Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 28


28
Изменить размер шрифта:

…Старую солдатскую саперную лопатку, купленную невесть когда у какого-то пьяницы на рынке, Галька брала иногда с собой на кладбище, когда ходила туда навестить могилы родителей — подравнять там чего, цветов посадить… Сейчас наличие оной оказалось как нельзя кстати.

Витек утер кровь с лица трупа, покряхтев изрядно, усадил его на пассажирское сиденье, пристегнул ремнем безопасности, сходил домой за лопаткой, оделся, спустился, завел машину и тронулся в путь.

Все это проделал он неторопливо и обстоятельно, как будто всю жизнь только тем и занимался, что перевозил на собственной машине еще теплых покойников. Вспомнилось Стасово: «И все-таки, что ты чувствовал? У всех оно по-разному. Во второй и в третий…»

— Да никак, — вслух сказал Витек.

И ведь действительно — никак. Быстро все как-то получалось, по необходимости и само собой. А насчет мук совести, про которые сестра любила говорить, насмотревшись слезливых сериалов… Витек прислушался к себе. Клеймо на плече побаливало чуток, еще кое-где на туловище места ударенные давали о себе знать. Больше ничего не мучило, не свербило и даже не чесалось.

— Ну и ладушки, — сказал Витек, выруливая на пустынное шоссе. — Умер Максим — да и хрен с ним.

Труп оказался соседом беспокойным. Он то и дело норовил привалиться к Витьку и эдак интимно пристроить свою голову ему на плечо.

— А ты, часом, не голубой был при жизни, братуха? — хмыкнул Витек, пихая труп кулаком в челюсть. Тот хлюпнул чем-то и перевалился в противоположную сторону.

— Так-то лучше, — сказал Витек, прибавляя газу. Прямо по курсу уже надвигалась темная полоса леса.

…Сколько лесов в средней полосе? Сколько тысяч-миллионов деревьев? И ежели кто б имел такую возможность и посчитал бы, сколько трупов лежит под ними, не отпетых, не упакованных в сосновые гробы, — со сколькими нулями была б та цифра? А если бы этот кто-то взялся и перезахоронил незахороненных по обряду и по совести — то каких бы размеров было то кладбище? Да и хватило бы земли русской на все те могилы?..

Лес как нельзя соответствовал моменту. Абсолютно лысые деревья напоминали колонны в погребальном склепе. К ним как нельзя лучше подошло бы слово «мертвые». И даже не потому, что жухлой осенней листвы почти не было не только на них, но и под ними. Лес был именно мертвым, безжизненным. Это чувствовалось на уровне подсознания. И реши в этом месте прогуляться по лесу жаждущая романтики влюбленная парочка, думается, быстренько ретировались бы влюбленные отсюда, так и не поняв, отчего это у них испортилось настроение и вместо прогулки под сенью деревьев им вдруг жутко захотелось домой к телевизору, пельменям и ста — а лучше двумстам пятидесяти — граммам водочки под те пельмени.

Но Витек сюда приехал не для романтических прогулок, а по делу, как нельзя соответствующему неприветливой ауре леса.

Полная луна светила как заправский прожектор. Даже аварийный автомобильный фонарь, доставшийся от бывшего хозяина в нагрузку к покупке, не понадобился.

Яму Витек вырыл достаточно быстро. Мягкую, размоченную осенними дождями, еще не прихваченную морозами землю упруго резал штык лопаты, легко пластая дерн и мелкие белые корни кустарника.

Витек сгрузил труп в яму, посмотрел на белое лицо покойника, потом размахнулся и несколькими мощными ударами лопаты превратил его в кровавое месиво. Потом подумал, покривился немного и, решившись, двумя короткими ударами отрубил трупу кисти рук. На одной из них оказалось массивное золотое кольцо.

— Извини, сосед, — сказал Витек, осторожно, чтоб не перемазаться в крови, снимая с негнущегося пальца кольцо и зашвыривая его подальше. — Так надо. Тебе теперь один хрен, а вот найдут тебя ненароком, опознают, цепочка потянется — кто, да за что… Сам понимаешь, такой последний привет с того света мне без надобности.

