Орден - Мельников Руслан - Страница 31

— Татарские паны, — процедил дядька Адам. — Языческие витязи. Вроде наших дружинников и рыцарей.

Бурцев прильнул к просвету между еловыми лапами. Рыцари, значит? Собственно, по своему вооружению татаро-монгольские «паны» практически не уступали гордой польской шляхте, а кое в чем и превосходили ее. Сравнить хотя бы надежный панцирь знатного кочевника и кольчужную рубаху Освальда… Сравнение, пожалуй, не в пользу последней.

А это что за чудо? В ряды панцирной кавалерии затесалась неказистая фигурка маленького высохшего седовласого старичка. Бездоспешный, безоружный, в длинном халате, с желтым гепатитным лицом, он казался заплутавшим среди грозных воинов путником. Однако сами воины относились к дедку с почтением и подобострастием. Неужто главный?

Э, нет. Главный — другой.

— Вон там, видишь, — подсказал дядька Адам. — Ну, вон же, в самом центре этой адовой дружины. Тот, который с лисьим хвостом на шлеме, сидит — не шелохнется.

Всадник в богатых одеждах и доспехах, с саблей на боку, надменно взирал из-под шлема, отороченного мехом и украшенного хвостом чернобурой лисицы. На груди верхового поблескивала серебряная пластина в ладонь величиной.

— Голову на отсечение — татарский князь это или воевода, — дядька Адам нервно теребил тетиву лука. — Сшибить бы его прямо сейчас, так нельзя ведь. Татары за одну мою стрелу весь лес перевернут. И себя погубим, и пана Освальда тоже. Племя Измайлово нас в два счета переловит. Или не переловит? Как думаешь, Вацлав?

Вопрос риторический — дядьку Адама ничуть не интересовало мнение соседа по ветке, так что Бурцев промолчал. А волчьешкурый лучник уже щурился прикидывая расстояние до цели…

— Эх, кабы спросить дозволения у пана Освальда сшиб бы, как пить дать, сшиб!

До «князя» метров четыреста. Солидная дистанция. Даже из «калаша» не каждый поразит цель с такого расстояния одиночным выстрелом, а тут лучник сказки рассказывает. Бурцев позволил себе усомниться в словах бородача, но тот лишь презрительно скривил губы:

— Я с отцом белок в глаз стрелой бил, когда ты Вацлав, еще мальцом голозадым по мамке ползал.

Но тут дядька Адам ошибался. Когда он начинал белковать, Бурцева вообще-то и в помине не было. Равно как и его мамки. И отца, и деда, и прадеда.

А пальцы партизана все не отрывались от тетивы. Видать, соблазн для лучника…

— Сшибить-то можно, — тихонько рассуждал бородач. — Эвон — у супостата лицо открыто. В глаз бей. Как ту же белку, и наверняка будет. Только разить нужно сразу — первой же стрелой, иначе дружинники прикроют щитами…

Бурцев снова подивился оптимизму пожилого стрелка.

— Я, кстати, и тебе, Вацлав, целил точно в глаз, когда нашел вас с княжной в лесу. В правый глаз, — уточнил дядька Адам. — Дернулся бы — там бы и лег.

Бурцеву стало не по себе. Поддерживать разговор не хотелось.

Дядька Адам стрелу так и не выпустил. Дружина знатного кочевника неспешно проехала мимо. Зато на дороге появилась еще более диковинная процессия. Впереди на флегматичных коньках двигались барабанщики. Немного — с полдюжины. Но шум, который они производили, мог бы сделать честь полковому оркестру. У каждого по обе стороны седла приторочено по тамтаму, похожему на гигантский шлем. Остроконечный, перевернутый, туго обтянутый кожей.

Оружие «музыкантов» болталось за спиной. В руках — огромные колотушки. Этими «барабанными палочками», которые можно использовать в качестве дубин для Божьего суда, всадники монотонно лупили по натянутой коже тамтамов.

Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п!

Ритм неизменный, завораживающий, словно на ритуальных плясках шаманов. Барабанщики задавали темп идущей позади них толпе пеших, оборванных, грязных и уставших людей — мужчин и женщин.

Пленные! Бурцев чуть пригнул ветку, закрывавшую боковой обзор. Среди них может оказаться и Аделайда!

