Шестая сторона света (СИ) - Лагно Максим Александрович - Страница 29

Воздушный поток достигал рукава. Завернул за угол Г-образного рукава. Наткнулся на нас, целующихся, и растаял, разметав напоследок волосы Алтынай.

Каска на земле уже не просто мелодично стучала о гравий, но и подпрыгивала, с глухим стуком падая обратно.

Гул состава оглушил непривычную Алтынай, она расслабила руки, прекратив сопротивление. Я продолжал вдавливать её в стену своим телом, просунув свою ногу меж её ног. Сначала она зажимала губы, но вскоре поняла, что мы в безопасности, и стала отвечать на поцелуи.

Стены Г-образного рукава тоже тряслись. За ними грохотал состав, будто мимо нас проносилась бестолковая жизнь, а мы спасались от неё в своём мире, питаясь энергией вырабатываемой моторчиком счастья.

Хаотичные порывы ветра всё чаще врывались в наше убежище. Я стянул лямки комбеза Алтынай и просунул-таки руку под маечку.

Попадающий в Г-рукав ветер стал тёплым, будто кто-то время от времени открывал дверь в сауну, температура в которой нарастала между каждым открытием.

В туннеле образовался характерный вакуум, но в рукаве воздух остался, хотя сделался тонким. Алтынай с непривычки стала глубже дышать, а я закрывал ей рот поцелуями, делясь своим воздухом.

В зависимости от длинны отрезка туннеля, проход состава занимал секунд двадцать. Этот состав шёл все сорок, вероятно, тот самый «киевский», на который Алтынай не села.

Хорошо, что она не осталась по ту сторону окна.

10

Так как мы отлынивали от работы, предпочитая целоваться, а не отмечать в путевом листе микротрещины, то на пересечение пришли вовремя, не смотря на то, что вышли на обход позже положенного.

Незнакомый любитель попсы, заменяющий Лебедева, уже поджидал нас. Мне было неинтересно с ним общаться. Но неписаный кодекс обходчика регламентирует такие встречи. Когда ты бродишь половину дня в одиночестве, то встреча с коллегой — самое приятное событие.

Моё приятное событие шло со мной за руку.

Как настоящий обходчик, Алтынай спросила у незнакомца:

— Что слушаешь?

— Рики Мартина.

— Он классный.

Незнакомец поддакнул:

— Люблю латинскую музыку.

Мы втроём уселись на монорельс. На этот раз я захватил бутерброды и для Алтынай. Утром, когда собирался на перрон, отец удивлённо взметнул бровь, глядя на мой двойной запас провианта. Наверное, подумал что-то воспитательное, мол, растёт организм, требуется больше еды.

Незнакомый обходчик назвал своё имя ещё в первую встречу, но я не запомнил. Сегодня он рассказал, что про Лебедева до сих пор ничего не слышно:

— Писали ему домой, ответа не было.

Алтынай всплеснула руками:

— Куда же он пропал?

— Родители в милицию написали заявление. Те приняли. Объявили поиски.

Алтынай повернулась ко мне:

— Странно, Лех, твой лучший друг пропал, а милиция тебя не вызвала.

Я осторожно ответил:

— Он, может, и не пропал. Лебедев умнее всех нас.

Незнакомый любитель попсы спросил:

— Поговаривают, что он наркоман. Лежит, обдолбанный, где-нибудь в притоне, на верхних этажах стоэтажек.

— Сам ты наркоман. Лебедев даже пиво редко пьёт.

Не стал рассказывать, что знаю о попытках Лебедева отыскать архаичный туннель. Был уверен, что мой друг проведёт два-три дня в туннелях и вернётся ни с чем. Тогда я с превосходством заявлю: «Я же говорил».

Сделал себе мысленную пометку, что надо сходить к родителям Лебедева, намекнуть, что сын вовсе не пропал, а занят кое-какими делами.

Мы неспешно обедали, общаясь с новым коллегой-обходчиком.

— Я военным хочу стать, в армию пойти, — сказал он. — Там, правда, такой отбор, по двести человек на место.

— Да ладно, кому эта армия нужна, когда все государства связаны Глобальной Перевозкой, отправляя друг другу поезда с товарами и пассажирами?

