Разнести повсюду весть (ЛП) - Вилгус Ник - Страница 47

— Думаю, ты имела в виду угнать машину.

— Плевать, умник. Это не безопасно — вот, что я говорю. Каждый раз, когда звонит телефон, я задерживаю дыхание. Я знаю, что в один из дней это будет полиция, которая скажет мне, что тебя обезглавили или подорвали на том марафоне, которые они там проводят, или…

— Ох, мама, честное слово!

— Что ж, Иисус, Мария и Иосиф! Я переживаю за тебя. Так подай на меня в суд. Если нападут террористы, это не в Тупело, Миссисипи, в центре города спикирует вниз 747-ой боинг. Это будет в таком месте, как Бостон, где вы все такие пафосные…

— Мама, мне пора.

— Но ты не рассказал, что случилось.

Я снова замолчал.

Мама ждала.

— Просто здесь не то же самое, — наконец сказал я.

— Это и я могла бы тебе сказать. На самом деле, кажется, я говорила, но ты не слушал.

— Только то, что здесь по-другому, не значит, что это плохо. Я просто чувствую себя немного не в своей тарелке.

— Ну, если хочешь приехать домой…

— Я не хочу домой. Я просто чувствую себя напуганным.

— Ты? Напуганным? С каких пор?

— С этих самых, мама.

— Чего ты боишься?

— Не знаю.

— Ты знаешь, что всегда можешь со мной поговорить, Вилли. У нас были взлёты и падения, но я всё ещё твоя мама и всегда ею буду. Я хотела бы, чтобы ты остался там, где тебе место, со своей кровью, но я уверена, ты знаешь лучше.

— Джек нуждался в этом.

— А ты нет. Так ведь?

— Не совсем, — признался я.

— Если бы я не знала тебя лучше, то сказала бы, что ты тоскуешь по дому.

— Я не тоскую по дому!

— Ты тоскуешь по дому, да? Ну, это нормально, детка.

— Мама, я не тоскую по дому.

— А вот и тоскуешь. Ты на самом деле по нам скучаешь, да? Билли будет так удивлён, когда я ему расскажу.

— Ты ничего ему не расскажешь!

— Несомненно расскажу! Никогда ещё ты не был так далеко от дома. Чего ты ожидал?

— Я не тоскую по дому. Мне просто немного… одиноко.

— Я думала, ты замужем.

— Так и есть!

— Ну, тогда чего тебе одиноко? И бедный Джек только что потерял своего отца. Надеюсь, ты не планируешь сейчас тосковать по дому, не тогда, когда он нуждается в тебе.

— Мама, мне пора.

Глава 68

Обещай мне

Я дал Тони поспать час, прежде чем разбудил — я не хотел полностью сбивать график приёма лекарств. Стоя у кухонного стола, он смотрел, как я достаю его таблетки, смешивая миску пудинга, предлагая ему стакан воды. Он послушно сделал глоток, проглотил таблетки, одну за одной. Я погладил его по груди, пока он пытался протолкнуть таблетки вниз. У меня не было истинных доказательств того, что поглаживание каким-то образом помогает, но это, казалось, помогало, и для меня это было достаточно хорошо. И, возможно, он учился ассоциировать приём таблеток с проявлением любви. Он ел пудинг, гримасничая с каждой ложкой — видимо, в мире не было достаточно ванили и яблочного пюре, чтобы скрыть дрянной запах лекарств.

Затем он сел за стол и принялся за сэндвич.

Почему ты убежал? — спросил я, когда мы закончили.

Он пожал плечами.

Ты меня напугал, — сказал я, неуверенно улыбаясь, чтобы смягчить влияние этого заявления.

Он закусил губу, не ответив.

Пожалуйста, не делай так больше, — сказал я.

Он не отвечал.

Пожалуйста, — сказал я, беря его за руку и сжимая её. — Обещаешь мне?

Тебе… страшно?

Да.

Почему?

Тебя могла бы сбить машина.

Пустой взгляд его глаз говорил мне, что он не понимал, что я говорю.

Опасно, — прожестикулировал я. — Дорога… машины… много, много, много… ты бежал… опасно. Ты… поранился. Машина… ударила тебя. Больно, больно, больно. Не хорошо. Понимаешь?

На его лице появилось виноватое выражение.

