Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 54

Что нашли разведчики в долине, где она – предстояло выяснить в ходе долгого отсмотра видео- и аудиоматериала. О многоногой Карине Трипольский просто старался не вспоминать. Разочарованию его не было предела.

Алексея посетила мысль, от которой он немного оживился. Он принялся быстро рыскать по самым ранним файлам, принадлежащим ещё команде Кислых. Глаза вновь заблестели интересом. Те самые наблюдения по ветру, среди которых наверняка нашлось бы немало дельных соображений, могли ещё пригодиться.

Экран озарился отчего-то очень ярко. Трипольский не сразу понял, что уже нарушилась гамма – одна за одной останавливались помпы охладителей, отчего перегрелся кластер визуализации.

Первый файл оказался не тем, что он искал. Это и близко не были размышления учёных, и сняты они были не в лаборатории, а в столовой. Как раз в той, где космопроходцы обнаружили шесть трупов. Алексей и сам не знал отчего просмотрел его целиком. Ничего интересного, фоновое брожение людей: не то поиски чего-то, не то сборы. Не совсем ясна даже цель самой съёмки – никто ничего не говорит на камеру, а снующие туда-сюда люди её, казалось, не замечают.

Он закрыл файл и поспешил найти интересующий его, с данными и соображениями по местному ветру. Но, найдя его, даже не запустил. Что-то смутное завладело умом Трипольского, он вдруг ощутил себя так, будто только что упустил нечто невообразимо важное…

Повинуясь этому чувству, Алексей опять включил файл со снующими в сборах космопроходцами. Ничего, вроде бы… Вот прошла сама Валентина Богдановна, раздавая распоряжения – женщина-локомотив, не иначе. Вот она остановилась у самого края кадра и принялась с кем-то оживлённо спорить. Сначала лица человека, вступившего в яростную полемику с доктором Кислых, видно не было. Но затем он чуть отступил вбок, пропуская кого-то с упаковками экстренных наборов…

Трипольский поперхнулся собственной слюной, вытаращив в экран глаза.

С доктором Кислых спорил Леонид Львович Ганич.

Глава 21. Исповедь

Работы в лаборатории было хоть отбавляй. Но Виктория только радовалась этому. Хоть чёрту в пасть, лишь бы не изнурительное безделье, за которым обязательно потянутся тревожные мысли и повсеместно выглядывающий из-за угла страх. Вика не умела справляться с собой один на один. Для этого ей требовалось начать работать, и чем сложнее встанет перед ней задача, тем лучше.

Благо, с этим проблем не возникло. Закончив с затянувшимся выводом из медикаментозного сна Подопригоры, Вика несколько раз перепроверила процедурные установки реаниматора, и только убедившись в правильной последовательности и точном дозировании препаратов, отправилась в лабораторию. Теперь у неё есть как минимум часов шесть до пробуждения Александра Александровича.

И стоило ей окунуться в труды предшественников, как она тут же позабыла про всё на свете. Шутка ли – пятый домен жизни! И ещё кто об этом заявлял! Доктор Кислых, легенда ксенобиологии!

На всякий случай Вика сверила соображения Валентины Богдановны с современными постулатами: археи, бактерии, эукариоты, вирусы – четыре принятых наукой домена не подвергались сомнению именитой учёной. Последние, кстати, оказались причислены к «жизни» сравнительно недавно, чему предшествовали нешуточные баталии. Главным аргументом противников стала так называемая инертность вирусов, их «замирание» в отсутствие потенциальных целей и «активация» при их обнаружении.

Поначалу Вика забеспокоилась, что придётся дёргать Трипольского. Просить его всё скомпоновать, чтобы хоть как-то разобраться. Но доктор Кислых, оказалось, была очень организованным человеком, всё оставленное ею – видео, аудио, тексты, графики – пребывали в изумительно удобном порядке.

Вика давно научилась не удивляться ходу мысли коллег. Её внутренний индикатор редко подводил, и вот сейчас он как раз твердил, что к предположениям доктора Кислых стоило как минимум прислушаться. Хоть и были они порой весьма… интуитивны.

