Добрые боги (СИ) - Годвер Екатерина - Страница 1

Глава 1

Екатерина Годвер («Ink Visitor»)

e-mail: [email protected]

Москва

Добрые боги

Добрые боги ходят среди людей.

Добрые боги несут надежду заблудшим.

Добрые боги несут возмездие падшим.

Пусть не оставят тебя в беде

Добрые боги.

Старинная молитва

Чужак вошёл в Малые Вражки вскоре после полуночи. Он плёлся через деревню нетвёрдой походкой, собаки брехали на него – как с ума посходили.

Встречать незваного гостя отправился Луших Рябой. Не по обязанности и не от храбрости: просто кобель у Лушиха был дурной, если разошёлся – пока палкой не огреешь, не утихнет. А раз всё одно вставать – так отчего бы заодно другим не подсобить, не разобраться?

Луших вышел из дому на крыльцо в одних подштанниках, заправленных в дырявые сапоги. Зевнул во весь рот, пошарил вокруг взглядом: ночь стояла светлая. Луших разглядел чужака – мужчину средних лет и крепкого сложения, – ругнулся, дал пинка неугомонному псу и, прихватив от сарая дубину, вышел со двора на улицу. Там он в два счёта догнал незнакомца и перегородил ему дорогу.

– Ты чего тут ходишь? – спросил Луших, не придумав ничего лучше.

– Что? – Тот уставился в ответ осоловелым взглядом, словно только сейчас очнулся. Луших аж присвистнул: по всему было видно – чужак побывал в переделке. Левая рука у него висела плетью, волосы налипли на лоб, перемазанные чем-то тёмным.

– Чего ходишь тут, ась? – повторил Луших.

– А-а. – На помятом лице чужака промелькнуло понимание; он улыбнулся широко и беззаботно, как слабоумный. – Кобыла моя там осталась. – Он махнул здоровой рукой в ту сторону, откуда пришёл. – Недалеко. Нужна – забирай. Только воды дай. И свежую лошадь. – Он пошатнулся и сплюнул кровью на утоптанную землю.

Луших опёрся на дубину, почесал в затылке. Одна лошадь, другая – всё это спросонок казалось ему какой-то бессмыслицей; к тому ж, говорили они в аккурат около общего колодца: пей – не хочу.

– А по роже тебе ещё разик не вдарить? – сердито сказал Луших. Ему всегда не нравилось, когда он чего-то не понимал. – Всех добрых людей в округе перебудил, демон! Кто ж по ночам ходит?

– Я не демон. Времени нет. Пожалуйста… – пробормотал чужак и, не окончив фразы, повалился на дорогу без сознания.

Пока Луших размышлял, что делать дальше, подтянулись остальные вражковцы, жившие по соседству: старый Пешвес, братья Фаббы, гончар со своей болтливой женой. Последним приковылял дед Рожбач, бывший во Вражках за старосту. По его указке старшие Фаббы и Луших оттащили чужака дом к Пешвесу – места у старика хватило бы на десятерых – и уложили на кровать. Младший Фабб тем временем сбегал к околице и обнаружил в поле издохшую кобылу.

По изорванной и грязной одежде чужака невозможно было предположить, кто он таков. В заплечном мешке у него нашлась только обёрнутая в промасленную ткань книжица, чёрствый ломоть хлеба и маленький короб с шариками, скатанными из горькой на запах сухой травы – зато на широком поясе висел в кожаных ножнах отличный нож в полторы ладони. На лезвии полосами запеклась кровь, будто его небрежно вытерли об одежду. Кроме вывихнутого плеча и глубокой ссадины на голове у чужака оказалась длинная резаная рана на бедре: разбуженная знахарка, ворча, промыла её и наложила свежую повязку. Чужак не очнулся, даже когда Луших с Фаббом без церемоний, по знахаревой указке, вправили ему плечо.

– Травник бродячий, что ль? – Пешвес понюхал короб с шариками и, шевеля губами, полистал книжицу: читать он не умел, но некоторые рисунки изображали сорняками, в изобилии растущие в местных оврагах. На других были всякие уродцы, то ли люди, то ли звери. К чудищам Певшес приглядываться не стал.

