Избранники Смерти - Зарубина Дарья - Страница 34

— Ханна.

Сперва Иларию показалось, он пытается откашляться.

— Ханна ее звали, — повторил бородатый. — Стряпухой была при артели одной.

— Где?

— Недалеко от Черны. Пусти… Все скажу.

Иларий выпустил край пояса, вынул из сапога противника нож и после этого позволил бородачу подняться на ноги.

— Ну, договаривай. Какая артель?

— Да неважно, какая. Ушла она под самую зиму. Травница и правда сильная. Сказалась мне… Вечоркинской ведьмой. Мол, ищет ее Чернец Владислав, вот и ходит лесами от беды. Прибилась к лесным. Человека опоила и обокрала. Вот и выгнали ее. Едва не убили. Только когда гнали, собаки уж при ней не было. Лютая баба.

— Да что ты мелешь? Баба. Девчонка совсем. — Никак не мог Иларий представить, как могла оказаться Агнешка в чернской артели.

— Да об одной ли женщине мы с тобой говорим, манус? — не выдержал бородатый. — Наша уж никак не девчонка, хоть и не старая, но сразу видно, много выстрадала, сильно жизнь ее била. Может, и не твоя это лекарка? Мало ли к кому пес мог прибиться?

— Волосы у нее каковы?

— Да ветер знает. Она все платком укрывала, — отмахнулся возчик, верно, решив, что не может Ханна быть той девчонкой, что вылечила мануса. — Не та, знать.

— Может, и не та, — согласился Иларий. — Благослови вас Землица. Зла не держи. Много месяцев я ее ищу. Думал…

— Да что я, не понимаю? — легко пошел на мировую бородач. — И я б искал. Жаль, не Ханна.

Бородач поднял Проху на руки, развернулся и пошел в сторону сидящего на снегу сказителя.

— А Ханну эту ты хоть знаешь, где искать? — крикнул ему вслед Иларий.

— Да перед зимой утекла, где ж ее теперь сыщешь. Если умная, схоронилась хорошо.

Глава 33

Так просто не отыскать. Кажется, вот оно, напал на след. Еще немного — и конец долгим поискам. Да только каждый раз что-то ускользает, помаячит на границе сознания — и уйдет мелькнув.

Да, можно настойкой с крестоцветом радужное око заткнуть. Лопнет, рассыплется. Да только в другом месте вылезет: голодное, жадное. Не повяжешь каждой деревенщине, каждому купцу на пояс по склянке. Не гнать топь нужно, а с корнем извести. Так насытить, чтоб лопнуло брюхо и сгинула зараза без следа.

Чувствовал Владислав, что где-то близко ответ. Долгими вечерами мучил он пришлую словницу, заставляя рассказывать сказки. И то и дело натыкался в них на радугу, во всем встречал отголоски истинной веры, да только самой истины все никак не мог уцепить, как ни тянулся.

— Перевидеться бы с тобой еще раз, высший маг Мечислав. Убивать ты меня научил, а истинным именем назваться не пожелал. Тогда не просил я помощи, а теперь попросил бы, согнулся до полу. Спросил бы я тебя теперь тогда о многом, Безносая, Землицына сестрица. Да только ты все под личинами чужими прячешься, облик меняешь, как проклятое облако. Спросил бы я тебя сейчас, будь ты рядом, почему напала на Срединные земли радуга? Кто проклял нас? За что?

— А чего тебе меня спрашивать? Сам все знаешь.

Владислав обернулся.

Высший маг Мечислав выглядел точно так, как почти тридцать лет назад. Невысокий прямой, как палка, старик с белоснежной бородой и пышными седыми волосами чуть ниже плеч. Сразу ясно: почтенный человек, учитель.

— Не знаю. Здравия тебе не желаю, учитель. Это ведь живым желают. А тебе, верно, долгих лет. Хотя и этого не надо, не так ли? И добро пожаловать тебя не прошу. Такого гостя по своей воле не приглашают.

— И не приглашай, сам приду. Без зова. Судьба моя такова — без зова идти.

— Значит, пора мне, — неожиданно спокойно сказал Владислав. — Мой последний день пришел?

Старик расхохотался, похлопал князя по плечу сухой широкой ладонью.

— Не торопись. Не сейчас. Тебе еще две жизни прожить. Просто редко ты о помощи просишь. На моей памяти ни разу не просил. Все приказываешь. Вот и явился поглядеть, что это с тобой сделалось, Владек, что ты голову склонил.