Потом он сложил отрубленные кисти на груди трупа ладонями вверх, вылез из ямы, принес из машины канистру, облил бензином дело рук своих, чиркнул забранной у трупа «Зиппой» и бросил ее в могилу. Вспыхнуло пламя, пожирая то, что совсем недавно было человеком.

— Вот она, бренность бытия, — задумчиво повторил Витек где-то от кого-то слышанные слова.

Он вынул из кармана трофейный пистолет, повертел его в руках, подумал и спрятал обратно. В другом кармане были ключи и портмоне. Ключи Витек свинтил с ключницы и поодиночке отправил вслед за перстнем. Кожаная ключница полетела в огонь. Из портмоне Витек достал солидную пачку денег. Подумал немного, потом деньги положил к себе в карман, а портмоне с документами и какими-то бумажками бросил в чадящее внизу пламя.

Прошло минут двадцать. Костер догорел. Внизу, в яме осталась черная, дымящаяся масса. Витек, отворачивая голову от запаха горелого мяса, быстро забросал яму землей и аккуратно пристроил сверху пласты дерна, так, что отойдешь на шаг — и захочешь — не заметишь свежей могилы.

Пистолет он закопал под приметной кривой елью на краю леса рядом с дорогой, предварительно стерев с него гипотетические отпечатки пальцев и завернув в протертый со всех сторон полиэтиленовый пакет — так, на всякий случай. Пусть будет…

…Настя так и не проснулась. Темное пятно на подушке под ее щекой стало существенно больше.

Витек удовлетворенно хрюкнул и, не раздеваясь, пошел на кухню, осторожно прикрыв за собой дверь. Там он постоял некоторое время в полосе лунного света, закрыв глаза и слушая собственное сердце, которое только сейчас вдруг ни с того ни с сего начало неистово колотиться о ребра. Потом подошел к раковине и долго мыл руки, оттирая их губкой для посуды. Ему все казалось, что на пальцах остался жир с нездоровой кожи мертвого клона.

Наконец, когда собственная кожа на ладонях начала гореть, он наклонился, плеснул водой себе в лицо, вытерся полотенцем, сел за стол и только сейчас почувствовал, как он устал.

Руки и ноги налились свинцом. Витек понял, что сил встать у него уже не будет. Он положил руки на стол, пристроил на них голову… Но, вспомнив что-то, тряхнул головой, отгоняя сон, и, сунув руку в карман, извлек из него пачку денег и положил ее перед собой в полосу яркого лунного света.

С верхней банкноты на Витька высокомерно смотрел американский президент, похожий на Петра Первого из школьного учебника истории.

Зеленая пачка лежала на столе, перетянутая посередине черной резинкой, какой до перестройки продавцы в магазинах перехватывали куски мороженого мяса, завернутого в прозрачную пленку.

Витек осторожно, словно шкурку с убитой, но еще трепыхающейся кобры, снял резинку с пачки и пересчитал деньги.

В пачке было восемь тысяч долларов.

* * *

На этот раз его снова обыскивали. Причем так, как обыскивали бы, наверное, модного террориста Бен Ладена, вздумавшего вдруг покинуть свой секретный бункер и посетить продвинутый провинциальный клуб с целью качнуть тело, измученное борьбой с мировым империализмом.

Александра, встретившая Витька у входа, была немногословна и подчеркнуто отчужденна. Она молча кивнула, проводила его до лифта, при помощи браслета активизировала кабину и так же молча удалилась, как только Витек перешагнул порог спортзала, находящегося под громадным комплексом центра. Все это время Витька не покидало ощущение, что его не сопровождают, а конвоируют. Потому и завязывать беседу не хотелось.

«Подумаешь, цаца какая. Ни слова, ни полслова, будто и незнакомы вовсе. Ну, не хотите — как хотите. Навязываться не буду».

Стас был в зале и на этот раз с остервенением молотил ростовой мешок, сшитый из грубой воловьей кожи. На мешке белой краской были нарисованы лицо и торс человека, словно крупными чирьями усыпанные белыми точками. Стас с поразительной скоростью и проворством двигался вокруг снаряда, нанося молниеносные удары по точкам кулаками, предплечьями, ребрами ладоней, голенями, коленями…

Мешок корчился под ударами, жалобно звякали цепи подвески, и хлестко врезались в снаряд кулаки, набитые до твердости лошадиного копыта, оставляя в толстой коже глубокие вмятины.