– Как же, травник. Осерчала трава-мурава – и на-кось его дубиной по затылку! – Дед Рожбач ещё раз осмотрел нож и богато выделанные ножны, поцокал языком и со вздохом сожаления сунул в мешок чужака. Не то чтоб в Малых Вражках у кого-то была скверная привычка грабить проезжих – просто нож был очень уж хорош.

– Кто б ни был, хорошенько ему вдарили, – со знанием дела заключил Луших: когда-то он ходил в солдатах, и до того, как сам был списан по ранению, насмотрелся всякого. – Крепкий мужик, раз досюдова добрёл.

Некоторое время все молча присматривались к чужаку, раздумывая, как быть дальше. У него были очень правильные, «породистые» черты, но напрочь лишённые благородства или того растущего из убеждения в собственном превосходстве мимолётного обаяния, которым обычно отличались физиономии отпрысков знатных фамилий.

– Не нравится он мне, – мрачно сказал дед Рожбач. – Вот что. Луших: седлай Сивую и давай в Шевлуг. Расскажешь там, что к чему. Пускай стража разбирается: нам неприятности ни к чему.

Луших покорно пошёл выполнять поручение, а Рожбач ушёл досыпать, перед тем велев старшим Фаббам и Певшесу стеречь чужака.

Но за ночь тот так ни разу ни очнулся.

Лишь утром, потревоженный шумом и суетой вокруг, он на несколько мгновений приоткрыл глаза – только затем, чтобы увидеть мрачные лица лейтенанта Боула и рядового Ханбея Шимека, склонившихся к нему, и снова провалиться в забытьё, когда стражники стали поднимать его с кровати.

К полудню Старые Вражки вернулись к обычной жизни. Только Луших запропал в Шевлуге: он не поехал назад с лейтенантом, а решил задержаться на кружку крепкого тёмного эля - не пьянства ради, но для бодрости. Сон после первой кружки как рукой сняло, и он потребовал вторую: хороший случай – чем не повод? Затем у стойки к нему подсел отставной гвардейский капитан: как его было не угостить? А пить капитан оказался не дурак…

Одним словом, загулял Луших крепко: два дня его только и видели, что в шевлугских пивнушках. Потому в час, когда Малые Вражки наполнились криками и над крышами заклубился чёрный дым, его в деревне не было.

Люди герцога Эслема, занятые в расследовании, нашли его на следующий день, ещё пьяным. Он им обо всём, конечно, рассказал – как на духу: и про чужака, и про уехавших за чужаком стражников; а больше он ничего и не знал. Впоследствии Луших клялся, что сам бог-бродяга Нарбак Набарин в тот злополучный день подливал ему брагу в кружку и тем уберёг от беды. Но ему, конечно, не верили.

***

Пока отставной солдат и честный забулдыга Луших Рябой в Шевлуге смаковал вторую кружку, рядовой Ханбей Шимек, ведя коня в поводу, тащился по дороге за телегой с лежащим в забытьи арестантом. Лейтенант Боул и второй стражник, Микол, шли впереди.

Припекало полуденное солнце. Ханбей по-чёрному завидовал Лушиху, оставшемуся в городе и прохлаждавшемуся теперь с кружкой эля в уютной пивной, на его, Ханбея, законном месте: суточное дежурство почти закончилось, когда Луших заявился в Шевлуг - но лейтенант пожелал лично разобраться и провести, для порядка, арест, избавив вражковских землепашцев от беспокойства.

«Чтобы не заделаться случайно арестантом, честному человеку при встрече с бандитами положено дать себе голову отрезать», – размышлял, изнывая от жары, Ханбей. – «А чтоб выбиться в офицеры, голова тем паче не нужна».

Боул был хорошим парнем, но очень уж стремился выслужиться и делал это весьма бестолково, отчего его подчинённым частенько выпадали на долю всевозможные неприятности.

Сейчас, как Ханбей догадывался, желание поскорее добраться до города, пропустить кружку-другую холодного эля и завалиться спать боролось в душе лейтенанта с боязнью уморить арестанта, которому и без жары и тряски было худо. Победило милосердие: который раз обругав погоду, Боул приказал сворачивать с дороги.

Протащив телегу полтораста шагов по полю, у ручья под развесистой ивой сделали привал. Рядом симпатичная девица стирала бельё; лейтенант сразу приободрился и завязал с ней разговор. Ханбей удивился – с чего это она тут одна, и хотел было тоже подойти познакомиться, но махнул рукой: с офицером соперничать – дело безнадёжное.