Белые флаги - Думбадзе Нодар Владимирович - Страница 29

- Так точно.

- Объясните, зачем же в таком случае оно вам понадобилось?

- Чтоб напугать зятя.

- Вы были уверены, что можете незаряженным ружьем напугать зятя?

- Нет, пустым ружьем его нельзя было напугать!

- И все же вынесли ружье?

- Он должен был подумать, что ружье заряжено.

- Какое это для вас имело значение? Вы-то знали, что это не так?

- Я был уверен, что он испугается и попросит прощения.

- Но этого не случилось?

- Нет.

- А если б он извинился, вы простили бы ему оскорбления дочери и вас самих?

- Простил бы в том случае, если б увидел его на коленях! - ответил Саларидзе после продолжительного молчания.

- Саларидзе! Ваш зять не испугался ружья. Он пошел на вас. Следует ли из этого, что он был уверен в безопасности оружия, то есть знал, что ружье не заряжено?

- Так точно!

- Зачем же вы взвели курки? С какой целью? Ведь вы оба знали, были уверены, что ружье не выстрелит?

- Я... Я предпринял последнюю попытку...

- Саларидзе! Зять знал, что ружье для него не представляет никакой опасности... Оно не заряжено... Почему же он потребовал бросить его?

- Не знаю.

- Спуская курки, вы были уверены, что ружье не выстрелит?

- Безусловно!

- Зачем же вы спустили курки?

- Механически...

- Итак, вы знали, что выстрела не последует. Что вы намеревались предпринять дальше?

- Не знаю...

- Зять мог отнять у вас оружие? Как вы думаете?

- Да.

- Саларидзе! Допустим, вы бы знали, что ружье заряжено. Спустили бы вы тогда курки? Повторяю вопрос: если б вы знали, что в стволах ружья лежат патроны... произвели бы вы в таком случае выстрел?

Саларидзе попросил воды. Отпив глоток и облизав пересохшие губы, он отрицательно покачал головой, но произнес:

- Не знаю...

- Саларидзе! Думали ли вы раньше, до этого случая, что вы способны убить?

- По-моему, нет человека, кто бы не задумывался над этим!

- И к какому вы приходили выводу?

- Вывод не имеет значения, а факт налицо: мой зять мертв!

- Нас интересует - это было умышленное или неумышленное убийство, проговорил про себя прокурор, а затем продолжал громко: - Саларидзе! Еще один вопрос: пользовался ваш зять ружьем?

- Да, пользовался.

- Не предупредил ли он вас в последнюю минуту, в самую последнюю секунду, что ружье заряжено?

- Нет! Нет! - воскликнул Саларидзе. - Это он сказал потом, сказал глазами, понимаете?! Он умирал у меня на руках и сказал об этом мне, только мне! Мне сказали правду его глаза!

Саларидзе закрыл лицо руками и застыл...

- Уважаемый председатель! У меня больше вопросов нет.

- Нет ли вопросов у уважаемых заседателей? - спросил председатель.

Гулоян отрицательно покачал головой. Гоголадзе утвердительно кивнул.

- Пожалуйста, прошу вас!

- Подсудимый Саларидзе! Возвращался ли домой до того дня ваш зять в пьяном виде и в позднее время?

- Да, такие случаи бывали.

- В ваших показаниях есть такие слова: "Не было сомнения - он избивал мою дочь!" Не хотели ли вы сказать этим, что ваш зять бил жену и до этого случая?

- Не знаю... Насчет избиения не знаю... Но за последнее время он часто пил, скандалил, дебоширил, вообще в пьяном виде вел себя отвратительно!

- Уточните: часто пил, часто скандалил или часто бил?

- Я уточняю: пил, скандалил, вел себя по-хамски! Что здесь непонятного!

- Подсудимый Саларидзе! Вы напрасно нервничаете! Мы хотим установить облегчающие вашу вину обстоятельства, поэтому не обижайтесь, если мы задаем вопросы, даже незначительные! Все, что здесь делается, - в вашу же пользу! - объяснил заседатель Гоголадзе.

- Благодарю вас! - нервозно ответил Саларидзе.

- Вот именно, вы должны быть благодарны нам! А теперь скажите, что значит: "за последнее время"?

- Не понял вас!

- Вы заявили: "За последнее время он часто пил, скандалил..." Что вы подразумеваете под выражением "последнее время": год, два года, позавчера, вчера?

- Год, примерно год, как это началось...

