Изъян (СИ) - Инк Анна - Страница 39

- Середина сороковых – максимум.

- А уголовным преступлением?

- Март 2054 года.

- Так. – Инг поправляет очки указательным пальцем. – А возрастной диапазон мужчин, включенных в экспериментальные группы?

- От 14 до 60 лет.

- Как хорошо ты знаешь историю, Кира, - улыбается Инг. – Но это в общем. А если точно, то 52 процента из них были в возрасте сорока лет. А это значит? – он ждёт.

- А это значит, что они ещё застали времена, когда промискуитетные отношения были нормой.

- Верно, девочка.

- Ты рехнулся? – я замахиваюсь. Инг неуклюже пытается увернуться. Смеётся. – Девочка… - шиплю я.

- Прости, пожалуйста, - хрюкает он. – Оказывается, не соблюдать гендерную субординацию может быть даже приятно. Если бы тебе хватило смелости, я мог получить тактильный контакт.

- Ты хочешь, чтобы я скинула тебя с крыши? – серьёзно спрашиваю я.

- Нет, я хочу не этого, - серьёзно отвечает он.

Мы смотрим друг на друга.

- Так о чём мы там? – продолжает он. – Об эпохе зарождения цэрпер?

- Нет, о мужчинах.

- Да, о втором поле, - отчеканивает он. – Основная часть экспериментальных групп состояла из тех, кто в возрасте двадцати лет застал волну промискуитета. 2030 год – первый год, за который не было зарегистрировано ни одного брака. Нам и так хорошо – подумали вы. Ещё недавно двадцатилетние молодые юноши упивались отношениями без обязательств не меньше, чем женщины. Потом эти цэрперы появились, и была поставлена точка. Дело ведь не в том, что постепенно изменялось место мужчины в обществе. Дело в том, как изменялось ваше отношение к нам. Думаешь, самое обидное было потерять статус сильного пола?

- Естественно. И власть вместе с этим статусом.

- Не согласен абсолютно. Самое обидное – это ваше к нам равнодушие.

- Ну вот не надо. Вы имеете право жить и работать бок о бок с нами. Мы позаботились о вас. Более того, у некоторых особей второго пола есть такие преимущества, о которых среднестатистическая цэрпера и мечтать не может: например, жизнь загородом.

Инг как будто не слушает меня, и говорит тихо, смотря мне в глаза:

- Вы даже презирать нас перестали.

- Ну не знаю…

- Вы вообще нас не замечаете.

- Хотелось бы. Но ты противоречишь фактам. Большинство дополнений к ОП «Стандард» производится из-за вас. Все законы, которые сейчас разрабатываются сотрудниками «Витрума» и выносятся на обсуждение, завязаны исключительно на теме «Взаимодействие со вторым полом»: как минимизировать затраты на аполло, должен ли второй пол нести финансовую ответственность за потомство, что делать с материалом невостребованных доноров, участвовавших в «Спарте» и прочее, и прочее.

- Если бы ты могла послушать себя со стороны, - вздыхает Инг. – Ты бы поняла, что вы сами себя уничтожаете. Свод ОП «Стандард» состоит из Статей, каждая из которых относится только к женщине, к её возможным огрехам. И вся ваша жизнь построена на том, чтобы с этими огрехами бороться – вы сдерживаете свои инстинкты, иначе купол не будет работать, и Город потеряет свою самодостаточность, а вслед за ним и женщина. Она снова станет зависимой. Но если раньше вы обвиняли в своей зависимости мужчин, которые вас ограничивали, то теперь вам не на кого перекладывать ответственность. Не потому ли вы так несчастны?

- Ты сейчас пытаешься убедить меня в том, что счастье женщины заключалось в её несамодостаточности.

- Да. Её счастье было в том, чтобы бороться с этой несамодостаточностью. И препятствиями выступали не столько ваши огрехи (как сейчас), сколько мужчины, превосходство которых было очевидным. И чем больше было превосходство мужчины, тем труднее было сопротивляться: нужно было хорошенько постараться, чтобы дойти до его уровня, и сделать невозможное, чтобы стать лучше него. Чем сильнее был мужчина, тем сильнее становилась женщина, которая пыталась конкурировать с ним. Женщина, которая добивалась самодостаточности, не делала этим мужчину слабее – он оставался сильным, а она становилась сильной. Женщина – исключение, уникальная и самодостаточная, которая создала такую себя через жёсткое сопротивление стереотипам и изначальным условиям. А мужчина олицетворял собой эти стереотипы и изначальные условия. А сейчас мужчина никчёмен, неконкурентоспособен, мужчина – особь второго пола, ноль, мокль. А какая теперь она – женщина? Женщина из общества цэрпер - такая же, как и другие. Вот и всё. Она ничего не создаёт, и ничего не испытывает, она только работает. Функционирует как единица энергии.

