Куда улетают драконы (СИ) - Бородина Мария - Страница 37

Сколько ни пыталась я себя успокоить, камень под рёбрами лежал и лежал. Может, это похмелье? Или знание о своей истинной сути, что все эти годы было таким очевидным, но пряталось от рассудка?

Пытаясь заглушить тревогу и панику, я закинула в рот ещё немного фаршированного кальмара и придвинулась поближе к Эри.

Музыканты, что до этого играли мелодичные композиции, неожиданно грянули струнами, застучали тамбуринами, и народ пошел в пляс.

— Ну, что, эбрисс Адонис, — хохотнул Эриман, — покажем молодежи как надо веселиться?

Адонис ехидно подмигнул и, в одно мгновение скинув сапоги, вскочил на стол и принялся отплясывать, ловко маневрируя между блюд и тарелок. Я скривилась от неожиданности: ишь, каким может быть беспардонным! Но, присмотревшись, заметила, что он не касается стола ногами, а будто висит в воздухе. Магия, не иначе!

— Я, вообще-то, имел в виду парные танцы, — захохотал Эриман и потащил меня в центр площади.

— Я не умею, Эри, — прошептала я, когда Эриман развернул меня к себе и обнял за талию. — Совсем не могу…

— Не могу или не хочу?

В серых глазах плескалось озорство, а на губах играла открытая улыбка. Шаг. И я в ритме музыки закружилась по площади. Ещё один. Повернулась вокруг себя, закинув руки вверх. Тёплые пальцы не отпускали. Три. Профессор притянул к себе и заставил выгнуть спину. Глаза в глаза. Дыхание в такт. Пульс, как щелканье часов. Тик-так. Тик-так. Сердце бьётся в груди, но, кажется, давно вылетело наружу и птицей летает над моей головой. Осталось только его дыхание, скользящее по плечам, только его глаза, и никого вокруг. И моё тело, что словно неслось над землёй. От его прикосновений, поворотов, взглядов.

Мы разрезали толпу, как корабли морской простор. Усталое тело наливалось силой и мощью от прикосновений Эримана и послушно следовало за его руками. Огни вокруг смешались в дрожащее марево и раскрасили мир цветными пятнами. Звёздное небо опрокинулась на нас, вобрав в себя.

— Эри-и-и, — застонала я.

Чужие голоса заглушил свист буйного ветра в ушах. Ночные светила мелькали то сверху, то сбоку; то оказывались почти под ногами.

Шаг. Ещё шаг. Поворот! Ветер ухнул в ушах. Эриман снова заставил меня прогнуться назад, бережно придерживая плечи и не давая упасть. Да я больше и не боялась.

— Я с тобой будто над землей парю, — шепнул Эриман.

Музыка внезапно затихла. Новая мелодия зазвучала тоскливо и пронзительно, будто предупреждая об опасности. Будто вытягивая нас с Эриманом из веселья в настоящее. Она плакала за нас переливами струн, звоном ладов и нежным девичьим голосом. Вон же оно! Ты ученица, а он педагог, профессор, и быть вам вместе не суждено.

Эриман положил ладонь на шею, и притянул меня к себе. Правую руку отвёл в сторону и снова закружил меня, но уже совсем иначе. В другом ритме, не спеша и подсказывая мне:

— Шаг. Шаг. Шаг, — засмеялся, как ребёнок, ликуя. — Ты прекрасно танцуешь!

А я не помнила себя. Только его глаза, его пальцы на талии и в моей ладони. И запах. Костров. Полей. Пепла. И Тэйлана-Эримана.

— Кто учил тебя танцевать? — прошептала я, прижимаясь к его плечу.

— Время, — он подарил мне улыбку и закружил сильнее. Раз-два-три. Раз-два-три.

Сердце больше не принадлежало мне. Сорвалось с петель и улетело. Осталась только душа и его хрустальные глаза с золотым отливом в центре зрачка.

— Сколько женщин танцевало с тобой так же? — пропела ему в самое ухо и улыбнулась.

— О! Ревновать будешь, если скажу, что много?

Раз-два-три… Новый поворот, наклон, и Эри почти поцеловал мою шею. Тёплый воздух прошёлся по плечам и запутался в волосах.

— А если буду? — я стиснула его горячие пальцы и усмехнулась.

— Ревнуй, малыш, ревнуй! — засмеялся он раскатисто. — Да только бессмысленно. Однолюб я. Был таким всегда и умру таким.

— Значит, — я нахмурилась, едва не наступая Эриману на ноги от обиды, — шансов у меня нет?

