Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - Квитка Андрей - Страница 2

На страницах дневника мы встречаем яркие и красочные описания различных сторон военных будней русской армии, природы Маньчжурии и быта местного населения, оценки происходящих событий и действующих лиц Русско-японской войны, а также краткие или развернутые характеристики сослуживцев Андрея Валерьяновича. Среди них генералы Ф. Э. Келлер, П. К. Ренненкампф и П. И. Мищенко, полковники И. Е. Трухин и Е. А. Российский, подполковник А. И. Деникин и многие другие офицеры. Помимо личных впечатлений, дневник включает большое количество оперативных документов, приказов и донесений, прошедших через руки А. В. Квитки и являющихся ценным дополнением к описанию боевых действий.

Выпущенный в свет в 1908 году издательством В. Березовского, дневник А. В. Квитки хорошо известен специалистам по истории Русско-японской войны. Однако он давно уже стал библиографической редкостью, и редакция сочла необходимым переиздать это ценнейшее свидетельство участника событий 1904–1905 годах, чтобы сделать его доступным для широкого круга читателей.

Часть I

От Рима до Ляояпа. – В Восточном отряде. – У генерала Ренненкампфа [1]

В воскресенье, 11 апреля, я выехал экспрессом из Петербурга. Этим поездом ехал тоже на Дальний Восток флигель-адъютант полковник князь Трубецкой[1], которого провожали наши общие товарищи, офицеры конной гвардии.

12 апреля. Москва. Моим спутником в действующую армию был друг детства и старый товарищ по Пажескому корпусу, генерал-лейтенант граф Келлер[2], вызванный в Ляоян телеграммой генерала Куропаткина[3].

Келлер выехал раньше меня из Петербурга; было условлено вместе завтракать у Тестова и обедать в «Эрмитаже»[4].

Чтобы распределить, какую часть багажа я мог поместить в своем купе и что должен был сдать в багажный вагон, я приехал на вокзал за два часа до отхода поезда, и времени оказалось у меня не слишком много. От Москвы до Иркутска перевозка багажа стоила пять рублей за пуд и, несмотря на то что в купе поместилось довольно много вещей, пришлось доплатить свыше ста рублей. Если бы я мог предвидеть, что большая часть этих вещей пропадет и я никогда их не увижу, то, конечно, не затратил бы на них столько денег на покупку и за провоз.

Грустно было видеть проводы и расставание матерей, жен и близких с отъезжавшими на войну. Я вновь переживал весь ужас вчерашнего прощания.

14 апреля. Ранним утром мы проезжали мимо Бугуруслана. У подножия зеленевших холмов отражался в гладкой поверхности большего озера или разлива реки красивый городок с ярко окрашенными строениями и куполами церквей, горевших золотом.

15 апреля. Урал. Мы выехали в горы, покрытые хвойным и лиственным лесом. Поезд поднимался все выше и выше вдоль быстро текущей речки. Ровно вырубленные площади и прямые просеки указывали, что здесь было ведено правильное лесное хозяйство.

Характер гор волнистый, с мягкими очертаниями. Не было видно следов вулканического происхождения. Не было признаков суровой борьбы зарождающегося миростроения. Все было покрыто тучным слоем плодородной земли, дающей рост богатой флоре; кое-где только протиснулись обнаженные скалы, красные, желтые, зеленые с темно-бурыми жилами. Вот где кроются богатства Урала.

Поезд останавливался у Златоустовских заводов. На станции продавались разные изделия из стали и чугуна, преимущественно клинки, раскупаемые офицерами, едущими на войну.

Поднимаемся еще выше и огибаем Златоуст; поверх леса видно озеро с красивым городком на берегу.

Мы сидим за завтраком в вагоне-ресторане и не можем оторваться от окон, где мелькают перед нами живописные виды Урала.

Мои спутники – большею частью гвардейские офицеры: кроме графа Келлера, товарищи по конной гвардии – флигель-адъютант князь Трубецкой и подъесаул Золотницкий; кавалергарды князь Долгорукий, Олив и князь Урусов; два командира полков, расположенных в Порт-Артуре, полковники Бем и Поспелов[5]. Бем участвовал в Китайской кампании[6]; его знакомство с краем, жителями, способами ведения войны нас живо интересовало. Ехал с нами чиновник Министерства земледелия для руководства по устройству огородов. Впоследствии, когда мы увидели, в каком совершенстве возделывались китайцами хлеба и овощи, мы недоумевали, зачем был командирован ученый садовод в этот край, где каждый крестьянин мог бы быть профессором по этой части. Племянник барона Штакельберга[7], командира 1-го Сибирского корпуса, назначенный к нему ординарцем, говорил, что здоровье его дяди в последнее время было совсем плохое. Он лежал больной, когда получил от генерала Куропаткина предложение принять сибирский корпус. Желание вернуться снова к боевой жизни дало ему силы стать на ноги и побороть недуг.

После завтрака каждый уходил к себе читать, писать, а может быть, поспать. Все высыпали на воздух на значительных остановках. Келлер ходил умеренным шагом, молодежь куда-то спешила, искала развлечений, но в них избытка не было. У многих были фотографические аппараты; к сожалению, самые интересные виды встречались только на ходу, мы пробовали их снимать, но не знали, удадутся ли снимки при быстром ходе поезда. На станциях же все, что хотелось бы снять, заслонено складами дров, водокачками, поездами на запасных путях, заборами и проч.

К обеду мы чистились, прихорашивались; недоставало только дам, чтобы наша столовая имела вид нарядного петербургского ресторана.

На остановках Трубецкой выходил первый из вагона и возвращался только к третьему звонку, быстрыми шагами он удалялся по полотну железной дороги, чтобы размять ноги. На одной станции поезд тронулся раньше времени, никто не заметил, вернулся ли Трубецкой или нет, но вот поезд остановился и подобрал его, ушедшего далеко вперед. Хорошо еще, что он не избрал целью прогулки обратное направление.

В Челябинск мы приехали днем. Остановка была продолжительная, и мы все отправились на извозчиках в город. По дороге встречались велосипедисты, местные обыватели щеголяли резвыми башкирскими иноходцами. Проехали мимо народного дома в греческом стиле, осматривали собор, в котором хранилась святыня, чуждая православному храму – деревянная раскрашенная статуя Св. Николая, вероятно, работы проживавшего здесь католика, назначавшаяся для костела и попавшая по недоразумению в православный собор. Широкие немощеные улицы с одноэтажными деревянными домами, крытыми железом. Много лавок и складов сельскохозяйственных орудий. Более всего привлекали наше внимание башкирские лошади с железными ногами и горбатыми спинами.

16 апреля. В необъятных степях стада крупного сытого рогатого скота и коренастых лошадей пощипывали высохшую прошлогоднюю траву. Вероятно, неподалеку имелось жилье с заготовленным запасом корма, иначе нельзя себе объяснить, как у животных могло сохраняться такое тело после долгих зимних месяцев.

Вечером приехали в Омск – холодно, неприветливо. На вокзале нас встретил начальник штаба округа генерал Гершельман[8], товарищ по Пажескому корпусу. Он был очень занят мобилизацией. Ему было обещано назначение в действующую армию, когда он окончит свою работу.

Совершенно искренно пожелали мы ему скорее прибыть в Маньчжурию – таких генералов желательно иметь побольше.

17 апреля. Целый день ехали по равнине без конца. Однообразна, скучна, неприветлива степь на севере; как непохожа она на степь в Малороссии, где нет этого безмолвия, отсутствия жизни.