Свой среди своих - Черкасов Дмитрий - Страница 27

Мальков развел руками и отправился к двери на трап, к которому подходил одинокий пузатый переговорщик с продолговатой сумкой в руках, на которой синели банковские печати.

Старший лейтенант Чемоданов, имевший звучный позывной «Менделеев», на сантиметр отодвинул ветку заиндевевшего куста и поудобнее пристроил себе на сгибе руки цилиндрический «глушитель» А-91[81].

Вооруженный лишь двумя «Дротиками»[82] капитан Аграновский оглянулся на копошащихся за топливозаправщиком Чижа, Странника и Амбала и снова приложил к глазам бинокль.

– Открывают, – тихо произнес Менделеев, которому в оптический прицел было видно не хуже, чем соседу в двенадцатикратное изделие швейцарских производителей товаров для охотников.

– Кто на борту? – спросил майор Азарян по кличке «Гастелло», прибывший в аэропорт несколько минут назад и возглавивший третью штурмовую группу.

– Дед Пихто, Иванидзе, Зухра, – Чемоданов назвал Незабудкину по прозвищу с прошлого «Набата», когда самолет захватывала группа «исламских террористов» и Алена была в их числе, – великий друг Рыси Оленев и парнишка из аналитической службы. Новенький, я его не знаю…

При упоминании Оленева Аграновский, обладавший позывным «Рысь», засопел.

К Игорю у капитана были свои счеты. И всё из-за вполне безобидной, по мнению Оленева, шутки при прохождении ежегодной диспансеризации.

Рысь пропустил врачебный осмотр по причине командировки в Чечню и был направлен на его прохождение вместе с пресс-службой и ССБ[83]. В очереди на получение обходного листа он встретил своего старого приятеля, который с невинным видом сообщил спецназовцу, что у хирурга сегодня день рождения и каждый должен его поздравить.

Желательно оригинально и с юмором.

Рысь глубоко задумался, ибо ничего такого, что можно было бы подарить доктору, у него с собой не было.

И никакие мысли на сей счет тоже в голову не приходили.

Тогда Оленев взял инициативу в свои руки и посоветовал Аграновскому учесть, что хирург – женщина, должна по сути своей работы осматривать в том числе и мужскую гордость пациентов, и предложил тому обвязать сию гордость ленточкой и, когда наступит время, приспустить трусы, сказать: «Доктор, а это вам!» Потрясенный изяществом замысла, капитан дал согласие и в туалете за минуту соорудил на своем достоинстве шикарный бант из «случайно» оказавшейся у Игоря розовой ленты.

Оленев вызвался сопровождать Рысь до кабинета, но сам отчего-то не разделся в предбаннике, как это было положено, а остался в костюме. Мотивировав свое поведение тем, что у хирурга он уже отметился.

Аграновский бодро прошел мимо сидевших в очереди, но любезно согласившихся пропустить вперед заслуженного спецназовца двоих сотрудников ССБ, отворил дверь с немного криво прикрепленной бумажкой со словом «хирург», подошел к стулу, на котором сидела изящная дама лет пятидесяти в ослепительно-белом халате, стащил трусы до коленей, сказал: «Доктор, это вам!» – и широко улыбнулся.

На лице подполковника медицинской службы не дрогнул ни один мускул.

– Впечатляет. – Врач посмотрела прямо в глаза Рыси. – А теперь сядьте вон на тот стул, закройте левый глаз и прочитайте нижнюю строчку в таблице.

Коварный Оленев привел Аграновского в кабинет окулиста, на дверь которого за минуту до этого участвовавший в розыгрыше Зорро повесил свежеизготовленную табличку. Рысь был третьим, кто попался на удочку весельчака из пресс-службы. До него с тем же «поздравлением» к подполковнику Константиновой уже заглянули Вальтер и Странник.

Но рекорд Оленева по утонченности шутки на медкомиссии продержался всего один день.

Назавтра его побил Маэстро.

Не Оленева, разумеется, а рекорд.

