Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 47

Вику трясло. Она шла ничего перед собой не видя. Ей казалось, что чем дальше она отойдёт от командного пункта, тем будет лучше. Просто – лучше, и всё.

Как шагала она, вперившись невидящим взглядом в однотонный пол, так и врезалась в широкую грудь Майкла. Он заговорил с ней, но Вика не слушала; автоматом кивая, потопала дальше. Быстрей в медблок. Обратно в медблок…

Импульс-предупреждение от Ординатора пронёсся по позвоночнику лёгким покалыванием. Только его незримое присутствие и обнадёживало, придавало сил бороться со сползанием в тихую истерику. Вика была до смерти перепугана увиденным в той половине колонии. Захотелось забиться куда-нибудь в угол и ждать. Ждать, когда скажут: пойди, ляг в капсулу, закрой глаза, а откроешь их уже дома. Не на Земле даже, а сразу – дома!

У медблока она остановилась, опёрлась дрожащей рукой о стену и выдохнула. Успокоиться. Нужно успокоиться. Пусть вмешательство, вроде как, абсолютно безвредно. Но это не повод осознанно подставляться под него.

Рената – вот с кого стоило брать пример! Она видела того несчастного, пригвождённого к полу табуретом, когда ходила зачем-то к Бурову. И ничего – ни словом не обмолвилась. А Вика меж тем точно знала: Рената женщина чувствительная.

Неясова хлопотала над бывшим командиром. Вывод из медикаментозного сна затягивался, пришлось даже прибегнуть к частичной детоксикации крови, что на неизвестном в плане предустановок аппарате представляло некоторую опасность. Видимо, у майора Подопригоры проявилась индивидуальная усугублённая реакция на какую-то составляющую наркоза, отчего он так долго приходил в себя.

Вика отметила собранные на ближней столешнице инструменты. Грамотно разложенные – чуть ли не как в учебнике – сверкая металлом, своего часа дожидались ампутационные принадлежности.

Женщины долгое время не проронили ни слова. Когда Рената устало присела и выдохнула, подперев голову рукой, её место заняла Виктория.

– Их будто вчера убили… – тихо прошептала Грау. – Они не разлагаются…

– Я видела. Что ты об этом думаешь?

– Нужно исследовать образцы, – как можно непринуждённее ответила Вика. – Так ничего нельзя сказать. Возможно, поливалентный бактериофаг. Чересчур поливалентный и прожорливый, правда… Или отсутствие сапрофитов, как таковых. Но скорее первое, ведь разлагаться они должны были начать изнутри…

Тишина, возникшая в медблоке, нарушалась только звуком работы реаниматора.

– Что теперь?.. – спустя какое-то время не сдержалась Виктория. – Мы же не можем вернуться, так ведь?..

Ренате хотелось взять да и приподнять голову обеими руками, чтобы просидеть в таком положении хотя бы несколько минут. Желательно – в тишине. Жжение в основании черепа, где-то ниже затылка с недавних пор стало несказанно назойливым.

– Всё будет хорошо, – не открывая глаз и не меняя положения, пробормотала Рената. – Командир вызовет ещё один челнок. Вернёмся в Новосибирск. Выпьем чаю. Поспим.

– Челнока не будет. Мне Роберт сказал.

Неясова удивилась самой себе – настолько наплевать ей было в данный момент на челнок, на трупы учёных, на всю Ясную. Её бесконечно удручала единственная вещь – тяжесть собственной головы. Казалось, вселенная сжалась до объёма её черепной коробки, притом ничуть не потеряв в массе.

Неожиданно Рената услышала стук. Решив поначалу, что это эхо её собственного сердца, выждала. Оказалось, нет – стучали. Оторвать от скул спасительные руки было выше её сил, оттого она и попросила Вику:

– Открой…

– Что?

– П-переборку. С-стучат же… – заикаясь, ответила Рената.

Снова постучали. Уже громче, настойчивее. И как бы в стекло. Странно, но в медблоке не было витражей, кроме пустовавшего карантинного изолятора. Может, кто-то открыл их в лаборатории напротив и зачем-то стучал?..

– Я ничего не слышу. Ты чего, Ренат?..

Удар по голове откуда-то сзади был внезапным и сильным; перед глазами вспыхнули красные и жёлтые круги, а по рукам и ногам пробежал болезненный ток, как если бы они вдруг разом обрели чувствительность после продолжительного онемения. Рената ощутила толчок в грудь. Потом ещё один, и ещё. Вот это уже точно было её сердце: улучив удобный случай, оно опять рвалось наружу, прочь из осточертелой костяной клетки!

