Шестая сторона света (СИ) - Лагно Максим Александрович - Страница 19

— Моя кровать, если что.

— Не очень интимно.

— Я же один живу.

Задёрнул занавеску и мы вернулись к бутылке.

Отчего-то я волновался от предстоящей встречи, даже портвейн не действовал. Тут Волька сразил неожиданным вопросом:

— А как там твоя Девочка-Картинка? Вы уже того, а?

— Нет, мы просто друзья.

— Друзья, а? Думал, у тебя на неё планы.

Я пожал плечами. Волька не унимался:

— Она же придёт завтра на твою днюху?

— Говорила, что придёт. Я её не видел с того дня, как тебя встретил.

— Значит, придёт, — удовлетворённо обронил Волька.

Я, пьяный дурак, решил, что он за меня переживает:

— Я всем разослал твой адрес. Но народу немного будет. Лебедев, пара людей с работы, да одноклассники.

Было трудно говорить про Алтынай. Впервые за эти дни не хотелось даже думать про неё. Вот и прошла любовь?

Я отошёл к стереосистеме и убавил громкость хеви-метала, который до сих пор орал на повторе. Вспомнил, кто это: группа Manowar, альбом Fighting The World, 1887 года.

Помню, помню, Волька был любителем такого треш, хэви, спид и дэт метала. Он меня на тяжёлый рок и подсадил. Сначала Metallica и Pantera. Позже я сам добрался до любимой на всю жизнь Nirvana.

До Вольки я слушал техно и прочую мерзость.

А недавно Волька притворялся, что джаз слушает и понимает.

Все позёры и вруны.

А самый большой врун и позёр — это я. Зачем убеждал себя, что больше не люблю Алтынай, если от одного её имени в груди надувался воздушный шарик, подбрасывая меня к потолку?

— Эй, именинник, чего приуныл-то? Наливай и пей. Я вижу Джесси в окно.

Волька погнал меня открывать дверь и встречать гостью, а сам заменил Manowar на джаз:

— Не поверишь, но под джазовую лабуду, тёлочки лучше позируют.

4

Джессика была ниже ростом, чем казалась на плакате, и гораздо моложе. Я почему-то ожидал увидеть её в каком-то секси прикиде, но на ней было простое тёмное платье целомудренной длины — до пяток. Поверх платья болоньевая куртка. На плече висела огромная спортивная сумка.

Порнозвезда больше напоминала студентку, вселяющуюся в комнату общежития.

А вот глаза, глаза были «лядские», как говорил отец на нашу кошку, когда она стягивала со стола еду и притворялась невиновной. Джессика тоже была будто невиновной, во что не верилось, зная её профессию. В глазах не было того холодного синего свечения, что на аниматинах. Скорее спокойная зеленоватая глубина.

Она улыбнулась мне и прошла мимо. Бросила сумку на диван, стянула мокрую куртку и бросила рядом. Подошла к станку анимастеринга.

Я смотрел на её фигуру, обтянутую платьем.

— И какая проблема с анимацией? — спросила Джессика, повернувшись ко мне.

— Волька сказал, что мало жизни.

— По мне так шикарно. Волька делает самые лучшие аниматины. Я и звездой стала из-за его умения выставить меня настоящей богиней.

— Ты и так богиня, — ляпнул я.

Джессика вдруг плаксиво закричала:

— Волька, не говори, что притащил фаната. Как они меня задолбали: подстерегают под дверью или как-то находят адрес и шлют типографские оттиски своих членов! Будто я нормальных членов не видела. Приходится постоянно менять почтовый ящик из-за километров телеграфных лент, что эти извращенцы присылают среди ночи.

Волька выбежал из кухни с бутылкой какого-то алкоголя в руках. Строго посмотрел на меня:

— Что ты ей сказал?

— Ничего такого.

— Ага, а богиней кто обзывался? — пожаловалась Джессика.

— Это же комплимент. Ты сама сказала «богиня».

— Комплимент, — передразнила она. — Тебе не понять, как сложно жить, когда «богиня» или «царица сердца моего» сопровождаются оттиском эрегированной кочерыжки.

— Прости, я не хотел.

Волька строго шепнул мне:

— Я же просил относиться к ней, по-человечески. Знакомясь с Алтынай, стал бы называть её богиней?