Антон Михалев готовился к своему мини-спектаклю долго и тщательно, творчески подойдя к изречению полковника Ярошевича о том, что глаза у снайпера должны быть не только спереди, но и сзади. Маэстро взял старую сломанную куклу своей дочери, выковырял обрамленный длинными ресницами голубой глаз, весьма похожий на настоящий, и, зажав его в кулаке, отправился по врачам. В кабинете настоящего хирурга он улучил момент и вставил пластмассовый глаз себе между ягодиц.

Когда удивленная врач наклонилась, чтобы рассмотреть странный предмет, расположенный у пациента в совершенно неподобающем месте, Антон произнес заранее подготовленную фразу: «Ой, доктор, а я вас вижу!» – и затаил дыхание в предвкушении бурной реакции.

Ответом на реплику стал шум падающего в обморок тела.

Потом начальник РССН неоднократно припоминал Михалеву «глазик» и даже грозился задержать выдвижение на очередное звание, ибо имел неприятнейший разговор с начальником медслужбы и генерал-лейтенантом Ястребовым, на пару разъяснившими ему недопустимость доведения шутки до членовредительства. Ярошевич приказал Маэстро через день навещать попавшую в госпиталь с переломом ключицы хирурга, что тот и делал на протяжении полутора недель, пока наконец врача не выписали домой…

– А у Игоряна случайно нет на теле взрывчатки? – себе под нос пробормотал Аграновский, закрывая линзы бинокля специальной крышкой.

– Сегодня нет, – в тон Рыси ответил Менделеев.

– Но ведь у тебя могут возникнуть подозрения. – Гастелло поправил висящий на груди «Вал»[84]. – И ты вправе захотеть их проверить… Я ж не в состоянии запретить тебе думать.

– Это точно, – подтвердил Чемоданов. – Тяжело в учении – легко в бою. Подозреваешь – проверь.

Аграновский злорадно улыбнулся.

Азербайджанская преступная группировка была наиболее малочисленной, что, однако, не мешало ей стоять почти вровень с вдвое большей чеченской и вчетверо большей цыганской. Каждая ОПГ в самом начале перестройки оттяпала себе сектор рынка и ревностно следила за тем, чтобы чужаки не пытались залезть не в свой бизнес, для чего лидеры держали под рукой мобильные бригады «разборщиков».

Растаскивание госсобственности, получившее красивое название «приватизация», прошло в Черноморске на удивление мирно, без массовых побоищ, как в иных регионах, где с конкурентами разбирались чуть ли не с применением артиллерии.

Конечно, стычки и заказные убийства случались, но довольно редко. В основном гасили приезжих, не знакомых с местной спецификой рэкетиров, вздумавших на халяву «поставить крышу» оптово-закупочной фирме при администрации порта или учинить еще какое-нибудь подобное безобразие. Бизнесмены же гибли лишь тогда, когда «кидали» партнеров на крупные суммы, а затем отказывались платить и привлекали для разборок со своими бывшими «крышами» никому не подчинявшихся молодых отморозков. При этом разные ОПГ сосуществовали вполне спокойно, устраивая для подшефных коммерсантов настоящие спектакли на стрелках, где грозили друг другу автоматами и гранатами и обещали порвать визави «как Тузик грелку», а затем весело праздновали в кабаке удачно проведенную «разводку» и «по-честному» делили между командами отданные трусливыми барыгами деньги.

Азербайджанцев возглавлял Ибрагим Мамед-оглы Арцоев по прозвищу Скелет, настоящий жулик[85], заработавший право на это «почетное звание» в лагерях под Воркутой, на Колыме и в Молдавии, где он отсидел в общей сложности пятнадцать лет из своих сорока четырех.

Скелет соблюдал традиции, жил довольно скромно и не забывал о «парящихся» в зоне корешах, честно выделяя десятую часть доходов ОПГ на «грев» сидельцев и на помощь семьям погибших и арестованных. Его раздражали расплодившиеся с середины восьмидесятых годов «воры в законе», короновавшие сами себя или покупавшие несуществующие звания[86] у потерявших совесть старых воров.