Стук слышался отовсюду. Звук был настолько чётким, что картина представлялась сама по себе – ладонь тщетно колотит по запотевшему толстому стеклу. Женская ладонь… И голос. Голос тоже – женский. Голос Ольги…

Хлёсткая пощёчина вернула Ренату в реальность. Она лежала на полу, голова жутко болела. Но это даже радовало, ведь теперь голова болела вся целиком и вполне привычно. Жжение исчезло бесследно.

Подобной расторопности от Трипольского не ожидали – на всё ему потребовалось чуть более часа. Увидев вышедшего из командного пункта Фарадея, Роман решил, что ЭВМ не вынес-таки пытки. Но, оказалось, нет. Бледный, взмокший, Трипольский помахал рукой, что-то промямлил, типа: «сделано». И упал, со всего маху ударился лицом о контактный выступ проёма, распластавшись прямо между отсеками.

Спустя несколько минут, когда его уже отнесли в медблок, прояснилась причина обморока. Прежде чем доложить командиру, он, скорее всего, просмотрел извлечённые программой кадры.

В командном отсеке столпились все, кроме женщин, Подопригоры и Трипольского. Вместо девяти трёхгодовых фильмов с различных камер на большом настенном мониторе аккуратными колонками располагались видеофайлы, обозначенные цифрами от одного до сорока двух. Продолжительность каждого в среднем составляла не более двух минут. Пусть и с помощью специальной программы, созданной для вычленения определённых категорий информации из видоряда, но Трипольский всё же совершил подвиг.

– Иконников?

Высказанное кем-то предположение давно засело в голове Романа. Но почему-то он не спешил верить в виновность полковника. Возможно, это всего-навсего протестовала военная солидарность.

На первых кадрах две женщины целились пистолетами куда-то в соединительную переборку. Они стояли примерно там, где теперь лежал убитый табуретом. Одна из них рыдала, что-то неистово крича в сторону второй половины колонии. Звука отчего-то не было. Но качество материала позволяло легко распознать характерное для русской речи движение губ. Почти под самый конец файла к переборке подбежал тот самый лысый здоровяк, а за ним высокий, лопоухий детина. Он притащил протоволновую сварку. Заканчивалось всё тем, что дуга начинала своё шествие по серой шершавой поверхности углепластика, а одна из вооружённых женщин в истерике падала калачиком на пол, роняя пистолет, будто раскалённую железяку.

– Кислых тут и не пахло… – глубокий бас Бурова кое-кого заставил вздрогнуть.

Далее следовали непродолжительные кадры простого, можно даже сказать обыденного быта изоляционистов. Всего их оказалось семь человек, в том числе три женщины. Космопроходцы терпеливо отсматривали всё подряд – программа, настроенная на выделение кадров с перемещением объектов в пространстве, не могла идеально соответствовать запросам людей. Она не понимала разницы между убийством и занятием сексом, например. И, кстати говоря, доверять ей с точки зрения хронологической достоверности тоже вряд ли стоило.

Искомые кадры с убийствами не заставили себя долго ждать.

Лаборатория. Высокий лопоухий детина втаскивает внутрь уже изломанное, будто попавшее под грузовик тело. Бросает его и с абсолютно равнодушным видом выходит прочь.

Один из жилых кубриков. Двое в укромном углу, в тени от верхних ярусов нар, мужчина со спины похож на лысого здоровяка. Внезапно женщина снизу начинает отчего-то дёргаться и размахивать руками, царапает партнёру спину. Это продолжается достаточно долго, но в итоге женщина затихает. Мужчина отстраняется и, не одеваясь, выходит прочь.

Снова лаборатория. То ли случилась какая-то неполадка, то ли программа немного сбоила, но кадры начинаются чуть ли не с конца ожесточённой драки между женщиной, в самом начале рыдавшей на полу, бросив около себя пистолет, и тем высоким и лопоухим. Последнему отчего-то никак не удаётся справиться с хрупкой на вид соперницей, она играючи укладывает мужчину на столешницу и резким движением бьёт локтём в челюсть, вырубая его. После чего привязывает чем-то и, приведя в чувства, принимается ввинчивать в суставы заострённые штифты, предназначенные для фиксации исследовательских приборов.