- Мы были вторичны по отношению к вам…

- Вот в чём заключается цель горожанина как единицы энергии? Сдерживать свои эмоции для того, чтобы они стали максимально отрефлексированными. Но вы получаете Средства не за то, что сдерживаете эмоции. Вы получаете Средства за эмоциональный выброс – то есть их реализацию.

- Нет, ты смотришь поверхностно. Если бы мы не рефлексировали наши эмоции, их силы не хватало бы для работы купола. Наша воля делает их ценными.

- Никому нет дела до вашей воли. Ты думала, что твоя воля переплавляет твою эмоцию в нечто ценное? Ха!

Я вздрагиваю от его смешка.

- Воля – лишь заслонка, которая удерживает эмоцию, - Инг облизывает пересохшие губы, - и никакая рефлексия, рационализация и прочие механизмы твоего мышления не смогут изменить твою эмоцию на психар. И задача нашей идеологии – заставлять человека накапливать эти эмоции до того времени, пока давление не станет максимальным, и не произойдёт эмоциональный выброс. Потому что только эмоциональный всплеск способен задать твоей энергии такую скорость, которая позволит куполу вобрать её в себя.

Я молчу.

- Вот и всё, - заключает Инг.

- Ты не можешь знать, как на самом деле работает купол, - я поджимаю губы. Я тоже этого знать не могу.

- Моя мать занималась классификацией психаров. Она тоже верила, что работа мышления и воли может переплавлять эмоции в психары.

- Что?

- Моя мать была академиком.

Я прикладываю пальцы к вискам и пытаюсь подобрать такие слова, чтобы он больше никогда не смел так нагло мне врать. И от этих вербальных поисков у меня начинает гудеть голова.

А Инг молчит и смотрит на меня с дерзкой усмешкой.

- Ты не можешь знать, кто твоя мать и чем она занималась, - начинаю я спокойно.

- Я знаю, кто моя мать, и кто я. Мы взаимодействовали до тех пор, пока мне не исполнилось пять.

- Инг, это невозможно. Зачем ты обманываешь меня?

- Моя мать очень хотела мальчика, потому что академикам нельзя взаимодействовать с дочерями, им даже финансировать их не надо. Государство берёт дочерей академиков под свою ответственность как особых персон, оплачивает для них лучшие инкубаторы – это мотивирует женщин идти в Академию. Но…ведь женщине хочется, как бы идеология не запрещала, хоть как-то вмешиваться в жизнь ребёнка. А мальчика можно перевести в статус подопытного экземпляра. Я – подопытный экземпляр. Поэтому я оставался с ней.

- Ну да, - бормочу я. – Сотрудники Академии могут покинуть это здание только в случае смерти, потому что информация, которой они обладают, никогда не должна просочиться в массы, а тебя как носителя этой информации спокойно выпустили в жизнь.

- Саша мне тоже не сразу поверила, - он опускает глаза и что-то ищет в кармане. – Моя мать дала мне имя. Вот, - он распростёр длинную ладонь, в складках которой подрагивала маленькая деревянная дощечка с узором: буква «х» на букве «х». – Так выглядит структура одного из психаров. Согласно классификации моей матери их двадцать четыре. Возьмите её себе, - дощечка сантиметр на два ложится на неостывший от солнца конёк крыши. Я беру её в руки, и теплота её согревает мою кожу. - Вы, разумеется, не найдёте ничего настоящего в сети про классификацию психаров. Но сможете прочесть про то, что значит этот символ, и какие есть другие. И Вы сразу всё поймёте. Поймёте, что Вы ошибаетесь.

Инг перекидывает ногу через конёк крыши и спускается вниз.

- Пойдёмте в поселение Ы. Найдём зоповцев. У нас ещё много работы. А до темноты мы уже не успели, - Инг идёт в обратную сторону.