки.

Вот наконец и журавль. Он лежал на боку, нелепо растопырив одно крыло — в него, наверное, и угодила шальная пуля. Мишка сообразил, что надо подбираться сзади, не то чего доброго, птица поднимет панику. И он пополз, обходя ее с тыла. И вот осталось только руку протянуть, чтобы коснуться серых перьев.

Мишка осторожно закинул автомат за спину, встал на колени и обеими руками ухватил сильное тело журавля. Тот истошно закричал, захлопал крылами, забился, норовя вырваться из рук. Но Мишка ловко перехватил руками и подмял здоровое крыло под себя, — раненое же крыло било вяло и бессильно. Осталось связать ему ноги. С трудом сняв брючный ремень, он скрутил длинные и жесткие ноги журавля.

И тут птица, почуяв на здоровом крыле слабинку, снова попыталась освободиться от неожиданного плена. Она напружинилась, встала во весь рост на связанных ногах и замолотила крыльями по воздуху.

С немецкой стороны ударил пулемет. Пули срезали верхушки ближних березок. Мишка растерялся было и выпустил из рук птицу. Но в тот же миг с новой силой навалился на нее, подмяв своим телом к спасительной земле.

— Ку-ик! Ку-ик! Ку-ик! — испуганно кричал журавль, присмирев немного в цепких Мишкиных объятьях.

— Подожди, дурак! Не ори! Ну не ори же! — упрашивал Мишка. И пополз в сторону нашего переднего края, с трудом волоча за собой птицу.

Вражеский пулемет снова заговорил: пули секли деревца совсем рядом. И тут Мишка услышал яростное татаканье с нашей стороны: пулеметчики прикрывали их огнем.

На полпути к окопам на помощь Мишке приполз Шакен. Он забрал в свои сильные руки птицу и быстро заработал локтями, уползая из зоны обстрела. Мишка, поминутно отирая пот с лица, еле поспевал за старшиной.

В первую попавшуюся траншею свалились оба, вконец обессиленные и тяжело дышащие.

— Ну, благодари вот этого парня! Не видать бы тебе больше неба! — обращаясь к присмиревшей птице, сказал улыбающийся старшина: — А ты, Миша, — батыр! Смелый батыр!..

Журавля притащили в разведвзвод, и Арнаутов, не ожидая приказания, пулей слетал в санбат и вскоре привел с собой медсестру. Та промыла птице крыло, смазала рану йодом и забинтовала.

— А теперь тебя на довольствие примем, — сказал старшина Клычев и поставил перед птицей полный котелок пшенной каши, принесенный тем же Арнаутовым. — Ешь, поправляйся и лети в свою часть!

Первый батальон, а вместе с ним и разведвзвод полка, настолько вклинились во вражескую оборону, что образовался опасный выступ: над флангами нависла угроза окружения. Видели ли эту опасность в штабе? Не только видели, но и тревожились. Вначале хотели отвести батальон на линию обороны полка, но было жалко оставлять удобную, такой ценой отвоеванную у врага, позицию. И решили готовить новое наступление с целью выравнивания линии обороны.

Но гитлеровцы опередили. Сколотив ударный кулак, они при поддержке танков навалились на левый фланг батальона и прорвали нашу оборону. Кольцо за спиной бойцов сомкнулось. Несколько раз роты поднимались в атаку, стремясь пробиться к своим, но тщетно: враг подтянул пушки и бил в упор по атакующим. Не принесли успеха и атаки наших извне кольца.

Комбат приказал окопаться и с приближением ночи выставить круговое боевое охранение.

Ночью противник не посмел подступиться к окопам батальона и лишь пускал в небо осветительные ракеты, боясь, как бы окруженные не ускользнули из ловушки.

…Разведвзвод окопался близ окраины небольшой деревеньки. Лейтенант Макаревич собрал разведчиков.

— От нас во многом зависит спасение батальона, — сказал он. — Приказываю трем поисковым группам совершить вылазку: надо найти слабое место в немецкой обороне. Неплохо бы взять языка.

Лейтенант помолчал немного, потом продолжил: — И еще я вот что должен сказать: не исключена возможность скорого прорыва с боем. Я тут подумал и решил: Миша Богданов останется в деревне. В любой избе, я уверен, примут и дадут во что переодеться — мальчишка да мальчишка…

Мишка не сразу осознал, что сказанное командиром относится к нему. Он глядел на лейтенанта и непонимающе моргал глазами. Потом до сознания дошел смысл его слов и Мишка весь вспыхнул: вот те на! — воевал, воевал и выходит, в глазах разведчиков он все еще мальчишка, которого нельзя брать с собой в прорыв. Здорово!