- А что же с вашим зятем произошло год тому назад? Почему он вдруг стал пить и скандалить?

- Не знаю!

- В своих показаниях вы дважды произнесли "комната моей дочери и зятя". И вообще, вы называете сперва дочь, а потом зятя.

- Да, это так.

- Почему?

- Потому что дочь - моя дочь, а комната эта ее, дочери, а он перебрался к нам после того, как стал ее мужем.

- Так. Понятно.

- Что значит - понятно! - взорвался Саларидзе. - А как, по-вашему, я должен называть комнату в моем доме - "комната зятя"?! Это, по-вашему, было бы правильнее?!

- Было бы правильнее назвать так: "их комната".

Саларидзе вздохнул.

- Еще вопрос. Вы сказали государственному обвинителю, что крикнули зятю: "Убирайся Из моего дома!" Так?

- Да, так!

- Тем самым вы намекнули своему зятю на то, что он живет не в собственном, а в чужом, то есть в вашем, доме?

- Это он знал без моих намеков!

- Значит, в чужом доме, да?

- Пока я жив, мой дом будет называться моим домом! А после моей смерти... - Саларидзе вдруг осекся, поняв, что сказал нечто глупое и ненужное... А заседатель, не дав ему опомниться, продолжал с видом победителя:

- А не кажется ли вам, Саларидзе, что такая ваша позиция послужила причиной пьянства и хамского, как вы говорите, поведения вашего зятя?

- Нет, не кажется! - упрямо ответил Саларидзе.

- Что же в таком случае? Может, друзья?

- Нет!

- Женщины?

- Нет!

- Может, он завел любовницу?

- Нет!

- Перестал заботиться о семье?

- Нет!

- Что же тогда, что?

- Деньги!

- Что? - лицо Гоголадзе перекосилось от удивления.

- Деньги!

- Ничего не понимаю...

- Год тому назад мой зять был отличным парнем, уважительным, спокойным, что называется, тише воды, ниже травы... Но вот однажды он вернулся домой навеселе, стал посреди комнаты с несколько смущенным, но вместе с тем победоносным видом и небрежно бросил на стол пачку двадцатипятирублевок.

- Что это? - спросила дочь.

- Моя доля! - ответил зять. Дочь унесла деньги в свою комнату.

- Откуда это? - спросил я.

- Из тигриного зада! Так он и ответил мне, уважаемый народный заседатель! - обернулся Саларидзе к Гоголадзе. Тот промолчал. - Вот с того дня и началось крушение нашей семьи... Спустя неделю зять выразил во время обеда недовольство, что за столом нет хашламы*. Потом он как-то заявил, что плевал на такую семью, где в подвале не сыщется хотя бы тонна вина, дюжина ящиков "Боржоми", две дюжины пльзенского пива да сотня сушеной воблы. В следующий раз, когда он снова принес деньги и я опять спросил откуда они, он по-прежнему сослался на тигриный зад и добавил, что я только напрасно занимаю свое место на работе и что вообще мое поколение не умеет жить.

_______________

* Х а ш л а м а - мясное блюдо.

- Минуточку! - прервал подсудимого председатель. - А спрашивала ли ваша дочь у мужа, где и как он добывает деньги?

- К несчастью, об этом жены мужей не спрашивают!

- Дальше? - спросил председатель.

- Я предостерег его, что в один прекрасный день он попадет за решетку и с него спросят за все. Он ответил на это, что все мы давно уже арестованы и отбываем наказание, только не чувствуем этого... Когда же я возразил, что отнюдь не отбываю никакого наказания и спокойно сплю, потому что не совершаю бесчестных поступков, он рассмеялся мне прямо в лицо.

- Почему так?

- "Давление сто восемьдесят на сто, острая стенокардия, отложение солей, бронхиальная астма, эмфизема! Я и твоя дочь с минуты на минуту ждем твоего конца! И это ты называешь спокойным сном?" - вот как он ответил мне... Затем вдруг обнаружил, что у моей дочери, оказывается, низкая талия, редкие зубы и некрасивый нос, что она, подобно своим подругам, сплетница и провинциалка и что читает она ночи напролет лишь для того, чтобы производить на людях впечатление умной, начитанной женщины... Ни я, ни моя дочь ни разу не напомнили ему, что в наш дом он явился в залатанных брюках, рваных туфлях и перелицованном пиджаке и что на работу, откуда он сейчас таскал эти проклятые деньги, он пошел в моих брюках.