Тихая Война - Макоули Пол - Страница 62

Сейчас она являлась старшим членом клана. Могущественной главой–матриархом, отрешенной и грозной. Ньюта, младшего из четырех детей, определяло не то, на что он был способен, а его родословная: любой поступок Ньюта сравнивался с достижениями матери и, как правило, оказывался недостаточно хорошим. С этим он и боролся, да все поговаривал весело, со знанием дела, мол, классический пример сыновнего бунта, беззлобного, происходящего по причине лихого отчаяния. Братья и сестра Ньюта смирились со своим положением, и только он отстранился, жил как мятежник и изгой. Он перевозил грузы на корабле, принадлежащем клану, по всем направлениям в системах Юпитера и Сатурна, влюблялся и расставался, выдумывал всевозможные безрассудные планы — полузаконные и незаконные, — как заработать кредиты. Такая вот беспутная маргинальная жизнь. Множество раз Ньют сталкивался с силами правопорядка и постоянно отказывался от помощи матери — порой ему удавалось чудом избежать наказания, в другой раз ему выписывали штраф или отправляли на принудительные работы — так шаг за шагом он приобретал репутацию сорвиголовы и контрабандиста. А затем он помог Мэси Миннот и молодой отказнице Саде выбраться из Восточного Эдема.

Благодаря этому приключению Ньют заработал множество кредитов и отныне считал себя бунтовщиком в квадрате. Тем не менее он привез Мэси и Саду домой, в свой клан. Парень сделал вид, будто хочет похвастаться трофеями своей рисковой затеи, но на самом деле ему больше некуда было отвезти Мэси и Саду. Его корабль принадлежал клану, среди всех городов и поселений в системе Сатурна только сады — обитель клана — он мог назвать своим домом. Ньюту пришлось прибегнуть к влиянию своей матери, чтобы отменить ордер на свой арест и арест двух беглецов, выданный Восточным Эдемом. Сада вскоре перебралась в Париж на Дионе, где связалась с Призраками, той самой бандой, которая попыталась сорвать миссию бразильцев и европейцев в атмосфере Сатурна. Мэси осталась в садах и стала работать на Штрома Бакалейникоффа, отца Ньюта, который руководил процессом регуляции и возделывания экосистемы обители.

Штром Мэси понравился: он был таким же добродушным, как Ньют, а еще совершенно неамбициозным и непритязательным. Он казался вполне довольным судьбой и обладал глубокими познаниями в разработке экосистем. Мэси многому у него научилась и именно благодаря советам Штрома начала сотрудничать с Питом Бакалейникоффом, его братом. Что же до Ньюта, то стоило шумихе и воодушевлению после побега утихнуть, он стал относиться к Мэси ровно. Ее это задевало, ведь про Ньюта ходили слухи, будто у него в каждом порту по девушке. Мэси не удивлялась, почему он не попытался завязать с ней отношений: в конце концов, на время их длительного путешествия они оказались запертыми в маленьком пространстве «Слона» вместе с Садой, где все дышали друг другу в затылок. Только вот и после Ньют не проявил никакого интереса, словно Мэси была трофеем, который по приезде домой поставили пылиться на верхнюю полку и забыли.

Девушка не придала бы этому значения, но его прямота, чувство юмора, мальчишеское очарование, ранимое сердце делали его столь привлекательным в ее глазах. Отношения их напоминали теперь состязание — они ссорились, спорили, подкалывали друг друга, то поддразнивая, то флиртуя, но порой, взглянув на него, Мэси чувствовала, как сжимается сердце, к горлу подкатывает ком, а затем при виде его дружеского безразличия она начинала злиться. Пару раз Мэси заводила романы, пока работала над экосистемами новых оазисов. Ничего серьезного. Никакой мести Ньюту за все те интрижки, что у него были с момента их прилета на Диону. Хотя Мэси более или менее прижилась в клане, она, как и Ньют, не имела ни малейшего понятия, в каком направлении движется. К тому же Мэси никак не могла избавиться от ощущения, будто она здесь посторонняя. Ей казалось, что как приезжая она куда лучше видит нарастающее напряжение в отношениях между городами и поселениями на ее новой родине.

