Мадам Икс (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 54

— Боже, Логан.

Он качает головой из стороны в сторону.

— Что я должен был сделать? Я знал, что буду следующим. Или я стал бы его мулом, что в конечном итоге привело бы меня в тюрьму, или меня бы прикончили. Что ж, однажды мне довелось пройти мимо призывного отделения ВС, и снаружи парень курил сигарету, он был одет в крутую форму со значками и настоящей медалью и прочей хренью. Он остановил меня, спросил, чем я занимаюсь. Описал армию как хорошую работу. Хороший выход из дерьма, в котором я запутался. Поэтому я пошёл в армию. И, честно говоря, это был лучший выход для меня. Меня отправили в Кувейт. Оказалось, я хорошо разбирался в двигателях, а и им нужны были механики для ремонта грузовиков, танков и прочего дерьма. В итоге я получил диплом, набор навыков и деньги в банке. Но спустя четыре года, как я уже рассказывал ранее, я оказался в Сент-Луисе, встретил Филиппа, парня из частной охранной фирмы... и он опять завербовал мою задницу. На этот раз, я получил боевую подготовку. Мне дали в руки оружие, отправили в Ирак и заплатили огромные деньги, чтобы моя задница торчала из вертолёта. Я оказался довольно ловок, чтобы подстреливать боевиков со ста ярдов с движущегося вертолета, и с равной степенью ловкости чистил от песка полости цилиндра автомата. Я занимался этим... слишком долго. Чувствовал себя крутым, понимаешь? Обычные армейцы и морские котики ненавидели нас, но это было только потому, что нам платили в четыре раза больше за ту же работу.

— В четыре?

Он кивает.

— Чёрт, да. Легко. Доплата за опасность. А я любил опасность. Меня никто не ждал дома, и, честно говоря, мне было наплевать, что со мной произойдёт.

— И потом тебе подстрелили? — предположила я, предчувствуя, что последует дальше.

— И потом меня подстрелили, — согласился он. — Какому-то мудаку с АК повезло. Я имею в виду, что он не мог сделать этот выстрел нарочно, понимаешь? Было слишком далеко, на большой скорости... но это не помешало ему пытаться. Разумеется, мы носили пуленепробиваемые жилеты, но утром взорвалась самодельная бомба и произошла провокация, поэтому нас экстренно подняли и я забыл надеть жилет, спеша сесть в вертолёт. Меня дважды ранили в плечо, ничего особенного, опасности для жизни не было. Но затем, он снова выстрелил, и в этот раз попал ниже. Ты видела раны, — Логан показывает на свои рёбра, и перед моими глазами вновь возникает разорванная рана. — Хорошо, что на мне были ремни безопасности, скажем так. Меня втащили обратно, транспортировали к врачу и отправили на родину. Это был конец для меня, но борьба продолжалась. Я провёл долгое время на спине, выздоравливая. Раздумывал. Я дважды избежал смерти. Сервантес должен был убить меня. Вероятно, в конце концов так бы и произошло, если бы я ошивался неподалёку. Но он этого не сделал, и я сбежал в армию. Тогда я получил пулю в живот, и это чуть не убило меня. Было задето лёгкое, навсегда нарушив жизненную ёмкость этого органа. Пуля чуть не повредила другие важные органы и позвоночник. Но ранение и так было плохим. Реально плохим. Из-за него пришлось провести довольно долгое время в горизонтальном положении в размышлениях о том, что я был на волоске от смерти, пришло понимание, что я должен был быть мертв, и я начал переосмысливать приоритеты.

— К каким выводам ты пришёл?

— Что я должен был кем-то стать. Хоть и не должен был, но я выжил. Я был жив, и понимаю, что это звучит как клише, но я чувствовал, что получил второй шанс. Одно привело к другому, и я оказался в Чикаго, начал работать на успешного спекулянта, парня, который скупал дома, отобранные за неуплату ипотеки. Он ремонтировал их и продавал, хорошо зарабатывая на этом. У меня были деньги, но мне нужно было чем-то заниматься. Я достаточно хорошо обучился этому ремеслу и стал сам покупать дома. Это было популярно долгое время, пока рынок недвижимости шёл в гору. Я заработал кучу денег и решил приумножить их. Купил бар, который шёл ко дну, владелец обанкротился. Отремонтировав его, я нанял людей, которые знали, как руководить им, а затем продал его с большой прибылью. Это пополнило мои карманы, позволило ещё больше рискнуть, чтобы заработать ещё больше. Большинство рисков окупилось, некоторые — нет. И каждый раз получая большую прибыль, я использовал её для финансирования следующей сделки. Получал другие навыки, учился распознавать, когда что-то окупится, и когда это было бессмысленно. Заинтересовался развитием технологий, купил несколько компаний...