— Я любил лишь раз, но это было… — он передвинул горячую руку ниже по талии и снова повернулся. Ноги шли за ним, будто магия звала. — Это было очень давно! — он отмахнулся. — Да и разве школьную любовь можно назвать настоящей? А остальное — не запомнилось.

Эри поджал губы и наклонил меня. Его ладонь пробежала от шеи вниз, мимо яремной ложбинки, по лифу, и снова спряталась за спиной. Огонь следовал за его пальцами, и я думала только о прикосновениях. И немного о словах.

Шаг. Ещё шаг. Раз-два-три, раз-два-три.

Глупая. Вот я глупая! Надеялась на что-то? Надеялась… Главное теперь, чтобы он не заметил, как я разочарована. Продолжай танцевать, Арли. Продолжай.

Он прижал меня к себе, обнял обеими руками и остановился. Опустил голову и коснулся сухими губами плеч.

— Если я решусь говорить тебе о любви сейчас, мне придётся шесть лет нарушать закон. Я хочу, чтобы ты сама выбрала жизненный путь. Я подожду. Если чувства есть — они окрепнут, если это наваждение — пройдут и забудутся. Но у нас ещё есть завтра. Наше бесконечное время для двоих. А потом — практический экзамен, и мы… окажемся на разных берегах.

Музыка затихла. Мы остановились и, поклонившись друг другу, пошли к столу. Адонис убежал куда- то. Компания Леана разошлась. Навес собирали, и из людей остались единицы. Несколько пар, да и те повернули к транспорту. Кони рыли копытами землю. Уж, видимо, надоели им пляски драконов да пёстрые фейерверки.

— Я стараюсь жить сейчас, сегодня, в эту минуту. Хочу быть с тобой рядом и делаю это, а завтра, вернее, послезавтра, попытаюсь понять, как ходить рядом и не претендовать на тебя. Ведь может так случиться, что ты начнешь встречаться с кем-то помоложе. Да хоть с тем рыжим! — от последних слов Эриман вздрогнул. — Ну, не могу же я, будучи преподавателем, вмешиваться в твою личную жизнь?

— Пусть завтра станет бесконечным, — я улыбнулась ему, пытаясь спрятать подступающие слёзы. — Наше завтра.

Я отвернулась, надеясь, что Эриман не заметит, как я кусаю губы. Оставшиеся на площади люди сплошным потоком текли к парковке. Блюстители порядка тоже расходились друг за другом. Место празднеств на глазах становилось диким и пустынным. Послезавтра столь же опустошённой и неприглядной станет моя душа. Цветы чувств завянут без благодатного дождя, чернозём — иссохнет, превратившись в седую пыль. Костры догорят, затихнет смех, пепел унесёт ветром. И придёт пустота.

Как, ну как можно пожертвовать любовью ради мечты? А мечтой ради любви?

Как учиться в Академии, постоянно сталкиваясь с Эриманом в коридорах? Как выбросить из памяти наши счастливые мгновения? Наши поцелуи: то робкие, то страстные? Его слова, которые хотелось слышать ещё и ещё?

Как убедить себя, что реальность — это сон?! И как проснуться?

— Что бы ни случилось, знай, — я отвернулась и прижалась щекой к рубашке Эримана. Втянула его дурманящий запах. Совсем как в первый раз. — Я тоже однолюб.

Эриман не ответил. Прижал мою голову к себе, будто позволяя слушать его сердце. И я слушала. И оно стучало громко и… может быть, для меня.

Мы двинулись к парковкам. Повозки с лошадьми уже отправились. Осталась только наша — на которую то и дело оборачивались прохожие. Профессор не обращал внимания на взгляды. Видимо, привык. А мне казалось, что я на самом деле в другой реальности: в сказке, иллюзии. Там, где современные машины без лошадей, и наручные часы не редкость.

Эриман помог мне сесть и перекинул тонкий ремень мне через плечо до талии.

— С горы, — пояснил он. — Лучше быть бдительным.

Я осторожно кивнула, поймав ласковый взгляд. Машинально потянулась к его щеке. Он потёрся, щекоча кожу щетиной, а затем развернул ладонь и поцеловал её.

— Лин, я не хочу ехать назад. Не хочу просыпаться.

В его волосах путались травинки, а в глазах мерцали огоньки. Как же хотелось этот момент заморозить, остановить. Сделать вдох и надышаться…

С улицы донёсся стук копыт. Мы оба резко выпрямились и уставились на дорогу.

Из-за поворота вылетела на полном ходу повозка. Вместо возницы ехал Викс. Он бил лошадей кнутом и не опускался на сидение. Заметив нас, резко натянул вожжи и повозка встала поперёк дороги.