Инициатор (СИ) - Ольга Ворон - Страница 23

…

Глава 19 Воспоминание о Любви.

- Посмотри, - наставница Пелагея водила клинком, и тонкий блеск на лезвии рисовал фигуры перед её грудью. – Нож не режет пространство, он вяжет его. Видишь? Словно игла ходит по ткани или спица стягивает нитки. Он хранит в себе душу пряхи судеб. Есть такая легенда…

Она рассказывала, а нож, не теряя темпа, гладко летал перед ней, и, словно вёл за собой всё тело – от ладони до плеча и ниже, в поясницу, в ноги, передавалось движение, заставляло сухую фигуру старушки плавно перетекать, словно послушную водоросль в воде. Алиса смотрела, широко раскрыв глаза – многое уже она видела за последние месяцы под руководством сестры Пелагеи, но с этой манерой движения встречаться не доводилось.

- Что тебе напоминает его движение? – внезапно прервав рассказ о парках, спросила наставница, и Алиса нахмурилась, спохватившись. Блеск ходящего ходуном металла напоминал ей больше всего голову танцующей кобры, от которой магически веет силой и холодом, и невозможно отвести взгляд.

- Цветок, - ответила она. – Словно лепестки цветка рисует…

Наставница кивнула:

- Правильно. Нож чертит остриём рисунок четырёх перекрещенных восьмёрок. Словно восемь лепестков проросли из моей грудины, да. Восьмёрка горизонтальная, вертикальная и две диагональные. Как думаешь, почему это так?

Долго ученица не задумывалась:

- Так движение полностью перекрывает возможность достать в корпус. Любой удар противника будет натыкаться на защитное движение по восьмёрке.

- Хорошо, - кивнула сестра Пелагея. – Но почему восьмёрки?

На этот раз Алиса задумалась.

- Возможно, потому, что она позволяет силе, поданной в клинок, перетекать по плавной траектории, не задерживаясь, не реверсируя и потому легко менять направление, если нужно слиться с силой противника.

Наставница кивнула и снова, помогая всем телом, провела нож по траектории пересекающихся восьмёрок. Нож преданно засверкал на поворотах яркой искрой блика.

- Два креста, - сказала сестра Пелагея. – Один из них – небо и земля. Небо – восхождение, земля – расширение. Второй крест – огонь и вода. Огонь охватывает сердце, вода опоясывает селезёнку. Суть первого креста – вера и любовь, суть второго – знание и надежда. Небо и земля разрывают человека, как разорвали сына Божьего – верой в Отца и любовью к людям; восхождением души к высшему и расширением своей любви на всё человечество. Огонь и вода разрывают наше сознание на жажду постижения и желание бездействия. Но и тот крест и иной разрывают, растаскивают только слабые сознания. Более сильные выбирают одну сторону. А великие могут концентрировать силы восьмёрок в центре. В своей грудине. В себе. Тебе нужно стать великой, и потому твой нож должен быть безупречен в выборе движения.

Алиса немо склонилась, посчитав урок законченным, и готовясь ещё долго осмыслять сказанное наставницей, но сестра Пелагея покачала головой и сделала выпад в сторону девушки – та не успела даже отпрянуть, но лезвие ножа лишь легко царапнуло кожу на шее.

- Скажи мне, - спокойно заговорила сестра Пелагея, отшагивая и снова готовя оружие к уколу. – Почему малый ребёнок учится быстрее взрослого человека?

Лезвие вновь ринулось вперёд, и теперь Алиса успела отскочить. Но - недалеко, и второе, плавное движение ножа, казалось медленное, словно идущее в тягучем пространстве, тем не менее достигло её и лезвие тонко чиркнуло по плечу. Сквозь разрез подрясника проступила кровь.

Сглотнув, Алиса снова отшатнулась – нож метался, каждый раз оказываясь на волосок от неё.

- Возможно, - сдерживая рвущееся дыхание, заторопилась она. – Это потому, что у него в голове ещё очень мало знаний, и потому его легко заполнить новое.

Наставница остановилась также внезапно, как начала атаку.

- Ребёнок обучаем не потому, что у него мало знаний, а потому что у него нет одного знания. Того, которое отличает взрослого от дитя. То, что выгоняет нас из эдема нашего детства.

- Какого же? – вздрогнув, спросила Алиса.