— Да, это проблема, — серьёзно сказал незнакомец. — Всеобщая сеть создаёт трудности для масштабной войны. Приходится нам, военным людям, радоваться каждому конфликту на привокзальных направлениях.

— Мне кажется, что война это не очень интересно.

Коллега-обходчик надменно усмехнулся:

— Конечно, давайте рассуждать о том, чего не знаем.

— А ты знаешь? — вмешалась Алтынай.

— Я много читал по теме. Смотрел военные аниматины. Например, в великой аниматине «Битва за Алеппо» так изображена доблесть солдат, что никаких сомнений не остаётся, что именно на войне проявляются лучшие человеческие качества. А военная техника? Ты танк вблизи видела? Я видел, даже ездил. Это ощущение словами не передать.

— Вот и не передавай, — невежливо ответила Алтынай.

Мы поднялись и пошли дальше. Я еле успел попрощаться с коллегой.

Алтынай возмущалась:

— И как у подобных людей сочетается тяга к разрушению и любовь к солнечной латиноамериканской музыке?

— Лебедев говорил, что каждый человек это набор противоречий, которые он считает стройной системой мыслей.

11

Мы закончили обход участка и вышли на конечном узле, где сели на служебный поезд. Было семь вечера. Алтынай устала. У неё опухли губы. Я тоже чувствовал приятную усталость челюсти и щёк. Но мы продолжали целоваться, пользуясь моментами, когда поезд проходил в тёмных участках туннеля и одновременно терялся контакт с рельсами, отчего свет гас секунд на десять.

Впрочем, остальным обходчикам не было дела до нас. Кто-то спал, уронив наушники на пол. Кто-то развлекался заранее припасённым пивом.

Усталость. Каждый рабочий день я возвращался домой на гудящих ногах. Оставалось сил поужинать да растянуться на кровати с новой серией Баффи. Кстати, надо у Лебедева попросить дать почитать… Забавно, что моя жизнь так наполнилась событиями, что времени на всякую фигню, типа книгосериалов, не осталось.

Посмотрел на Алтынай. Она прислонилась к моему плечу и задремала.

Работа в туннелях не для хрупкой девочки в платьице белом. Сколько-то дней продержится, неделю, а потом что? Неужели, она хочет ходить по туннелям, чтоб быть со мной?

Я слегка толкнул её:

— Тебе нужно уволиться.

— Почему, — сонно спросила она. — Было хорошо. Я хочу ещё раз посмотреть проход состава. За скобу подержусь вместе с тобой.

— Ага, так я тебе и позволил. Ты мне нравишься в таком виде, как сейчас, а не размазанной на атомы вдоль микротрещин монорельса.

— Сама знаю, что мне делать, не указывай, — устало сказала.

— Завтра же пиши заявление. Ты на ткачиху училась, неужели в нашем Дворе нет работы в этой области?

Алтынай зевнула:

— Не на ткачиху, а модельера одежды. Я передала свои эскизы через Вольку в один Дом Моды. Ты не сердишься, что я с Волькой общаюсь?

Я помедлил:

— Сержусь. Но это твоё дело. Волька хороший.

— Испорченный.

— Чем?

— Своими желаниями. У него их много и они все осуществляются. От этого люди портятся.

— По мне, так Волька хороший друг.

— Испорченность в мелочах происходит. Захотел Волька жить один — живёт. Захотел много денег — имеет. А что с этим делать не знает.

Оба грустили, что больше не сможем ходить вдвоём и целоваться в Г-образных рукавах. Но я понимал, что так правильнее. Не Алтынай должна жертвовать собой, а я.

Служебный поезд остановился. Я и Алтынай влились в очередь людей в переодевалку: на входе стоял милиционер. Проверил мои документы, сверился со списком в своём блокноте:

— Лех Небов, пройдёмте. Вас ждут.

— На каком основании?

— Лех Небов, у меня приказ задерживать всех из списка. А зачем и на каком основании, не моё дело.

Я попрощался с Алтынай:

— Не жди меня, на трамвай опоздаешь. Переодевайся и езжай домой. Не заставляй строгого папу нервничать.

Уходя она тревожно поглядела на милиционера и попросила меня:

— Как будешь дома, отправь телеграмму! Я не лягу спать, пока не получу её.

— Обязательно отправлю.