Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон - Страница 59


59
Изменить размер шрифта:

— Все равно пропадет. Мне отсюда не выйти. Эти манто нам выдают как спецовку… Сначала в райкоме комсомола объясняют, что доверяют тебе важную государственную работу. И направляют в ГПУ. А там поясняют: надо помочь родине обезвредить врагов. «Вы такая красивая и молодая, вам будет удобно бывать в ресторанах». Снабжают шикарной одеждой, сулят златые горы. И ничегошеньки не просят взамен. Надо лишь кое с кем встретиться, кое-что запомнить, беседовать, даже пофлиртовать можно. Потом кое-кому сообщить…

Одна встреча с иностранцем оказалась роковой. Он — сын спичечного короля, мы полюбили друг друга, уехали с ним в Березники. Через некоторое время его выслали из Союза, и я осталась одна. Меня арестовали, хотели заставить написать, будто я от него беременна. Я отказалась. Тогда они сами сфабриковали письма, вымогая от моего имени валюту…

1935 год. Саратов. В городскую больницу привезли умирающую девятнадцатилетнюю девушку. Она только что вышла замуж за военного. Не знала она, что он служит в Органах. А узнав, разве бы отвернулась от него?

«Муж» пригласил ее вскоре после свадьбы в Дом Красной армии и бросил на потребу приятелям (у блатных это называется «пустить бабу под трамвай» или «устроить очередуху»). После нечеловеческих надругательств девушка выпила сулемы и умерла в мучениях.

Верно заметил Джордж Орвелл:

«К несчастью, правда о зверствах значительно хуже того, что способны выдумать органы пропаганды»[159].

1939 год. Ростов-на-Дону. По рассказам девиц, попавших в тюрьму, в Ростове в те годы для партийных бонз был устроен бордель. Дело было поставлено на вполне современный лад: банд ерша, альбомы фотографий красавиц, европейская кухня, тонкие вина, шелковое белье, световые эффекты…

Упразднив вместе с прочими институтами буржуазного общества дома терпимости, мог ли Владимир Ленин предполагать в близком социалистическом будущем развитие такой самодеятельности?..

* * *

Грязных, гнусных людишек набирали в Лубянское войско. Шпик Постельников, персонаж Н.С. Лескова, в минуту паскудного откровения жалуется студенту, которого сейчас вот предаст в руки стражи:

«Я хотел в уланы, а это все маменька так устроила… В этом войске, говорит, хорошо, и обеспечено, и мундир, и шпоры, и это войско на войну не ходит… тут не контузят и не ранят, а выслужить можно скорей, чем в битвах, но эта служба требует, так сказать, высших способностей, тут, так сказать… к ученому даже нечто примыкает, потому что требуется наблюдательность»[160].

…и профессиональная подлость, добавим мы от себя.

Постельников, чтобы отслужить свое жалование («Потому, душа моя, что ведь мы во что-нибудь стране-то обходимся…»), подкидывает студенту, которого устроил на жительство у своей сестры, «Думы» Рылеева.

При Сталине подсовывали брошюры недавнего вождя Троцкого или стихи Марины Цветаевой. Но это уже детали.

Институт провокаторов существовал в ВЧК-ОГПУ с первых лет. Их засылали в типографию меньшевиков, в штаб тамбовских повстанцев, на Ирпеньскую конференцию с-д молодежи в 1923 году… В тюрьмах они заселяли все камеры, в лагерях — все бараки.

«Мой» лубянский провокатор Александр Спиркин учился в аспирантуре Педагогического института имени Ленина (до 1938 года институт носил имя А. Бубнова). Но прежде чем меня перевели к нему в камеру, прошло 3–4 месяца непрерывных допросов — пустых, мучительных. Мне инкриминировали террор и антисоветскую агитацию.

— Расскажите о своей террористической деятельности.

— Расскажите о своих террористических связях.