Теперь, когда земляне вновь проявили интерес к Внешней системе, различные поколения дальних раскололись на два лагеря. Старшие члены общества, включая тех, кто пережил первый исход, настаивали на том, что в интересах каждого добиться мира с Землей. Несмотря на провал с проектом биома в Радужном Мосту, они все еще надеялись на перемирие. Ратовали за мир ради мира, обмен идеями и продуктами, которые несомненно окажутся выгодными для обеих сторон.

Зато подростки во Внешней системе, те, кому было двадцать–тридцать лет, относились ко всему с большей подозрительностью. Они не верили обещаниям Великой Бразилии и Европейского союза, а скорое прибытие кораблей Тихоокеанского сообщества, чьи намерения и миссии держались в строжайшем секрете, приводило молодежь в ярость. Они полагали, будто цели землян и дальних настолько различны, что война неизбежна, что жители Внешней системы должны заявить о себе прежде, чем Земля усилит свое присутствие, соблазнив глупых поборников мира, как уже произошло в Камелоте на Мимасе. Многие из них выступали за превентивный удар по военному кораблю на орбите Мимаса, а также по судам Тихоокеанского сообщества и Бразилии, что приближались к системе Сатурна.

Была еще и третья группа, которая соглашалась с тем, что война неизбежна, но при этом считала, будто избежать больших разрушений и людских потерь в городах и поселениях Внешней системы во время отражения атак не удастся, ведь они столь уязвимы. Одного удара кинетического оружия будет достаточно, чтобы нарушить герметичность города, привести к потере давления и вызвать тысячи смертей. Представители этой третьей группы считали: чем напрямую вступать в конфронтацию с землянами, лучше максимально усложнить им жизнь и захват Внешней системы. Они предлагали тактику ненасильственного сопротивления: всех жителей и инфраструктуру стоило перевести в оазисы и туннели, разбросанные по поверхности спутников Сатурна.

До сих пор клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф сохранял нейтралитет, придерживаясь промежуточной позиции. Но сейчас авторитетное меньшинство среди молодых членов семьи навязало новый опрос: стоит ли поддержать протест Парижа против присутствия землян в системе Сатурна. Голосование должно было состояться после визита Марисы Басси. Мэр Парижа в частном порядке встретился с Эбби Джонс и старшими членами клана, после чего выступил с коротким неофициальным обращением перед остальными. Он заявил, что и без того серьезная ситуация обещает стать еще более суровой, если не предпринять срочных мер. Он призвал клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф присоединиться к тем, кто требует немедленного и безусловного отбытия так называемой научной экспедиции землян из системы Сатурна, а также попросил их делегировать одного человека в комиссию, составленную из представителей всех городов и крупных поселений, которая вступит в переговоры с землянами от лица системы Сатурна. По мнению мэра, только объединенный фронт мог добиться положительных результатов — в противном случае земляне в одностороннем порядке провернут сделки вроде тех, что они заключили в Камелоте на Мимасе и ряде других поселений, тем самым расколов их мир на множество враждующих фракций, которые затем Земля одну за другой поглотит.

Его скромное миротворческое выступление наградили вялыми вежливыми аплодисментами. Молодежь по большей части выглядела расстроенной, ведь она ждала бравурного призыва к оружию. После на лужайке перед Большим Домом устроили прием. Мэси Миннот как раз направлялась мимо собравшихся стайками людей и усеянных цветами кустов мимозы к Марисе Басси, который в окружении поклонников стоял возле фуршетного стола. Девушке передали, что мэр пожелал ее видеть, вот Мэси и решила не откладывать встречу.

Мариса Басси был куда ниже стоявших рядом дальних, но источал такой ореол властности, что не заметить его было невозможно — широкоплечий, с мощной шеей, он походил на уличного громилу. Стоило Мэси приблизиться к нему, как мэр одной рукой схватил ее руку, второй рукой сжав девушке локоть. Громко и наигранно он сказал: