Комнаты сексуальных тайн - Хеммингсон Майкл - Страница 11

— Я не хотел, — ответил я. — И она тоже.

— Вот как?

— Вы заставили ее сказать «да». Потому что теперь она — ваша рабыня. Но она этого не хочет. Что вы заставите ее делать, Гордон? Продадите как шлюху? Заставите трахаться с десятью мужиками по очереди?

— Эшли — не Данни, — сказал он. — Но могла бы стать ею. Да, могла бы. Ее мать это понимает. У меня есть теория насчет того, что быть шлюхой — это генетическое.

— Посмотрите на себя, — проговорил я. — Какого хера, Гордон?! Обритый налысо отшельник трахает ребенка!

— Нет. Эшли уже женщина.

— Это так вы переживаете смерть Данни?

Он коснулся головы.

— Мне кажется, это даже символично…

— Как все началось между вами и Данни? Вы знали ее до того, как она появилась в университете. Она рассказала мне об этом. Но больше я от нее ничего не добился.

— А что именно она говорила?

— Что любит вас. Она не должна была так говорить, я знаю. И вела себя она так…

Он кивнул, неожиданно став чертовски грустным.

— Я встречался с ее матерью, — сказал он.

— Так я и думал.

— Давай присядем, Алекс.

26

— Я всегда любил ее, — сказал Гордон со слезами на глазах. — С того момента, как я ее увидел впервые. Я знал, что буду любить ее всегда. А она любила меня. Об этом ее мать даже и не подозревала. Женщины никогда не понимают таких вещей.

— Я не уверен, что я понимаю.

— Забавно, как все иногда случается в жизни, — проговорил он.

— Расскажите мне, — попросил я.

— Откуда же начать? — задумался он. — Как я уже говорил, я знал ее мать, Сандру. Сандре Кинг было тридцать три года, когда я начал с ней встречаться. Это было десять лет назад, в Южной Калифорнии, где я преподавал в Сан-Диего. Данни было десять лет.

— А отец Данни?

— Отец?

— Ну да. Отец, который трахал ее и научил всяким грязным штукам, — пояснил я. — Она сказала, что это он сделал из нее шлюху.

— Не было никакого отца, — сказал Гордон.

— Правда?

— Этот человек умер, когда Данни было шесть месяцев. Сердечный приступ. Бедолаге было всего двадцать пять лет. Очевидно, какие-то нелады с моторчиком.

— Значит, она лгала мне, — пробормотал я. — И не было никакого инцеста.

— Она просто рассказывала тебе байки.

— Я догадывался, что это все вранье. Она просто морочила мне голову. Все эти истории о групповом изнасиловании, о сексе с животными, об «играх» с папочкой…

— Возможно, половина из того, что рассказывала тебе Данни, и было правдой. Насчет отца — фантазии чистой воды. Она хотела, чтобы отец трахал ее, заполнил эту пустоту, чтобы у нее было то, что, возможно, было у ее подружек: нарушить одно из старейших сексуальных табу с библейских времен. Она хотела воплотить эту фантазию со мной, но я не мог ей этого дать. Иногда она находила пожилых людей, которые могли оказать ей такого рода услугу.

— Значит, вы встречались с ее матерью и трахали маленькую Данни, — сказал я. — Как Эшли и ее мать?

— Нет, ничего подобного. Для начала Сандра не была моей рабыней. Ни о чем таком я и не помышлял, пока не приехал в Новый Орлеан. Потом, я не мог заставить себя трахнуть Данни. Я твердил себе, что она слишком молода. Я знал, что она хотела меня. Она флиртовала со мной и явно давала мне понять, что хочет стать моей любовницей. Но я не мог сделать этого по одной веской причине: я слишком ее любил. Я не любил ее мать. Я любил Данни, но не осмеливался заходить так далеко.

— Из-за ее возраста?

— Частично. Я хотел, чтобы наши отношения были своего рода совершенными. К тому же рядом была Сандра…

— Как долго вы встречались?

