О нём (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 60

Книгу Таннера ему Фудзита не дал, но сколько бы раз Себастьяну ни приходило в голову попросить, в итоге он расстался с этой мыслью. Прочитав невнятно написанный манифест Эшера, безграмотный детективный роман Буррито-Дэйва и триллер про ЦРУ с очень хорошо продуманными деталями авторства Клайва, Себастьян по каждой книге составил отзыв, описал сильные и слабые стороны проделанной работы и предложил оценки.

Управившись всего за два дня, тем самым он оставил Фудзите время пробежать глазами тексты, если это потребуется для выставления оценок.

Когда днем Себастьян возвращается домой, готовый перейти к очередному шагу своего распорядка, на пороге видит Отем.

На ней толстовка с эмблемой Когтеврана, джинсы и шлепки.

Неуверенно улыбаясь, Отем держит что-то в сложенных руках.

— Привет, Отем.

Ее улыбка становится совсем уж нерешительной.

— Извини, что я просто… взяла и пришла.

Себастьян не в силах скрыть ответную улыбку. Неужели у нее не возникала мысль, что люди время от времени приходят без приглашения?

Видеть сейчас Отем ему почти мучительно, ведь она общается с ним так часто, как только захочет.

— Может, зайдем в дом?

Себастьян качает головой.

— Наверное, лучше поговорить здесь, — предлагает он. Дом, словно гигантский микрофон, усилит звуки их голосов. Там тихо и душно, а атмосфера довольно напряженная. В редкие свободные минуты Себастьян проводит время в интернете и ищет съемные квартиры в Атланте, Нью-Йорке, Сиэтле и Лос-Анджелесе.

— Итак. Во-первых, — тихим голосом начинает Отем, — я хочу извиниться. Знаю, Таннер рассказал тебе о произошедшем. Надеюсь, ты понимаешь, как сильно он был расстроен и поэтому мало что соображал. Я воспользовалась его состоянием, и мне очень жаль.

На щеке Себастьяна дергается мускул. Напоминание о случившемся между Таннером и Отем — не лучшая тема для разговора. Зато теперь у него есть ответ на вопрос, который он без конца прокручивал у себя в голове: вместе ли они теперь?

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Никто ничего объяснять мне не должен.

Какое-то время Отем изучающе смотрит на Себастьяна. Как он сейчас выглядит со стороны, ему хорошо известно. Конечно же, Отем уже приходилось видеть чье-то горе, но теперь Себастьян знает, что оно завладевает теми частями лица, которые не участвуют в создании вымученной улыбки. Под его глазами залегли темные тени, а кожа не то чтобы бледная, но с нездоровым оттенком, будто он давно не выходил на солнце.

— Ладно. Но я все равно хотела это сказать, — произносит Отем, а затем поворачивает руку ладонью вверх, демонстрируя маленькую розовую флешку. По ее лицу и шее разливается смущенный румянец. — А еще хотела отдать тебе книгу.

— Разве ты не сдала ее Фудзите? — срок сдачи был несколько дней назад, и Отем уж точно не могла его пропустить.

Она в замешательстве смотрит на него, а потом отвечает:

— Это не моя книга.

Та боль еще ни разу не приходила при свете дня. Сейчас впервые. И на солнце она распространяется быстрее лесного пожара в ветреный день. Себастьяну приходится сделать над собой усилие, чтобы заговорить.

— Где ты ее взяла?

— Из его ноутбука.

Сердце сжимается в груди, после чего трепещет и бьется с удвоенной силой.

— Как я понимаю, он не знает, что ты ее скачала.

— Ты правильно понимаешь.

— Отем, тебе нужно ее удалить. Это нарушение его границ.

— Таннер сказал мистеру Фудзите, что сдавать ему нечего. Мы с тобой знаем — это неправда. Даже Фудзита догадывается, что Таннер соврал.

Побледнев, Себастьян шепотом отвечает:

— Ты хочешь, чтобы я сдал книгу Фудзите вместо него?

— Нет. Я бы ни за что тебя об этом не попросила. Лишь хочу, чтобы ты ее прочитал. А потом, может, поговоришь с Фудзитой и попросишь самостоятельно поставить Таннеру оценку? Я слышала, ты так уже  делал. Фудзита понимает, что Таннер не может сдать книгу ему, но будет рад, если хотя бы ты ее прочитаешь. У меня нет полномочий дать отзыв на книгу. В отличие от тебя.

Себастьян кивает и опускает взгляд на флешку в своей руке. Желание прочитать хранящийся в ее памяти файл почти ослепляет.

— Что касается меня, тут есть некий конфликт интересов…

Отем смеется.

— Ну да. Но я не знаю, как решить этот вопрос по-другому. Если Таннер сдаст книгу, то выдаст тебя учителю без твоего согласия. Если не сдаст, то получит плохую оценку, которая понизит его средний балл, и поставит тем самым под угрозу свое зачисление в UCLA. Мы с тобой оба знаем, что одной замены имен в книге будет мало.

— Это точно.

— Лично я не понимаю, о чем он вообще думал, — говорит Отем и смотрит на Себастьяна. — Он ведь знал, что однажды придется сдать хоть какой-то текст. Но это ведь Таннер. Всегда сначала идет на поводу у чувств, и только потом рассуждает.

Себастьян садится на верхнюю ступеньку и смотрит перед собой.

— Он говорил, будто пишет новую книгу.

— И ты правда в это поверил? Или же поверить тебе было проще? Таннер и думать не мог ни о чем другом.

Себастьян начинает ощущать все усиливающееся раздражение; ему хочется, чтобы Отем ушла. Само ее присутствие бьет по всем больным местам.

Отем садится рядом.

— Тебе не нужно ничего отвечать, потому что это не мое дело… — усмехнушись, она замолкает и медлит. А Себастьян пытается снова сфокусироваться на своей боли, — но твои родители знают про Таннера?

Мельком посмотрев в ее сторону, он тут же отворачивается.

Знают ли они о нем?

В этом вопросе подразумевается так много всего, но ответ очевиден: нет. Если бы они знали о Таннере — знали бы по-настоящему: его способность быть нежным, его чувство юмора, умение вовремя замолчать или заговорить — то он сейчас был бы с ним. Себастьян искренне верит в это.

— Они знают, что он мне нравится. О чем-то большем я не рассказывал, да это и не имеет значения. Родители все равно устроили скандал… И поэтому я…

Вот почему Себастьян отправил Таннеру то письмо.

— У нас дома всегда висели фото и вдохновляющие цитаты, — говорит Отем. — Помню, одна гласила: «Семья — это дар на века».

— Уверен, что-то подобное и у нас есть.

— Вот только там не было примечания, что лишь при определенных условиях, — смахнув со штанины несуществующую ворсинку, Отем смотрит на него. — Мама все это выбросила. Думаю, сохранила лишь свадебное фото на фоне Храма, но и насчет него не уверена. Она очень разозлилась; так что оно тоже запросто могло очутиться в мусоре вместе со всеми другими фотографиями и табличками.

Себастьян поворачивается к ней.

— Таннер немного рассказал мне про твоего отца. Мне очень жаль.

— Тогда реакцию мамы я не поняла, а сейчас все встает на свои места. Те высказывания должны вдохновлять, но на самом деле создают впечатление, будто за спиной кто-то стоит и в подробностях припоминает, где ты потерпел неудачу или почему твоя трагедия — всеобщее благо и часть Божественного замысла. Для мамы все те цитаты перестали иметь хоть какой-то смысл.

Себастьян отводит взгляд и смотрит вниз.

— Вполне объяснимо.

Отем толкает его плечом.

— Готова поспорить, дела у тебя идут не очень.

Желая немного отодвинуться, Себастьян подается вперед и упирается локтями в колени. Он не просто хочет, чтобы его оставили в покое, — это желание прожигает в нем дыру.

— Родители со мной практически не разговаривают.

Отем издает стон.

— Лет шестьдесят назад они были бы так же расстроены, приведи ты в дом темнокожую девушку. Она, конечно, не парень, зато с другим цветом кожи. Неужели не замечаешь, до чего это нелепо? У них нет осознанности и хоть сколько-нибудь независимого мышления; их любовь к своему ребенку зависит от устаревшего учения, — помолчав немного, Отем добавляет: — Не переставай бороться.

Себастьян встает и отряхивает джинсы.

— Брак на вечность — это закон, установленный еще до основания мира. Заключенный между мужчиной и женщиной, он является частью другой, божественной семьи. Гомосексуальность ставит план Господа под сомнение, — он произносит эти слова отрешенно, как будто читает по бумажке.