— Предел свой понял, — мрачно ответил князь.

Странно было видеть вновь в просторных этих покоях старого учителя. Участливая память тотчас вынула из бездонных своих кладовых широкие полотна прошлого, разостлала под ноги алым ковром. Вспомнились мертвые, изломанные, с вывернутыми суставами, открытыми в беззвучном крике ртами. Вспомнилось, как шел он, наступая на чьи-то безжизненные пальцы, на слетевшие шапки, шел и мыслью одной давил каждого, кого касался взгляд. Падали замертво предатели и убийцы его родителей, не успев схватиться за свои кольца, за наговоренные книжки, за витые посохи. А сзади, вот так же положив руку на плечо юному ученику, шел высший маг Мечислав, а в глазах его светилась радуга. И ни разу не тронула отповедь Владислава Чернского. Бил он очертя голову, без устали, без пощады. Кровавая река текла по переходам княжеского терема. Но отчего-то Землица, всегда такая строгая к истиннорожденным магам, словно бы закрыла в тот день глаза на тринадцатилетнего сироту. Может, оттого, что несправедливость, учиненная в Черне, и ее чашу терпения переполнила. А может, оттого, что шла за мальчишкой в облике старого учителя сама Землицына сестра, Смерть.

Владислав невольно сделал шаг назад. Показалось, давно ушедшая в землю кровь течет прямо под сапоги.

— Предел? — улыбнувшись его отступлению, сказал гость. Глаза старика едва заметно переливались: то мерещился в них красный отблеск, то желтый, то голубой. — Ничего нет у тебя под ногами, Владек. И нет для тебя предела. Сам знаешь. Только в голове, в памяти он есть, ты сам его перед собой положил. Вон как пределами себя огородил. Очнись. Ты высший маг! Ты все можешь! За что-то Землица отповедью стукнет, а за что-то и подарит добрым знамением, да только и это не преграда для тебя, не предел. Вот где предел твой сидит!

Старик с нешуточной силой ткнул князя узловатым пальцем в лоб.

— Таким умом, такой силищей, такой властью тебя сестра моя наделила, да и мое благословение дорогого стоит. И что? Сидишь по уши в бабьей грызне! В подвале прячешься. Все, что нужно тебе знать о радуге, у тебя под носом, перед глазами, в твоем тереме. Соберись — да собери воедино. И не кликай меня больше. Уж в следующий раз не с пустыми руками уйду.

Глава 34

— То возьму, что тебе всего дороже. Вот тогда погляжу я на тебя, великий Чернец, Владислав Радомирович. Во все глаза смотреть буду, как жизнь тебя покидает. О-ох, рассмеюсь я тогда, Чернец. Спляшу на твоих костях. Вспомнишь ты тогда башенного мага-золотника Лукаша, что на службе твоей силу потерял.

Надзея со страшной полубезумной улыбкой подняла к глазам маленький изящный амулет на тонкой золотой цепочке — Землицын знак. Цепочка была короткая — взрослому на шею не надеть, разве что младенцу.

— Вот уж я тебя посвящу Землице, наследник Черны, — пообещала Надзея злорадно.

Амулет тихо покачивался, ловя угасающий солнечный луч. Надзея закрыла глаза ладонями и зарыдала. Не золотой кулон качался перед ее глазами — висел на пеньковой веревке Лукаш. Не успела, не сумела, не спасла. Не смог единственный ее сынок жить бессильным, осмеянным. Из золотников — в мертвую кость, на самое дно. Еле живой, израненный, досуха топью выпитый, не отыскал он себе в жизни нового места, нашел только моток веревки да крепкую балку сарая. Хоть бы прогнила, хоть бы провалилась. Но нет, хорошая хозяйка была Надзея, хотела сыну дом и двор в лучшем виде оставить: заменила подгнившую балку на новую. И вот как судьба обновила.

Думал Лукаш дом перестроить да в новый дом жену взять. Пошел ко князю Владиславу в башенные. Казалось, что не служить, сиди-посиживай. Даровые денежки. Да только обернулось даровое погибелью. Посиживали другие, а Лукашу вышла топь, око переливчатое. Ухватило — и лишило того, что было ему жизни дороже, дороже матери.

Стояло перед внутренним взором Надзеи серое лицо удавленника…

Глава 35

Мертвец, казалось, улыбался. Да что там, скалился. Губы, общипанные за зиму рыбами, не закрывали ровного ряда зубов. От тела шел тяжелый запах тления.