Доставка (ЛП) - Уайт Мара - Страница 20

Мози кивает мне и снимает рубашку. Он по-прежнему улыбается и поднимает большой палец вверх, пока смяв рубашку, вытирает пот и пыль со своего мускулистого тела.

Я онемела, смотря на его грудь. У него рельефная, четка выраженная мускулатура. Он идеальный. Нет, он лучше, чем идеальный. Он такой, каким должен быть мужчина. Я хочу пройтись языком по каждому квадратному дюйму его тела. Хочу, чтобы он снял остальную одежду. Хочу кувыркаться с ним голой. В пыли, в грязи, с прилипающей к нам красной лентой ─ мне все равно. Я буду кувыркаться с ним где угодно. 

─ Еще что-нибудь? ─ спрашивает он и я прячу глаза от захватывающего тела передо мной. Поворачиваюсь к соседней стене.

Я так возбуждена. Я горю. Я ужасно рассержена и сексуально не удовлетворена. Есть кое-что, что я хочу написать, но это заставляет меня чувствовать себя эгоистичной и глупой. Но я все равно хочу это написать, а это мой шанс, и он пока есть у меня.

─ Я полностью поддерживаю своих родителей, а мне только двадцать пять! ─ цифры я делаю просто гигантскими. Чувствую огромное эмоциональное освобождение. На самом деле я никогда не говорила об этом вслух, но это то, о чем я думаю и  что постоянно чувствую. Я никогда не говорю об этом, потому что не хочу позорить их.

─ Вот. Могу я показать тебе кое-что? ─ спрашивает Мози и подходит ко мне сзади. Он кладет одну руку на мое плечо и прижимается ко мне, оборачивая свою большую руку вокруг моей маленькой. Нажимает на кончик моего пальца и струя черной краски покрывает стену. Он подвигает нас ближе к стене, аккуратно проделывая каждый шаг.  

─ Ты являешься частью того портретного проекта? Того, который против нарко-трафика?

Его тело немного напрягается. Он отпускает пульверизатор. Теперь его очередь игнорировать меня. 

Он снова начинает двигать нас к стене. Поток краски становится менее прозрачным и влажнее, а размытые линии делают идеальный круг, пока он руководит мной. Затем он тянет наши руки назад и быстрее двигает банкой, делая зигзаги вперед и назад. Краска ложится слабыми брызгами, создавая цветовую градацию, когда он снова возвращается к первоначальным линиям. Это почти похоже на серый закат. Поразительно, но так просто.

─ Так это и есть метод для такого граффити, да?

Я говорю, но абсолютно не важно, что я говорю. Потому что смысл данного момента  все прочувствовать. Только чувствовать. Мы соприкасаемся. Мози и я так близки и все вокруг соприкасается с нами.

Его обнаженная грудь прижата к моей спине. Он выдыхает мне в шею, так близко к моему уху. Его длинная рука покоится на моей руке, его ладонь обхватывает мою, придерживая мои пальцы на крохотном распылителе банки с краской. Я чую запах его пота с явным оттенком кедра. И его дыхание, с примесью химикатов от его ингалятора. Его сердце бьется так близко от моего собственного, и я ничего так не хочу как его рук обернутых вокруг меня, и его тепла ограждающего меня от всего и одновременно полностью просачивающегося в меня.

Я стою напряженная и сдерживаю дыхание, молясь, чтобы он ушел и в то же время, чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.

Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин. Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой отодвигая меня. 

─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.

Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─ прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.

Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь тяжелая, а его темные глаза горят.

Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись  сильно стилизована, но я прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»

Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в себе, как настоящий чемпион. Пятнадцать гордых минут я была героем школы, звездой  легкой атлетики.

Я киваю головой и шмыгаю, а он улыбается моей реакции. Его улыбка заставляет меня смеяться и сгибаюсь пополам, смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть бок.

─ Что тут смешного? ─ спрашивает Мози, смотря на меня так, словно я что-то упустила и озадаченность смывает его первичную радостную реакцию.

─ Мне так это понравилось, Мози. Мне безумно нравится… ─ но теперь я фыркаю и кашляю.

─ Лана, какого черта?

─ Ты не правильно написал слово «здесь», ─ мне удается пропищать, и я почти не могу ровно стоять. Слишком много эмоций, а я слишком уязвима. Я не привыкла к такому количеству чувств. ─ Ты написал «здись», ─ говорю я и закрываю руками уши, но я давлюсь кашлем, смехом и слезами и едва могу говорить.

─ Черт! ─ ворчит Мози  и со злостью подходит к стене. ─ Ну, английский мне не родной язык, ─ говорит он, кладя руку на бок и сильно встряхивая банку с краской.

─ Очень даже родной, ты такой лгун, ─ Я все еще согнута пополам, хохочу, словно полностью лишилась рассудка.

Он заменяет букву, а затем быстро что-то пишет. В конце он дописывает слово «понятно», и конечная надпись гласит «Это дом Ланы, она здесь выросла, понятно!». Он быстро учится, хоть это я могу в нем отметить.

 Я снова киваю головой и улыбаюсь, пока слезы стекают по моему лицу, полному эмоций. Это вероятно самый милый и простой жест, который когда-либо был сделан мне. Это затмевает собой колючую грушу и возможно даже его нежданное появление в Мичигане, чтобы помочь мне и моим родителям. Он дает голос моим чувствам, оставляя обнаженной несправедливость по отношению к нему.

Я не знаю, была ли я когда-нибудь настолько понятой или принятой кем-то. Я смотрю на него. Глаза его широко раскрыты и полны страха и преданности. Перед ним я чувствую себя голой. Я никогда и никому не раскрывала себя настолько.

Он делает шаг ко мне и обнимает меня за талию, а затем быстро прижимает свой рот к моему. Движения Мози настолько изящные и плавные, я не успеваю следить за ними. Они как мгновенное совершенство, яркие и полные блаженства. Его рот это рай, а его поцелуй наполнен сладкой тоской и огромным количеством обещаний. Мое тело невыносимо желает этого мужчину. Я желала эти теплые губы с тех пор, как он переступил порог моего кабинета, но все это так неправильно и мне больно признавать это. Я толкаю его в грудь и со злостью отступаю от него. 

─ Не целуй меня! ─ кричу я ему. ─ Я должна защищать тебя от людей как я!

Он смотрит на меня, а затем смотрит в пол. Я раздавила его чувства и его эго, и теперь ярость быстро берет над ним верх.

─ Не обманывай себя, Лана. Не притворяйся, что не нуждаешься во мне или что не хочешь меня! Я могу видеть это в твоих поступках. Я чувствую тебя. Я хочу узнать тебя. Просто пожалуйста, позволь мне это.

─ Мне и так было хорошо. Вообще-то, мне было намного лучше, пока ты не появился. Почему бы тебе просто не вернуться в Лос-Анджелес?