О нём (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 33

Во мне около 1,90 м, а в нем, наверное, чуть меньше 1,80 м, но прямо сейчас от него исходит такое спокойствие, какое бывает в тени раскидистой ивы. Себастьян поворачивается, упирается кулаком мне в бедро, другую руку кладет мне на грудь и мягко нажимает, и, прежде чем осознаю, я оказываюсь на спине. Потеряв контроль над собственными мышцами, я, по сути, просто рухнул на кровать, а он теперь нависает надо мной.

Я уже заметил, что утром Себастьян постригся. По бокам снова практически сбрито, а на макушке оставлены мягкие волосы. Его сияющие глаза цвета озерных вод в солнечный день смотрят в мои, и я тут же становлюсь одержим потребностью чувствовать, и чувствовать, и чувствовать.

— Спасибо, что пришел вчера на ужин, — говорит он, оглядывая все мое лицо. Скользя взглядом по щекам и лбу и задерживаясь на губах.

Себастьян смотрит ниже, на мою шею, когда, сглотнув, я отвечаю:

— У тебя хорошая семья.

— Ага.

— Наверное, они решили, что я сбрендил.

Себастьян улыбается.

— Разве что совсем немного.

— У тебя новая стрижка.

Его взгляд становится расфокусированным, когда он смотрит на мой рот.

— Ага.

Я прикусываю губу и вместе с тем заглушаю желание зарычать из-за того, как Себастьян на меня смотрит.

— Мне нравится. Очень.

— Правда? Это хорошо.

Боже, пора сворачивать светские беседы. Положив руку ему на затылок, я притягиваю Себастьяна к себе, и он, тут же наклонившись и прижавшись своим ртом к моему, почти всем весом наваливается на меня и учащенно дышит. Все начинается с ленивых и полных расслабленного удовольствия поцелуев. Поначалу перемежавшихся с застенчивыми улыбками, а потом уже с более уверенными, потому что вот это — мы — ощущается так хорошо, что даже больно.

А потом ощущения становятся похожими на набирающий высоту самолет. Мы оба словно заражены безумием и безрассудством. Не хочется думать, что наша взаимная жажда объясняется утекающим временем. И я не готов просчитывать на несколько шагов вперед. Поэтому предпочитаю думать, что причина нашей жажды кроется в чем-то более глубоком. Например, в любви.

Прижавшись своей грудью к моей и запустив руки мне в волосы, Себастьян низким голосом издает тихие стоны, которые все больше и больше ослабляют мою сдержанность, до тех пор пока все, о чем я могу думать, не сводится к одному слову: да.

Все происходящее ощущается как да.

Его рот — да, его руки — да, и он, начавший двигаться на мне — да, да, да.

Я провожу руками по спине Себастьяна, ныряю под рубашку и чувствую горячую кожу его тела. Да. У меня нет времени осознать, что я ответил на свой вопрос относительно его храмового белья, потому что его рубашка уже снята — да, — а потом и моя — да; и это ощущение кожа к коже…

Д

А

…и я еще никогда не был вот так, внизу, никогда не обхватывал ногами чьи-то бедра, никогда не ощущал подобное трение и давление; и он говорит мне, что думает обо мне каждую секунду…

да

…а потом говорит, что никогда не чувствовал ничего подобного и что ему нравится посасывать мои губы, и что ему хочется остановить время, чтобы мы могли целоваться часами напролет…

да

…а я говорю ему, что ничто и никогда не может сравниться с происходящим прямо сейчас, и Себастьян смеется, практически не отрываясь от моих губ, а я уверен, у него нет ни тени сомнения в том, как сильно я им увлечен. Под ним я превратился в какого-то монстра, приподнимая бедра и осьминогом цепляясь за него. Не думаю, чтобы хоть что-то в этой вселенной ощущалось столь же хорошо.

— Я хочу знать о тебе все, — говорит Себастьян, становясь безумным, скользя губами по шее и царапая мою кожу щетиной.

— Я расскажу тебе что угодно.

— Ты теперь мой парень? — спрашивает он, потом втягивает мою нижнюю губу в рот и смеется сам над собой, как будто это обычные слова, а не самое потрясающее, что я только слышал в своей жизни.

— М-м, да.

Его парень. Да.

