По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - Мартышевский Яков - Страница 27

Проснулся я лишь тогда, когда наш поезд подъезжал к Львову. Было часов 8 утра. Погода стояла чудная, солнечная. Я с любопытством смотрел в окно на огромный город, расположенный на возвышенностях, с многоэтажными зданиями, костелами и пожелтевшими садами.

«Вот он какой, Львов!» – подумал я. Сколько русской крови, в том числе и моей, пролилось прежде, чем мы завладели этим красивым городом – столицей всей Галиции. Австрийцы очистили Львов так поспешно, что оставили в нем много паровозов и вагонов и огромные продовольственные склады и склады с огнестрельными припасами. Вокзал оказался зданием очень красивой архитектуры с огромным стеклянным навесом, где останавливаются пассажирские поезда. Едва наш поезд остановился, как Франц уже протискивался ко мне, чтобы помочь нести вещи. Выйдя из вагона, я сказал Францу, чтобы он ждал меня в зале 3-го класса, а сам пошел в зал 1-го и 2-го классов и занял место около маленького мраморного столика. Обстановка была как в первоклассном ресторане. Пол, выложенный плитками наподобие шахматной доски, был чисто вымыт. На больших столах, покрытых белоснежными скатертями, стояли пальмы, дорогие канделябры и не раскупоренные бутылки с винами. Наверху, на лепном потолке красовалась большая стеклянная люстра. Огромные окна давали много света. Около стен стояли мягкие диваны. Официанты с салфетками в руках бесшумно сновали взад и вперед, разнося кофе, запах которого приятно щекотал ноздри. Публики, несмотря на ранний час, было очень много. Были заняты почти все столы. Преобладали, конечно, военные и сестры милосердия в своих темных косынках, повязанных как у монашек. Едва я сел за стол, как ко мне тотчас подошел официант и, вежливо склонившись, спросил меня по-польски, что мне угодно получить. Я потребовал себе кофе с бутербродами. После дороги было особенно приятно выпить горячего душистого кофе. Выпив кофе, я отправился к коменданту, чтобы узнать свой дальнейший маршрут. Оказалось, что мне нужно было ехать на Раву-Русскую, где еще так недавно происходили горячие бои, закончившиеся блестящей победой наших войск. Времени в моем распоряжении было еще много, и я решил посмотреть город. Едва я вышел из вокзала, как одноконные извозчики, называя меня «пан офицер», начали предлагать свои услуги. Было слишком соблазнительно усесться на мягкие подушки экипажа на резиновых шинах и прокатиться по гладким мощеным улицам, и потому, недолго думая, я вскочил в первый попавшийся экипаж и на ломаном польском языке сказал везти меня по главным улицам Львова. Извозчик взмахнул своим изогнутым длинным кнутом, и экипаж, блестя на солнце лаком, покатился как по паркету, почти не колыхаясь.

Я с интересом принялся смотреть по сторонам. Жизнь в городе была в полном ладу. Плавно катились экипажи, с шумом проносились автомобили, гремели и звонили трамваи. Магазины с огромными витринами были один лучше другого. Самая разнохарактерная публика заполняла тротуары. Было много офицеров и чиновников в серых шинелях.

Встречались штатские в черных пальто и котелках и нарядные женщины. Полиция была русская. Любопытно было видеть русского городового, стоящим на посту с видом собственного достоинства в иноземном городе!

Проехали мимо кафедрального собора, понравившегося мне своей архитектурой. Невольно я обратил внимание на огромное и красивое здание, над которым развевался русский флаг. Из слов извозчика я понял, что здесь живет генерал-губернатор. Несколько открыток с видами Львова я купил себе на память. Если бы было у меня время, я еще с удовольствием покатался бы по улицам Львова, но нужно было торопиться к поезду, и я сказал извозчику ехать обратно на вокзал. В общем, Львов произвел на меня впечатление очень чистого, богатого и оживленного города.