Тут Джессика захохотала, подбежала ко мне и обняла. Почувствовал прикосновение её грудей к моему телу:

— Да мы же шутим, именинник. Поздравляю! — И поцеловала в губы.

Сделал вид, что оценил шутку. Сел на диван и погрузил лицо в стакан с портвейном, буркнув:

— Я не стал бы слать оттиск своего члена.

Джессика присела рядом и прочитала этикетку на бутылке.

— Очень вкусный портвейн, — сказал я. — Особенно если маслинами заедать. Налить?

— Ненавижу сладкий алкоголь.

Волька поставил на стол квадратную бутылку:

— Джессика у нас по хардкору пьёт. Я кстати тоже не могу больше сладость хлебать. Давай, Лех, вискаря?

Я смело подставил стакан.

5

Подкрепившись, Джессика и Волька принялись за работу. Я застыл на диване, делая вид, что происходящее для меня не в новинку.

Модель разделась, натянула чулочки и подвязки, похожие на те, что на аниматине. Хотела поправить макияж, но Волька сказал, что это не обязательно:

— Мне важно уловить внешнее проявление внутренней сущности, проявляемой через движение.

Джессика взобралась на задрапированный постамент, приняла нужную позу и промурлыкала:

— Поэтому ты, Волька, лучший. Даже к анимации для дрочки подходишь как к произведению искусства.

Встав за станок, Волька мгновенно протрезвел. Его движения приобрели точность и уверенность. Он не стал переодеваться в комбинезон, а положил его рядом, вынимая из карманов необходимые инструменты и детали.

Время от времени давал Джессике короткие команды:

— Жопу выше. Спину прогибай. Ещё прогибай. Так. Двигайся. Не распрямляя спину, двигайся, говорю! Держи изгиб. Именно при виде изгиба твоей спины фанаты бегут тискать свои кочерыжки.

Джессика не могла сдержать смех. Падала на живот и крутила попкой в такт хохоту:

— Перестань, я не могу.

Но именно эти непосредственные, не позёрские движения Волька и улавливал. Он точно тыкал паяльником, приваривая нужную шестерёнку в правильном месте.

Талант.

Анимастеринговая Джессика оживала с каждым прикосновением штифта или отвёртки. Я цедил горький виски и боялся шевельнуться, чтоб никто не заметил бугорка в моих брюках.

Отложив микропаяльник, Волька отошёл на шаг от станка, прищурился.

Джессика на постаменте замерла, ожидая команды.

Джессика на аниматине — дышала и подмигивала зрителю.

Волька убрал откровенное свечение в глазах. С помощью лака и ещё каких-то вонючих смесей, добился идеальной сине-зелёной глубины зрачков.

Не знаю, из-за алкоголя или взаправду, но я видел как грудь девушки незримо поднималась от дыхания. Казалось, одно неосторожное движение и анимированная Джессика вывалится за край холста.

Уметь показать возможность неосторожного движения — высшее проявление таланта.

— Офигенно, — сказал я, потрясённый волшебством искусства анимации.

Волька посмотрел на меня, будто впервые видел. Взялся за помповую кисть и сделал несколько мазков по губам анимированной Джессики.

Потом швырнул кисть в стену и проорал:

— Я гений, ё-маё! Давайте бухать!

Расплёскивая виски, Волька наполнил наши стаканы. Джессика сползла с постамента, накинула на себя драпировку, как мантию.

— Теперь ты точно богиня, — заявил я.

Она взяла стакан и уселась ко мне на колени, прямо на бугорок. От её тела, вискаря и музыки Manowar, которую Волька врубил по новой, у меня закружилась голова.

Джессика ёрзала на моём бугорке, превратившимся в гору. Что-то кричала о самом гениальном анимастере мира. Волька тоже кричал о гениальном анимастере и прыгал под песню Black Wind, Fire And Steel, подвывая слова:

Born of black wind, fire and steel

Ещё бутылка, песни и крики.

Потом Волька закричал, что хочет отправить срочную телеграмму. Я пробовал отговорить, мол, ночь на дворе. Но он был пьян и не хотел ничего слушать. Быстро оделся и сбежал из собственной квартиры.