— Пусть я сейчас и твой парень, но об этом никому не расскажу, — шепотом уверяю я.

— Я знаю.

Его рука скользит по моему телу вниз — о боже, — и прикосновение сквозь ткань моих спортивных штанов кажется одновременно грязным и невинным, но грязь сразу же растворяется в тот момент, когда я встречаюсь с Себастьяном взглядом и вижу, как он смотрит на мое лицо с благоговейным ужасом.

И я понимаю, почему. Ведь я тоже так никогда еще не делал.

Изумленный, тоже тянусь рукой вниз. Его глаза закатываются от удовольствия, после чего закрываются.

Это просто нереально. Да разве это может быть реально?

Он подается навстречу моей руке, а потом еще раз, и это самое потрясающее из всего, что я когда-либо делал…

Я даже не заметил звуки шагов в коридоре и как открылась дверь. Услышал лишь папин возглас «Ой!» и с шумом захлопнутую дверь.

Отпрыгнув от меня, Себастьян отворачивается к стене и руками закрывает лицо. В этой звенящей тишине я не до конца понимаю, что случилось.

Вернее, понимаю, но это произошло так быстро — буквально за считанные секунды, — что я готов допустить, будто у нас была одна галлюцинация на двоих.

Все это плохо по множеству причин. Я больше не смогу играть в игру «Мы просто друзья!» со взрослыми, сидящими внизу. И теперь, когда нас застукали, меня ждет неслабый нагоняй от одного или обоих родителей.

Но для Себастьяна, разумеется, случившееся гораздо более унизительно.

— Эй, — зову его я.

— Все это плохо, — шепотом говорит Себастьян. Он не опускает руки и не поворачивается ко мне лицом.

Его голая спина — карта из мышц. Я утопаю в противоречивых эмоциях: ощущаю головокружительную радость, что у меня есть парень, и ужас, что этот момент все уничтожил.

— Эй, — повторяю я. — Они не станут звонить твоим родителям.

— Это очень, очень плохо.

— Просто повернись ко мне, пожалуйста.

Он медленно поворачивается и молча ложится на кровать.

Потом издает стон.

— Твой отец нас застукал.

Я беру паузу, чтобы придумать хороший ответ, и останавливаюсь на этом:

— Да, но он, скорее всего, смутился больше нас.

— Сильно сомневаюсь.

У меня были подозрения, что Себастьян не станет рассуждать в таком ключе, но попробовать стоило.

— Посмотри на меня.

Секунд через десять он поворачивается ко мне. Выражение его лица смягчилось, от чего я испытываю такое облегчение, что тянет встать и начать колотить себя кулаками в грудь.

— Все хорошо, — шепчу я. — Он никому ничего не расскажет. Наверное, чуть позже поговорит со мной.

То есть я даже не сомневаюсь, что меня ждет разговор.

Расстроенно вздохнув, Себастьян закрывает глаза.

— Хорошо.

Я наклоняюсь к нему и думаю, он чувствует мое приближение даже с закрытыми глазами, потому что уголки его губ дергаются, будто сдерживают улыбку. Прижавшись к нему ртом, я предлагаю ему свою нижнюю губу, которую он так любит посасывать. Не сразу, но Себастьян принимает предложенное. Сейчас все совсем не похоже на тот лихорадочный жар, но мне достаточно и этого.

Отодвинувшись от меня, Себастьян встает и берет свою рубашку.

— Я собираюсь домой.

— А я хочу остаться именно здесь и никуда не уходить.

Себастьян сдерживает еще одну улыбку, и я наблюдаю, как возвращается на место его привычная маска. Лоб разглаживается, а глаза возвращают свой яркий блеск. На лице появляется беззаботная улыбка, которой я теперь не стану доверять.

— Проводишь меня?

***

Спустя всего пятнадцать минут после ухода Себастьяна в мою дверь стучит папа. Осторожно, почти прося извинения.

— Входи.

Он входит в комнату и аккуратно закрывает за собой дверь.

Я толком не понимаю, должен ли сердиться или же чувствовать раскаяние, и в итоге от сочетания этих чувств мне покалывает кожу.

Папа подходит к моему столу и садится на стул.

— Во-первых, я хочу извиниться, что вошел без стука.