— И тогда ты проиграл в неудачной сделке.

Он кивает.

— Ага. Но это уже совсем другая история.

— Одна из тех, которые ты не хочешь рассказывать.

— Верно, — он смотрит на меня. — Вернёмся к твоей истории. Как ты оказалась у Калеба?

Внутри меня всё замерло. Я не знаю что ответить. Не знаю как говорить о Калебе. Как объяснить.

— Он появился, когда у меня никого не было, — я умолкаю. Это в достаточной степени правда.

Логан кивает, но это кивок, который говорит лишь о том, что он понимает, что я знаю больше, чем рассказываю.

— Как насчёт того, чтобы поделиться какой-то и впрямь... личной информацией? Ты ведь видишь, что я не лгу. Просто хочу знать. Я не стану осуждать тебя или... не знаю, ещё что-то. Мне просто необходимо знать.

— Что именно такого личного ты хочешь знать? — не могу не спросить я.

Пауза, Джино приносит ещё одно блюдо, что-то вроде лазаньи, широкие рулеты макарон в листах, фаршированные рикоттой и измельченной колбасой, облитые маринарой.

— Ты видела картину? — спрашивает Логан.

— «Звёздная ночь», — говорю я, — да, видела. Я спрашивала о ней.

— Знаешь, Ван Гог продал всего лишь пару картин за всю свою жизнь, и эта была одна из них. Но эта конкретная версия «Звёздной ночи» была фактически одной из десятков похожих. Он создал их в убежище во Франции. То, что мы теперь называем психиатрической больницей. Это был сумасшедший дом для богатых. У него была хроническая депрессия, он страдал психическим срывами. Отрезал себе ухо или какую-то его часть. Он сам приехал туда, в Сен-Поль-де-Мозоль. В его распоряжении было целое крыло, и он сидел в этой комнате, которую превратил в студию, и рисовал этот пейзаж снова и снова. Использовал различные перспективы, пытаясь применять разные методы.

День и ночь, взаперти, вдалеке от всех. Есть ещё одна, называется «Звездная ночь над Роной». Как бы там ни было, он просто рисовал вид из той комнаты снова и снова. Но тот, копии которого у нас есть, это нечто особенное. Он был очень тревожным человеком, Ван Гог, и эта картина, я думаю, что она просто... на ней изображено то, что мне импонирует. Эта сделка пошла не так... Я оказался в тюрьме. Не хочу вдаваться в подробности, но они выводили нас во двор днём, чтобы мы могли заняться спортом и всей стереотипной фигнёй. Со двора открывался вид на холм вдалеке, на котором было несколько деревьев и к ним со всех сторон прилетали птицы. Я вижу это сейчас, трава уходит вдаль с жёлтыми одуванчиками то здесь, то там. Затем холм и деревья. Я не знаю, какого рода, дубы, могут быть? C толстыми, огромными, массивно раскинутыми ветвями. Я стоял там, во дворе на сумасшедшей чертовой жаре и смотрел на эти деревья и тени, которые они бросали, мечтая о том, чтобы быть там на холме в тени. Это была сцена, которую я смог бы нарисовать по памяти даже сейчас, если бы умел. И «Звёздная ночь», это... есть некий смысл в расстоянии, умиротворение, я не знаю, мне сложно выразить это словами. Но это просто напоминает мне о том, как я себя чувствовал каждый день, глядя на этот холм

— Для меня это вид на город из моего окна, из моей квартиры. Мне трудно выйти на улицу. Ты это видел. Прогуливаясь здесь, я впервые поняла, что не чувствовала никакой панической атаки. Но, наблюдая за людьми и автомобилями, казалось, что все так легко идут по жизни, это просто... иногда мне хотелось чего-то такого простого. Но потом... я выхожу на улицу и шум, и люди, всё такое большое, всего так много... — я закрываю глаза, пытаясь найти смысл в моих собственных мыслях. — «Звёздная ночь» для меня значит, что ничто не имеет значения. Звёзды будут сиять и они озарят мир, независимо от того, кто ты, или, в моём случае, кем ты не являешься. Я имею в виду, я проснулась и была никем. Но город продолжает жить. Это и утешительно, и страшно, в зависимости от моего настроения. Но звёзды будут сиять, для Ван Гога, и там будут соборы и кипарисы, и там будет что-то прекрасное, независимо от того, что творится внутри меня. Я не знаю, как придать этому смысл. Как ты сказал, трудно выразить словами.