Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 63

Когда в медблок вошла Рената, Александр Александрович быстро накинул простыню обратно на ноги и сделал вид, будто и не шевелился вовсе. Только блестящие, мечущиеся глаза выдавали его.

Неясова мимоходом глянула на показатели тяжёлого пациента, коснулась панели подле него, помрачнела. Подопригора еле сдержался от возгласа – как же Рената постарела! Неужто он столько времени провёл на зелёной кухне?!

Нет… показалось.

– Как вы себя ч-чувствуете? – она приблизилась, вынула из нагрудного кармана медицинский фонарик, ловко приподняла одно веко, затем другое, проверив реакцию зрачков.

– Размазан, как каракатица о палубу… – сглотнув сухой, колючий комок, отозвался Подопригора. – От наркоза снится всякая дребедень…

– От наркоза? – она убрала фонарик и как-то странно, задумчиво добавила: – Н-да... Вернее в-всего…

Через пару часов Рената вернулась уже вместе с Нечаевым. Проходя мимо реаниматора, Роман покосился на него, будто там лежал не кто-то из космопроходцев, а прикорнул невесть откуда взявшийся пришелец. Рома сел на край кушетки, крепко пожал другу руку. Улыбнулся, сощурившись как старый ободранный лис. Обычно это значило, что готов очередной подкол на тему игромании.

Но Роману было не до шуток. Первая же новость была крайне невесёлой.

– Совсем нет? – Саныч очень постарался, чтобы голос его не предал.

– Неостерон из челнока почти на нуле. А тут его и не было, – с толикой оправдания произнёс Рома. – Карина не одного тебя сцапала, Саныч. Наших предшественников она знатно проредила…

Секундная тишина, и Саныч зажмурился от разобравшего его натужного смеха:

– Карина?.. Карина?!. Ты так её назвал?!. Ну ты!..

Роман запоздало, невесело хохотнул. Ну вот, оценили…

– В общем, – Рената перевела внимание на себя, – если не найти н-неостерон, ампутировать придётся ногу выше колена. Подождите, Александр Александрович, – опередила она приподнявшегося было майора, – дослушайте с-сначала! Ошибкой было решение Виктории транспортировать вас в с-состоянии медикаментозного сна. Признаю: тут и моя вина. Теперь мы вынуждены б-будем ждать, наблюдать вас. Несколько дней – пять, десять… Зависит от того, как быстро организм в-выведет остаточные соединения анестетиков. После можно будет приступать к операции и вводить вас под н-новый наркоз.

Саныч поочерёдно глянул на обоих. Вздохнул и потёр щетинистое лицо сухими ладонями. Перед глазами вдруг мелькнуло нечто: Вандал, изо рта которого торчат длинные усы вериго…

– Без общего наркоза бы…

– Я могла бы п-подвергнуть вас эпидуральной анестезии, через катетер в спинной мозг… Вы бы не чувствовали ничего ниже пояса, но находились в сознании. И не пришлось бы воздействовать на м-мозг…

– Но?.. – поднял обозначившиеся брови Саныч.

– Подстрелили Ганича. Теперь он «возлежит на алебастровом коне»! – цыкнул Роман воздухом сквозь зубы, процитировав популярную в среде космопроходцев песню.

Александру Александровичу рассказали обо всём, что случилось за время его пребывания на зелёной кухне. Вкратце, только суть. Роман начал с трупов, заседавших за круглым столом модульной столовой, а закончил недавним боем в лесу, где ему и Бёрду на выручку неожиданно пришёл синтетик, и исчезновением двоих – Вики и Роберта. Подопригора слушал не перебивая, хоть и было ему что сказать соратникам. То и дело взгляд его тускнел, он проваливался куда-то внутрь себя. Но едва Роман упомянул настоящую фамилию Ганича, Саныч встрепенулся.

Рената внезапно поднялась, взгляд её рассеялся. Импульс пришёл от Бурова: зачем-то потребовалось присутствие психосервера в кубрике Кислых. Она тут же вышла.

– Ром, давай так: ты мне веришь?

– О, я гляжу ты от наркоза-то не отошёл!

– Я серьёзно, – кашлянул Саныч, чуть посомневавшись – продолжать ли. – Веришь?..

– После всего я верю только себе и бесполому в своей башке! – рассмеялся Роман.