— Спрячь голову, дурень! — шикнул над ухом бородач. — Или хочешь, чтоб тебя татарин, как шишку, стрелой сбил?

Отпущенная ветка упруго поднялась, хвоя царапнула по лицу. Снова довольствуйся, Васек, редкими просветами в колючей и пахучей зелени.

Пленники тянули тяжелые деревянные конструкции, уложенные на колесные платформы. Кое-где вместе с людьми были впряжены медлительные быки и тощие лошадки. Вероятно, скотину, как и людей, кочевники пригнали из окрестных деревень или с разгромленных обозов.

Вообще-то татаро-монголы вели с собой целый табун загонных[8] лошадей. Но степных скакунов кочевники берегли для боев, а в качестве основной тягловой силы предпочли использовать пленных.

Конные барабанщики синхронно поднимали и опускали колотушки. И сотни ног послушно поднимались и опускались в заданном ритме. Бр-р-рум-бам-п! Шаг-два. Бр-р-рум-бам-п! Левой-правой.

Между упряжками сновали надсмотрщики, плетьми погоняя нерасторопных.

Аделаиды среди полонян не было.

— У-у-у, злыдни… — прошипел дядька Адам. — Людей, как скотину, гонят.

— А как тут у вас принято с пленными обращаться? — поинтересовался Бурцев.

— Если пленник знатный — напоить, накормить и в темницу — пока родня выкуп не привезет. Если не знатный… таких в полон не берут — незачем.

— Отпускают?

— Чего ради? Порешат на месте — и дело с концом. Но то ж мы, а то они — татарва проклятущая.

Бурцев не уловил логики в рассуждениях дядьки Адама и предпочел сменить тему:

— А что это они тащат-то — на телегах?

Ни на кибитки, ни на походные шатры тяжелые деревянные рамы и грубо отесанные бревна не походили.

— Ясно что. Пороки. Вон, видишь бревно… Тараном будет, не иначе. А вон там — черпаки деревянные, вроде ложек, только большие — это чтоб камни метать. Вот подвезут татары все свое добро к Вроцлаву, соберут адовы машины да начнут бить, пока стену или ворота не порушат. Видно, изгоном взять город не удалось — так теперь к осаде готовятся.

Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п! Осадные орудия татаро-монгольского воинства медленно ползли по польскому тракту.

Глава 31

… — Много, очень много, — дядька Адам, отвечая на вопрос Освальда, сокрушенно качал головой. — Одной дружины у татарского князя десять раз по десять будет. А легких воинов да простых стрелков-лучников вдесятеро больше, чем дружинников.

Бурцев в изумлении воззрился на старого партизана. Ай да бородач! Ай да дядька Адам! Не зря сидел на ели. С толком время провел. Успел пересчитать врага, пока Бурцев ворон ловил.

— Плохо, — Освальд хмурился. — Видно, основательно язычники обложили Вроцлав, раз осадные машины к городу подвозят. На тракт нам выходить теперь опасно — там татарские разъезды хозяйничают. А в лес возвращаться негоже, пока не узнаем, что с княжной стряслось. Говоришь, Вацлав, не было Агделайды среди полонян?

— Нет, княжны я не видел.

— Жаль. Лучше бы она была там.

Бурцев в ужасе представил Аделаиду под бичом надсмотрщика, впряженную в повозку с разобранным тараном или катапультой…

— Тогда Казимиру точно не досталась бы краковская княжна, — пояснил добжинец. — А мы бы с божьей помощью попробовали б умыкнуть ее у татар. Но раз ee там нет…

— То что ты предлагаешь, Освальд?

— Есть вообще-то способ выяснить судьбу Агделайды. По крайней мере, узнать, брали дочь Лешко Белого в плен язычники или нет.

— Как? — вскинулся Бурцев.

— А самим полонить какого-нибудь татарского рыцаря или князя. Повиднее да поважнее, чтоб знал обо всех знатных пленниках, захваченных под Вроцлавом.

Бурцев присвистнул: — Думаешь, это так просто?

— Однажды мне удалось захватить в плен даже орденского комтура[9]. Много он интересного порассказал тогда о планах ордена.

— Ты знаешь немецкий, Освальд?

— В достаточной мере.

— А как насчет татарского?

Добжиньский рыцарь пожал плечами:

— Ну, придется в придачу к пленнику выкрасть еще и толмача.