Пожалуйста, — добавил я, — не делай… не надо снова… это слишком опасно. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Он открыто смотрел на меня. Его взгляд говорил, что он признавал себя виноватым, но не совсем понимал, в чём проблема.

Тебе было страшно? — спросил я, пробуя ещё один подход.

Я… Я… не знаю… мне.

Я не был уверен, что это значит.

Ты убежал потому, что тебе было страшно?

Я не знаю.

Сейчас тебе страшно?

Нет.

Хорошо. Я не хочу, чтобы ты боялся. Но почему ты убежал?

Он смотрел на меня, его губы двигались, будто он хотел что-то сказать, его глаза были полны… чего? Замешательства? Неуверенности? Вины?

Я… не могу…

Это было единственным, что он сказал.

Ты не можешь… что?

Я не знаю… нет… не знаю… не…

Я несколько минут пытался распутать его мысли, но сдался. Он не мог что-то сделать, или не мог сказать, или не знал, как сказать — в этом была суть.

Ты, — сказал он, тыкая в меня пальцем. — Ты… злишься?

Нет, сладкий. Мне страшно.

Почему… тебе страшно?

Если бы тебя сбила машина, ты попал бы в больницу. Тебе было бы очень больно. Очень, очень, очень сильно. Я этого не хочу.

Казалось, он ухватил это упрощённое, урезанное заявление.

Почему? — спросил он. Он казался озадаченным.

Я люблю тебя. Если тебе больно, то и мне больно. Если тебе грустно, то и мне грустно. Ты понимаешь?

Он пожал плечами.

Пожалуйста, будь осторожным. Обещаешь мне?

Он очень медленно кивнул.

Глава 69

Рай — это место на земле

В тот день “потеплело” до семи градусов. Это были слова излишне самоуверенной блондинки из прогноза погоды по телевизору, не мои. “Потеплело”. У них было чувство юмора, у этих янки. Мы с Тони укутались, шли за руки вниз по Пайн-стрит в сторону школы Амелии.

Тони нравилось бывать на улице. Я понял это, пока мы гуляли. Он сошёл с дороги, чтобы пнуть маленький сугроб, или проскользить по обкатанным участкам тротуара, или обежать вокруг деревьев, которые дрожали под ярким, но холодным небом. Он казался довольным. Более того, казалось, он наслаждался собой, и не в своей контролируемой, осторожной манере, а в беззаботной и спонтанной, что было приятно видеть.

Когда мы приближались к школе, он побежал к кованому железному забору, который отделял игровую площадку от тротуара, и посмотрел на качели, карусели и рукоходы с определённой долей любопытства.

На площадке появлялось всё больше детей, когда зазвенел звонок, и у обочины выстроились школьные автобусы.

Мы ждали Амелию.

Настроение Тони изменилось, когда дети начали выходить из школы. Он придвинулся ближе ко мне, будто хотел, чтобы я его спрятал. Он схватился за мой карман и опустил глаза.

Амелия нас заметила.

— Как прошёл твой день, тыковка? — спросил я.

— Тыковка? — повторила она, закатывая глаза в скептическом недоверии.

— Милая?

— Милая?

— Сладкая?

— Сладкая? Ох, честное слово!

— Дай мне попробовать снова, — сказал я. — Как прошёл ваш день, мисс Амелия?

— Нормально, мистер Вилли. Кстати, мой учитель английского жжёт.

— Рад слышать.

— И я далеко превзошла этих неудачников.

— Серьёзно?

— Я очень хорошо читаю.

— Бьюсь об заклад, так и есть.

— Я читаю уже на уровне седьмого класса, а я только в четвёртом. Я могу сделать домашнее задание во сне. Я тебя умоляю! Я даже не знаю, почему должна ходить в этот класс.

— Ты умная девочка.

— Я знаю, ладно?

Тони потянулся, схватил Амелию за рукав пальто и неловко потянул.

Она нахмурилась, бросая на него взгляд.

Привет, — сказал он.

— Что говорит мальчик-козявка? — спросила она.

— Он сказал “привет”. И не называй его так.

— Ну, он мальчик, разве нет?

— Я знаю, но он твой младший брат.

— Он мне не брат.

— Не будь такой.

Выражение её лица смягчилось. Она помахала ему рукой в своей версии приветствия.

— Он никогда не говорит никому “привет”, — сказал я. — Может быть, мы делаем прогресс.

— Он такой странный.