– Ладно, неважно. Слушай. Ты же знаешь, что я игрок. Да помолчи! – прервал он раскрывшего было рот друга. – В молодости у меня был единодумец…

– Да вас, единодумцев, весь виртнет…

– Мы прописали концепцию игры для Реконструктора. От начала до конца, в мельчайших деталях. Вдвоём, – игнорируя незлые каламбурчики Ромы, выдававшие его напряжение, продолжал Александр Александрович. – Но игра не вышла в виртнет. Так получилось, что я забросил наработки. А через несколько лет, перед самой войной, наткнулся, представляешь, на неё, уже реализованную! Кто-то спёр наработки. И довёл их до ума.

– Зачем мне это знать?

– Карина, как ты её назвал, родилась на бумаге в душной двушке в центре Киева, Рома. Она вот этой рукою сделанная!

– Слушай…

– Нет, это ты слушай! – надавил Подопригора. – Я не знаю какого хрена, но выдуманная нами тварь тут! На Ясной!

– Ты понимаешь, как это звучит?..

– Я понимаю, как это звучит, и, прошу тебя, засунь свой язык в задницу! Я отошёл от наркоза, твою мать!!

 – Ладно, – Роман поднялся, выдохнул. – Ты давай отдохни ещё. Полежи, поспи. Я зайду позже. Лады?

Переборка чуть прихрустнула за ним. Стало тихо. Только реаниматор наполнял медблок вибрацией, вскармливая резонирующую тревогу… Саныч не хотел думать, как такое вообще возможно. Он был уверен: вериго – хозяйка заброшенных тоннелей, ужас испанских горняков – на Ясной! Как бы это ни звучало.

На входе в склад Иван поправил ремень излучателя, с которым теперь не расставался. Изнутри захламлённого помещения повеяло затхлой безнадёгой, какой полнится воздух заброшенной палаты с проржавелыми решётками на окошке, что уже много лет не слышит бред и стоны умалишённых. Хрустя остатками кислородных брикетов, Иван вошёл и огляделся. Он искал следы, которые ранее они упустили.

В углу комком лежала одежда. Он присел, осторожно перевернул её. Женская, сорок шестой размер. Самодельная надпись на нагрудном шевроне утверждала, что когда-то под ним билось сердце Джессики Бристоу. Её же китель космопроходцы находили, едва приблизившись ко входу в модули…

Видно, что форменная рубаха подгонялась под фигуру. Шитьё повсеместно распространилось среди женщин-космопроходцев во время длительных экспедиций, а также среди колонистов. Даже в другой точке Галактики они оставались женщинами…

Иван сглотнул болезненный комок. Что-то сдавило в груди, на вдохе. Что-то вдруг подогрело его кровь и чуть затуманило разум. Он натужно выпустил из лёгких воздух, стараясь успокоиться.

Как он мог дать добро?.. В исчезновении Вики целиком его вина. Роберт всего лишь геолог… С ними могло случиться что угодно: могла сцапать тварь, напасть эти белотелые, они могли запросто провалиться в песок… Хотя последнее выглядело неубедительно – Павлову раза оказалось достаточно, чтобы чуять коварные ямы как старый пёс перемену погоды. Должно было случиться нечто из ряда вон, чтобы якут проморгал зев в песке.

Иван расправил одежду на полу и внимательно оглядел. Ни порывов, ни пятен… Только пыль по бёдрам и ягодицам от сидения на полу, да так же измазанная спина – женщина не раз лежала тут, на белых крошках. Она жила здесь. Судя по всему, довольно долго. Но почему? Не могли же её запереть тут! Какой смысл изолировать человека в складе с запасами дыхательного газа и пищи на всю команду?

Он поднялся, снова огляделся. Надпись на стене за стеллажом еле виднелась – нечто бурое, чем наносились буквы, кое-где отслаивалось. «Он никогда не найдёт меня», – гласила она по-английски.

Иван протянул руку, коснулся маленькой надстрочной запятой апострофа. «Краска» отпала, и два слова слились в одно. Получившееся «hell neverfind me» Иван дополнил коротким «will» и прочитал:

– Ад никогда не найдёт меня…

И тут же получил импульс: общий сбор.

В столовой, за круглым столом, на котором зачем-то лежали несколько раскуроченных камер и нанопроектор, уже собрались все. Одновременно с Иваном пришёл лишь Бёрд: «пластмассовое» лицо американца лучилось белозубой улыбкой, точно и не было никакого боя накануне, а вместо пришельцев в лаборатории второй половины лежали, загорая под лампами, девочки с канала «Филадельфия». И пришёл он как раз-таки от них.