Огромные вокзальные часы показывали двенадцать, когда я, расплатившись с извозчиком, входил в зал 1-го и 2-го классов. Пассажирские поезда дальше Львова еще не ходили, и я рассчитывал попасть на санитарный поезд, который отправлялся за новой партией раненых. Я вышел на платформу и был очень обрадован, когда увидел, что этот самый санитарный поезд уже стоит на втором пути. Вагоны все были белые, и посредине на каждом виднелся красный крест, а сбоку – инициалы императрицы Марии Федоровны, так как поезд был ее имени.

В классном вагоне я застал старшего врача поезда, очень симпатичного человека, который охотно разрешил мне следовать в его поезде до конечной станции. Узнав, что я 9-го корпуса, старший врач очень обрадовался, так как он своим поездом обслуживал именно этот корпус, усадил меня в своем купе, и мы долго и оживленно разговаривали о текущих событиях, о тех чудесах, какие совершали наши доблестные войска. От него, между прочим, я узнал местонахождение штаба нашего корпуса, где я мог узнать расположение нашей дивизии и полка. Поблагодарив симпатичного врача за оказанную мне любезность, я быстро отправился в зал 3-го класса к Францу сказать ему, чтобы он нес вещи в поезд. Я торопился, так как паровоз уже прицепили, Франца я поместил в вагоны для санитаров, а сам отправился в вагон, где помещался старший врач. Вскоре раздался тонкий пронзительный свисток, и мы тронулись. Поезд шел медленно, так как испорченный австрийцами путь был недавно лишь восстановлен.

Доктор предложил мне закусить, на что я с радостью согласился. Мы разговорились о командующем нашей армией генерале Рузском.

– Да, это правда, что война рождает героев! – воскликнул он. – Вот вам пример – генерал Рузский! И кто бы мог подумать, что этот невзрачный старичок в золотых очках окажется таким талантливым полководцем.

Его по праву можно назвать героем Львова. Ведь это он взял Львов, и вот каким образом. Свои главные силы австрийцы направили на Люблин и Холм, а на львовском направлении они оставили лишь слабый заслон. Генерал Рузский неожиданно обрушился со своей армией на этот заслон, разбил его и, взяв почти без боя Львов, гнал австрийцев до самой Равы-Русской. Здесь у них были заранее приготовленные позиции, на которых они пробовали задержаться, но это им не удалось. Генерал Рузский искусными маневрами сбил их и с этой позиции и отогнал за реку Ан. Ну, там они задержались, потому что перебросили на подкрепление большие силы, да и то, я уверен, они долго не продержатся. Лишь бы только наши подвезли побольше артиллерии. Эх, если бы вы видели, что тут наделала в Раве-Русской наша артиллерия! В лоб с этой позиции австрийцев никак нельзя было сбить. У них действительно была очень хорошая позиция. Наши войска несколько раз ходили в атаку, но ничего не удавалось, все атаки отбивали. Австрийцы уже воспрянули духом. А тут еще на станцию Рава-Русская начали прибывать у них свежие подкрепления, поезд за поездом. К этому времени подтянули наши дальнобойные тяжелые орудия. Наш летчик сообщил на батарею о том, что на станции Рава-Русская наблюдается громадное скопление австрийцев. С первых же выстрелов наша тяжелая батарея пристрелялась и открыла страшнейший огонь по станции. Снаряды попадали в австрийские эшелоны, разбивали вагоны; люди, лошади, повозки – все это смешалось, станция загорелась, начали взрываться огнестрельные припасы. Словом, поднялась неописуемая паника. А в этот самый момент одна наша дивизия зашла в тыл к австрийцам, началось общее наступление с фронта, и австрийцы обратились в паническое бегство, бросая по пути обозы, артиллерию, раненых…

Я с восторгом слушая рассказ доктора и жаждая поскорее попасть в полк, чтобы снова с головой окунуться в эту кровавую и бурную пучину огня и смерти и вкусить от сладкого плода победы.

Слушая доктора, я время от времени взглядывал в окно и думал про себя, что вот недавно по этим местам мимо встречающихся деревень шли наши геройские войска.

И в душе я преклонялся перед этой серой массой миллионов людей, которая упорно шла вперед и вперед, оставляя по пути сотни тысяч раненых и убитых. И мне так хотелось поскорее слиться с этими людьми и разделить их горести и радости…

Чем дальше мы отъезжали от Львова, тем явственнее становились следы войны.