— Около трех лет. Когда мы разорвали отношения, Данни было, кажется, тринадцать. Я получил назначение сюда и покинул Калифорнию. Данни была хоть и маленькой, но весьма сексапильной девицей, и я знал, что дальше — больше. Я уехал, Данни строчила мне письма, в которых описывала свои сексуальные подвиги. Перед отъездом она сказала мне: «Если ты не переспишь со мной, я найду человека, который это сделает. Я буду трахаться со всеми, с кем захочу». Она хотела сделать мне больно. Мне действительно было больно, однако ее слова еще и возбудили меня. Ее сексуальные письма были отвратительны, но в то же самое время я кончал, перечитывая их и рисуя в воображении похабные картинки, на которых множество мужчин суют свои члены в ее маленькую девичью «киску».

И… я не был уверен, что все это было на самом деле, что она писала правду. Я подозревал, что истина лежала где-то посередине, как те байки, которые она рассказывала тебе.

Когда она написала, что спит с отцами своих подружек, я знал, что за этим кроется ее желание найти отца, которого она никогда не знала. Отца, которым я никогда не смог бы стать для нее.

Когда она писала мне о том, что делает минет своим учителям, женатым мужчинам, с которыми встречалась в мотелях, тренеру по баскетболу… я знал, что действительно у нее было на уме — в мыслях распущенной грязной маленькой шлюшки.

Затем ей исполнилось девятнадцать, пришло время поступать в колледж, и она захотела приехать сюда. Я не мог ее остановить. Да и не хотел этого.

Она приехала — нимфетка, ставшая женщиной. Прекрасной сексуальной женщиной, которая немедленно возжелала переспать со мной.

Во время нашей первой встречи она сказала мне: «Я хочу показать тебе, чему научилась за эти годы», — и начала сосать мой член. У меня в жизни не было такого великолепного минета.

Я рассказал ей о своем увлечении садомазохизмом. Сказал, что я хозяин, ищущий рабыню. Она тут же ответила: «Я буду твоей рабыней. Я сделаю все, что ты мне прикажешь. Я буду твоей — делай со мной что хочешь, пользуйся мной, оскорбляй меня».

«Ты будешь сосать мой член каждый день, маленькая блядь, — сказал я ей, — и отсосешь и трахнешься с теми, с кем я тебе скажу».

— Но вы же никогда не спали с ней, — проговорил я. — Не трахали ее в ее «киску».

— Я не собирался трахать ее и в задницу, пока ты мне не рассказал, насколько это классно. А что касается «киски»… Ее вагины… Нет.

— Почему? Это же ничего не значит, Гордон.

— Для тебя — может быть. Но не для меня. Ее вагина для меня была самим совершенством. Я любил ее. Любил, как никого в своей жизни. Судьбой нам было предначертано быть вместе, я знал это с самого начала, еще десять лет назад. Я хотел быть ее первым мужчиной, я хотел сделать ее женщиной, но не сложилось. Мне было больно, Алекс, больно потому, что она стала трахаться с другими, так как я не мог ей этого дать. Я все же сделал ее своей рабыней, я заставлял ее делать всякие вещи, и она была просто счастлива выполнять мои приказы. У нас есть то, что есть, но не то, что мы должны были бы иметь.

— А теперь она покинула нас, — сказал я.

— Она…

— Она погибла из-за вас.

— Я думал, ты пришел ко мне, чтобы подбодрить меня.

— Я пришел сказать вам правду.

27

— Она ушла не навсегда, — сказал Гордон Де Марко. — У меня есть план.

Он встал, подошел к бару и приготовил себе очередной коктейль.

— Что за план? — спросил я.

Он повернулся ко мне, его лицо хранило невозмутимое выражение.

— Мне велели обрить голову в качестве подготовки.

— Подготовки?

— Помнишь тех людей, которых мы встретили на вечеринке во Французском Квартале? Марка Перкинса и Вивьен Даркблум?

— Как я могу их забыть, — проговорил я. — И ту вечеринку… И шоу, которое устроила нам Данни…

— Они занимаются колдовством.

— Данни тоже об этом говорила.

— Я пошел к ним и спросил…

Он покачал лысой головой и отвернулся.

— Гордон, — проговорил я. — Горди…

— Ты должен уйти, Алекс.

— Я не уверен, что хочу этого.

— Я понимаю твое смятение, но уверяю тебя, что я в порядке. Я настроен очень позитивно, Алекс. Но я не могу говорить сейчас об этом.

Я вздохнул.

— Извини, я был не особенно коммуникабельным сегодня, — сказал он. — Думаю, что в будущем я исправлюсь.