В изысканиях Валентина Богдановна не пришла к какому-то определённому выводу. Возможно, просто не успела. Нетрудно догадаться, что предметом её внимания стал лес. Но не обитатели его удостоились высокой чести и звания домена, нет. С ними всё вышло прозаически: основа – углерод, белковое строение, эукариот. Писать «Wow!» на полях не было повода.

Чести той удостоился сам лес. Доктор Кислых с самого начала предположила, что уникальность его, леса, не втискивается в понятие «экосистемы», что было бы попросту логично. Острый ум её заподозрил в нём единый организм.

Анализ коры деревьев показал, что они по сути тоже относятся к эукариотам, то есть имеют ядерное строение клеток. Но в качестве основы – и тут таилось первое открытие – фигурирует не углерод, как на Земле или Хиц-2, а фосфор. Теория существования жизни на его основе высказывалась ещё в прошлом веке, если не раньше. И было хорошо известно, что для этого необходим легкодоступный, а главное не энергозатратный в доступе азот. Но при таком раскладе в атмосфере планеты должен бы преобладать аммиак, чего анализы, взятые под кронами, не подтверждали.

И какового же было изумление Виктории, когда выяснилось, что выше сросшихся крон господствовал аммиак! Что именно он был виновен в изумительном по красоте преломлении света, а температура там не превышала ноля градусов по Цельсию! И это когда на белом песке прогалин дневная температура неизменно пробивала отметку «плюс пятьдесят» по тому же Цельсию! Нонсенс!

Ещё более поразительным стало расслоение атмосферы планеты. Аммиак легче смеси кислорода и азота, привычного землянам «воздуха», который преобладал и у самой поверхности Ясной. Но притом, как уверяла Кислых и её коллеги, по каким-то причинам на стыке двух пластов газы не перемешивались, во всяком случае этого не удалось зафиксировать. По логике вещей то и дело образовывались бы небольшие тучки и капал лёгкий дождик, состоящий ни много ни мало из нашатырного спирта.

Доктор Кислых полагала, что лес каким-то образом препятствовал смешению газов. Лес питался из глубин почвы фосфором, «дышал» азотом, который был легкодоступен из аммиака, и при этом почему-то не поглощал его же из-под крон. Отчего-то там стабильно поддерживалась иная, в корне отличная, атмосфера, в которой присутствовала вода, иногда в виде холодного тумана, пусть и с примесью. Возникал вопрос: зачем?..

Взрывающихся червей, которых наблюдали космопроходцы, Кислых прозвала дождевиками. Именно они, по её убеждению, доставляли в вечную тень воду. Не так далеко шумел океан, всего около сорока километров от месторасположения колонии. Пробы тумана наводили на мысль, что вода в нём щедро разбавлена атмосферным аммиаком, а также практически лишена соли. Возникал, правда, вопрос почему её цвет не менялся в сторону бурого.

Важным примечанием по климату было наблюдение по ветру и рекам. Фундаментальное даже: ни первого, ни вторых люди на планете попросту не обнаружили. Утверждение немного сбивало с толку, но Вика, памятуя о способе вхождения в научную дискуссию, которому её научили в НИМИ, поначалу принимала утверждения если не за чистую монету, то во всяком случае не подвергала их шквалу критики. Несолёность океанской воды, принесённой под кроны дождевиками, например, запросто объяснялась хотя бы отсутствием на планете рек. Никто не отменял каскад закономерных вопросов после такого «объяснения», но всё же.

Внутри стволов деревьев циркулировал некий сок, которым питались местные аборигены – клещи. И это уже был настоящий шок для Грау, как для биолога. Не было сомнений, что клещи – углеродная жизнь, в то время как лес – фосфорная. В корне различная биохимия! Ни при каких обстоятельствах клещ не смог бы питаться соком деревьев, он бы погиб! Сразу! Тем не менее, вопреки всем постулатам науки, питался, и на глазах у всех.

Чуть сбавило градус наблюдение помощника Кислых. У него вышло относительно долгое время следить за одной и той же особью. Насосавшись фосфоресцирующего древесного сока, клещ, оказалось, прожил очень недолго. Его хватило только на то, чтобы спуститься со ствола и проползти с пару-тройку десятков метров без какой-либо видимой цели, где он и умер, побившись в судорогах.