С этих вопросов, с легкими вариациями, начинался каждый допрос. Потом кто-то спохватился и снял с полуслепого обвинение в терроре. Что же касается агитации, то и тут, за неимением фактов, добиться ничего нельзя было. Тогда, видимо, приняли решение посадить меня вместе с провокатором. Расчет был прост: Спиркин аспирант-литератор, сидит по ст. 58 п. 10 и 11 (групповая агитация), я историк. Зато хорошо запомнил очную ставку, которую месяц спустя устроил нам следователь. Спиркин заявил, будто я поделился с ним планом участия в шпионаже в пользу фашистской Германии. Это была гнусная сцена. Спиркин прятал от меня блудливые глаза, следователь пресекал мои попытки возмутиться провокацией… Так, избавившись от «террора», я попадал под «шпионаж», то есть под смертный приговор. После этой очной ставки меня перевели в другую камеру, я не знаю кого подкинули Спиркину после меня.

Кормили во внутренней тюрьме «на убой»: кусок черного хлеба, кружка теплой воды, а на обед — ложка пшенной сечки с мышиным пометом, который не всегда удавалось выбрать. Некоторым арестантам давали дополнительно к обеду три соленые кильки и кусочек пиленого сахара. На стыдливом языке тюремной администрации это называлось больничным пайком. Мой сокамерник съедал свои килечки с достоинством честно поработавшей наседки.

До встречи со Спиркиным я был склонен ценить свою жизнь несколько выше. Теперь я благословляю тюрьму, в которой избавился от вредной гордыни.

Киевский мошенник Паниковский, играя роль слепого, зарабатывал на жизнь тем, что обирал доверчивых прохожих, которые переводили его через Крещатик. Своему покровителю, городовому, он платил ежемесячно 5 рублей. Этот полицейский со звучной фамилией Небаба стал потом, если верить Ильфу и Петрову, музыкальным критиком.

Имя Спиркина значится ныне в почетном списке членов-корреспондентов Академии наук. Он философ, вице-президент какого-то общества, автор высоко моральных трактатов.

Как у всякого респектабельного ученого, у него есть свое «хобби»: на страницах «Недели», еженедельного приложения к газете «Известия» Спиркин поучает читателей правилам хорошего социалистического тона.

В горячие дни проникновения и внедрения в Академию наук кандидат, а потом и доктор философии Спиркин обхаживал позорно знаменитого академика Ф.В. Константинова, верного оруженосца сталинщины. На даче этого академика-назначенца в поселке Отдых под Москвой Спиркин подвизался в роли добровольного огородника-садовода, с тяпкой в руках.

А вот что вышло из-под его пера.

Курс марксистской философии (два издания).

Материалистическая диалектика (в соавторстве с Глаголевым).

В мире мудрых мыслей (редактор).

Проблемы кибернетики (научный редактор).

Происхождение сознания.

Сознание и самосознание.

Теория, преобразующая мир.

Развитие Лениным философии Маркса.

Комплексное изучение человека и формирование всесторонне развитой личности.

Несколько философских трактатов Спиркина издано на иностранных языках издательствами АПН и «Прогресс».

Одна из последних книг — «Новое общество — новый человек», 1976 год.

Пожалуй, хватит об Александре Георгиевиче Спиркине, этом новом человеке нового общества.

Где сейчас мои следователи, что поделывают, не знаю. Они меня не истязали, а лишь отправляли время от времени в карцер, когда я пытался протестовать. Пользуюсь случаем выразить им свою арестантскую благодарность.

* * *

В потоке следователей, влившемся в Органы в тридцатые годы, попадалось много случайных людей, подготовленных к государственной службе на скорую руку. Иных забирали с производства, из научных и учебных институтов — по партийной или комсомольской мобилизации, часть вливалась из юридических ВУЗов. Некоторые, осознав страшное свое назначение, не могли принять постыдную роль, предназначенную им в этом ведомстве. Но став однажды сотрудником всесильных Органов, человек себе уже не принадлежал. Нельзя было перевестись, уволиться, просто уйти, сказавшись больным.

При Сталине, в годы кровавой жатвы, уничтожено четыре состава обслуги Лефортовской тюрьмы. «Убирали» всех — тюремщиков, следователей, разведчиков. Самые находчивые, в предчувствии неминуемой расправы, пытались скрыться за границей. Умело маскируясь, опытные разведчики прятались в Швейцарии, Бельгии, Африке, Америке. Этого Хозяин потерпеть не мог. Созданный при наркоме Ежове особый отдел находил и уничтожал «невозвращенцев» на всех континентах. Так Лубянка стала ловушкой для самих ловцов.