Последний солдат президента - Черкасов Дмитрий - Страница 29

С утра, часиков в семь… Что говоришь? Наживка новая?.. Интересно… И когда?.. Сегодня?.. Ну, давай сегодня. Я в половине шестого освобожусь, ехать мне минут двадцать, если без пробок… На шесть ровно?.. Лады… До встречи.

Антончик дал отбой, мгновенно перенабрал номер из случайных цифр и, не дожидаясь соединения, положил трубку на рычаги. Вытер немного вспотевшую ладонь о халат и неспешно направился к своему кабинету.

На этот раз Рокотов соскучиться не успел.

Спустя четверть часа, как он занял позицию возле амбразуры, появился потенциальный клиент. Настороженный мускулистый парень с серьгой в ухе, прилизанными черными волосами и с чешским пистолетом-пулеметом «скорпион» в правой руке. Физиономия у парня была ухоженной, с явными признаками недавно наложенного тонального крема.

Влад улыбнулся, вспомнив подходящий стишок.

«…Если дяденька крепыш

Мажет рот помадой,

Мальчик, берегись его,

Это страшный дядя…»

Террорист прошел по коридору, заглянул в обеденный зал и вернулся к началу коридора.

«Интересно, а много среди них гомиков? — подумал биолог. — И как они с другими уживаются?… Не отвлекайся. Ты не для того здесь, чтобы проводить исследования сексуальных пристрастий у террористов… Стоит далековато. Но это пока. Рано или поздно он пройдет совсем рядом…»

Рокотов передвинулся чуть ближе к прорези в стене и взял в руку горелку.

Крепыш обошел зал по часовой стрелке и заглянул за составленные в дальнем углу скамейки, держа «скорпион» стволом вверх. И, естественно, никого не обнаружил.

Справа из глубины тоннеля раздался топот.

— Стасис, — позвал кто-то невидимый, — тебя Тамаз зовет.

— Иду, — парень повесил пистолет-пулемет на плечо.

Владислав пододвинулся еще ближе и на мгновение прижался щекой к краю амбразуры. Тот, кто позвал обследовавшего зал террориста, стоял метрах в двадцати от узкого участка коридора.

«Нормально… Сделать ничего не успеет…»

Когда Стасис очутился точно напротив проема, Рокотов резким движением выбросил вперед руку, перехватил литовца сзади за шею и притянул к амбразуре. Террориста бросило вбок, и он оказался прижатым правой стороной тела к стене.

Его товарищ невнятно вскрикнул.

Влад сдвинул ладонь на десять сантиметров вперед и зацепил пальцами Стасиса под нижнюю челюсть. Теперь на две-три секунды литовец был полностью в его власти — правая рука блокирована, сознание затуманено ударом головы о стену, гортань сжата многократно отработанной хваткой.

Осталось привести в действие следующие части плана.

— Smile, you're on candid camera![27]— громко пропел Рокотов, стараясь повторить мелодию из популярной американской телепередачи.

Получилось что то похожее на «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…». С музыкальным слухом у Влада всегда были проблемы.

Зато их не было, когда речь шла о нанесении разнообразных телесных повреждений.

Биолог с силой воткнул сопло горелки в ухо стонущего террориста и нажал на кнопку подачи газа.

Подземелье огласил истошный вопль.

Десятисантиметровый язык белого пламени мгновенно выжег себе дорогу сквозь барабанную перепонку и ушной канал к мозговой жидкости. От температуры в тысячу двести градусов несколько десятков миллилитров плазмы и крови вскипели, из носа у Стасиса хлынул алый поток, глаза вылезли из орбит, тело отозвалось страшной судорогой.

Рокотов разжал пальцы и втянул руку внутрь.

Не перестающий орать на высокой ноте литовец съехал вниз по стене, забился на полу, прижимая обе руки к дымящемуся уху.

Влад отскочил от амбразуры, перепрыгнул через трубы и взобрался по вбитым в бетон железным ступеням на этаж выше. Там он втиснулся в промежуток между толстенными кабелями и стеной, заткнув щель входа идеально подходящим по цвету и свернутым в трубку плащом.