Наставница улыбнулась и подбросила нож вверх. Он перекувыркнулся и, вращаясь, рухнул вниз, но за мгновение до того, как подставленную ладонь поразило бы лезвие, сестра Пелагея, не прекращая улыбаться, раскрыла пальцы. Клинок упал точно в промежность между указательным и средним и завис там, раскачиваясь, словно маятник.

- У ребёнка нет знания о смерти, - улыбнулась она. – И потому у него нет страха. Страх – единственное, что держит сознание в узах греха. Без страха ты – свободен. Без страха ты – Ева. Забудь о смерти, и жизни станет больше. Забудь о страхе, и приблизишься к сути живого. Приблизишься к Богу!

Алиса склонила голову на бок и нахмурилась:

- А как же страх божий?

Сестра Пелагея рассмеялась и, подступив, вдруг положила ладонь на плечо девушки и ласково потрепала:

- И страх божий тоже забудь! Страх – лишь часть любви. Не бойся Его, бойся за Него – вот истинный страх божий! Люби Его, и будет в этом всё, что есть меж любящими. Человеку нечего бояться. Потому что смерти нет для того, кто любит и любим. Любовь – это когда он в тебе, а ты – в нём. Всё, что не взаимно – не любовь.

И болезненно усмехнувшись чему-то своему, сестра Пелагея покинула ученицу, оставив её в глубокой растерянности.

…

Глава 20 Озеро.

Ушли чисто. Алисе ничего не стоило бесшумно проскользнуть за спины глухо матерящихся мужиков и, схватив за шеи, аккуратно завалить обоих на землю – вповалку друг на друга, словно вышли проветриться после ста грамм и прикорнули. Пока Алиса осматривала выход во дворик, Данила перешагнул через бессознательных людей и встал рядом.

Алиса качнула головой в направлении на север и двинулась первая. Даниил неотрывно скользнул следом. Через два поворота, зайдя в грязный скверик и выровняв шаг до прогулочного, они пошли по тенистой аллее, сторонясь людных мест.

- Хорошо идёшь, - хмуро сплюнула Алиса, - И быстро соображаешь.

- Это ты к чему? – настороженно спросил Даниил.

- Ты ещё не вспомнил своего прошлого?

- Нет. А что?

Алиса неопределённо повела плечами и повторила:

- Хорошо движешься.

Криво усмехнувшись, он ответил:

- Научишься тут. Кто знает, сколько я провёл по помойкам? Год или два? Сколько приходилось скрываться… Люди, знаешь ли, не привечают такую шваль, как мне подобные.

- Я не об этом, - поморщилась она, - для тебя не новость жестовая система общения, развито умение двигаться в паре, от вида оружия не шугаешься, но и не относишься к нему легкомысленно...

Даниил прошёл ещё несколько шагов, осознавая, и остановился.

- Я один из ваших?

Посмотрев в тёмные, наполненные тихой тоской глаза, Алиса мотнула головой:

- Из альфа-йаха сделать бета-йаха невозможно. Обращение допустимо только обычного человека. Ты мог быть кем-то из наших подготовленных спецов… Или подготавливался, как альфа, а получился бета. – Алиса одёрнула себя и хмуро закончила: - Не знаю, короче! Надо искать в твоей памяти. Сейчас я лишь могу отметить, что подготовка у тебя была – может, ты сам этого не помнишь и не замечаешь, но тело адаптируется с лёгкостью. Хотя, конечно, возможности теперь у тебя не ахти.

Сказав, Алиса угрюмо отвернулась – от бета опять несло букетом неприятных запахов больного тела, он вновь похрамывал от усталости, а от переживаний на его лице сводило раненую когда-то мышцу. Она вздымалась извилистым бугром и шрам на ней, словно гребень на волне, казалось, вспучивался и белел кипенной кожистой плёнкой на мясе. Потом его отпускало, лицо приобретало прежний вид, но только для того, чтобы через мгновение вновь исказиться. Выглядело так, словно Даниил ужасно страдал от незримой боли, и его перекашивало от внутренней ломоты и невыносимого душевного мучения. И только глаза – тёмные, большие, словно переспевшая черешня, - оставались прежними. Хотя, нет. Раньше в них было больше страха, а теперь светилась мысль, и фокусируясь на незримой дали, взгляд выдавал нелёгкие думы.