Теперь биолог мог контролировать и основной, и боковой тоннели, оставаясь при этом совершенно невидимым.

Глава 6

Песни о родинке

У каждого человека свои привычки. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Но особенные признаки, выделяющие отдельного индивида из общей массы, присутствуют в обязательном порядке.

Привычки бывают разными.

Один до глубокой старости ковыряет мизинцем левой руки в носу, другой загибает страницы книги, вместо того чтобы пользоваться закладками, третий носит исключительно черную модельную обувь и не покупает никакой иной, четвертый причесывается пятерней, хотя и носит с собой расческу, пятый пьет чай только из блюдечка, шумно хлюпая и выпучивая глаза, словно дореволюционный сибирский купец, шестой стреляет выбранной мишени в голову и никуда иначе, седьмой предпочитает закусывать водку манной кашей и винегретом, ибо манная каша выходит легко, а винегрет — красиво…

И так до бесконечности.

Федор Позняк выделялся в террористической группе тем, что всегда носил тонкие кожаные перчатки с дырочками на тыльной стороне ладони. Для вентиляции. В перчатках он ел, спал, дежурил, разбирал и собирал оружие, играл в настольный теннис и карты, тренькал на гитаре, снимая их только по одной причине — чтобы помыть руки. Вопросов насчет перчаток ему никто не задавал, а если б даже и задали, Федор только б улыбнулся и ничего бы все равно не ответил.

Перчатки были его данью любимому киногерою.

Посмотрев в ранней юности американский боевик «Кобра», Позняк раз и навсегда решил стать таким же крутым, как полицейский лейтенант Марион Кобретти в исполнении Сильвестра Сталлоне. Минский подросток записался в секцию бокса, принялся изнурять себя гантелями и гирей, нацепил на нос темные очки, купил сразу три пары черных перчаток и не выпускал изо рта изжеванную спичку, достигнув больших успехов в перекатывании ее из одного уголка губ в другой. Пожалуй, манипуляциям со спичкой мог бы позавидовать сам Кобретти. Или Сталлоне, если когда-нибудь встретил бы Федора на улицах Минска. Но Сильвестр по столице Беларуси не расхаживал, предпочитая загнивающий Запад с его виллами, лимузинами и загорелыми красотками.

В остальном дела шли ни шатко ни валко.

Мускулы никак не нарастали, сколько Позняк ни таскал железа и ни дубасил по боксерской груше. Возможно, по причине скудного питания, а возможно потому, что у Федора была такая структура тела. Он как был довольно субтильным юношей с вытянутым книзу и потому печальным лицом, так и оставался. Силенок немного прибавилось, однако не настолько, чтобы Федор мог с легкостью расшвырять пару-тройку бритоголовых качков. К тому же темные очки постоянно сползали с тонкой переносицы, отчего со стороны Позняк казался рассеянным студентом-неумехой. Максимум, чего он достигал своими ужимками и нахмуренными тонкими бровями, так это недоуменной жалости со стороны окружающих.

В милицию его не взяли, посоветовав для начала отслужить в армии, а потом уже приносить свои документы.

Армии Федор боялся.

Наслушавшись безумных рассказов своего вернувшегося из военно-строительных частей кузена, Позняк свято уверовал в то, что основной задачей офицеров, сержантов и старослужащих является изощренное издевательство над молодыми солдатами. Вплоть до насильственных действий гомосексуального характера. Из рассказов двоюродного братца выходило, что доживший до конца службы и не ставший инвалидом солдат — редкость, достойная занесения в Красную книгу. О том, как ему самому удалось перенести описываемый кошмар, кузен тактично умалчивал.

Когда до призывного возраста остался месяц, Федор спохватился, насел на обожавших его родителей, и те купили ему «белый билет». Знакомый врач за скромную сумму в пятьсот долларов обнаружил у Позняка хроническую почечную недостаточность и легкое психическое отклонение, заодно навсегда закрыв юноше дорогу в органы внутренних дел. К слову сказать, в отношении психиатрии доктор ничуть не покривил душой — у Федора действительно медленно, но верно развивался синдром умственной отсталости.