Двенадцать месяцев. Февраль (СИ) - Медведева Алена Викторовна - Страница 45

Вспомнилось ему, как самонадеян он был, колдунью решив изловить, как мало на братьев рассчитывал, и чуть не подвел их и мир сказочный в итоге. Хорошо, что Январь вовремя на помощь кинулся, прежде срока бремя владения посохом на себя взвалив. Так и замер Дмитрий, словно видя перед собой картину эту. Какие ошибки он совершил! И Настеньке поначалу не доверял, не желал признавать силу, в ней пробудившуюся.

А Январь и вовсе волнений Константина не заметил. Его самого в этот миг словно водой окатило. Словно со стороны себя увидел. Вот хоть совсем недавно. К чему были эти его упреки о том, что идти за Абрахсисом ошибка? После дела к чему кулаками махать, да еще и братьев упрекать? Должен был разубедить их в самом начале, а раз не сделал этого – виноват не меньше. И ведь это не первый раз, когда он брался осуждать и поучать их, полагая это правом старшего…

- Яр, - неизменно деликатно намекала ему недавно и Милавушка, нежно ладонью щеки мужской касаясь. Вспомнилось Месяцу, как накануне появления Надежды гуляли они со Спутницей в лесу зимнем, морозом трескучим разукрашенном. Как нашли птаху замерзшую, и Милава кинулась ее отогревать. И дыханием своим, и теплом тела, спрятав бедняжку на груди. Как сердце его тронула доброта и порывистость ее. – Не пора ли тебе вспомнить, что братья твои – давно взрослые. Очень давно! И имеют право они и ошибки совершать, и сами решения принимать. Перестань так о них тревожиться, да пытаться от всякой напасти оградить. То во вред только. Доверяй им больше…

- Так я в их жизни вмешивался, поскольку в своей пустота была, - протягивая Спутнице веточку, расписанную замысловатыми узорами снежными. И одновременно ладошку ее к губам своим горячим прижал, упиваясь выражением нежности в ответном взгляде Милавы. – А теперь отпущу… Права ты, пора им самим из ошибок своих уроки извлекать. Братья мы – связь между нами особая, кровная. Доверять должны друг другу, знать, что предательство меж нас невозможно.

И так отчетливо Январь все это почувствовал – словно снова пережил.

Февраль же и вовсе стоял, не дыша, лицом став белее снега. Время для него вспять обернулось – снова Арина подле него была. Игралась, ласкалась, речами хвалебными оплетала, да улыбками манящими завлекала. Красива она была, холеная и искушенная. Знала, как мужчине понравиться, как заинтересовать его. Яркая в своем постоянном стремлении носить красивейшие украшения и одежды, напористая, в чем-то даже неудержимая.

Она, словно сильнейший вихрь, закружила Феликса, привнеся в его жизнь новизну надрывной нервозности и суету постоянных упреков. Сложно было Спутнице прежней ему угодить! Постоянно Арина ходила с поджатыми губами, недовольство свое демонстрируя. И подарки его ей не нравились, и сам он был не так хорош, как… Январь? Константин? Кажется, так однажды в шутку заявила девушка. Да вот шутила ли?..

«Даже без влияния темных сил она была не подарок. Как могла провидица выбрать для меня ее в Спутницы из многих девушек клана потомков Дарины?» – Вдруг задался он вопросом.

И тут прозрением накатил ответ. Может и в этом есть определенный смысл? Судьбоносный умысел?

Перед мысленным взором Месяца встала нынешняя Спутница. И удивительное открытие – совсем иным взором смотрит он на нее. Не о яркости нарядов, приметности черт или изысканности украшений думает, видя Надежду. Или, если быть честным с собой, и вовсе не думает?.. Просто удивительно легко и тепло рядом с ней. Так хорошо, что непривычно – забыл Феликс, оказывается, как это хорошо, когда можно с кем-то делить каждый день, радоваться простым мелочам обыденной жизни, и в них находя что-то удивительное, подмеченное взглядом Спутницы.

И времени прошло мало с такого настораживающего появления Нади, а у Феликса словно глаза открылись. Как же он страшился прихода соклановки Арины! Годы забвения, когда он старательно отгораживался от всего, за беду великую себя терзая, превратились в один сплошной сумрачный день. И вот на его небе рассеялись тучи и взошло солнышко с теплой улыбкой, рыжими волосами и удивительно бесстрашным сердцем! Мог ли он и мечтать, что появится та, что сможет не просто принять, но и разделить его страсть к ветрам?

«Надя – совершенно особенная! Сколько Спутниц я не встречал, а со всеми в итоге расставался без печали. Но с ней… Даже зная ее так мало, уже чувствую – не смогу представить свою жизнь без нее.»

Смотрел на Надежду Феликс не взглядом мужчины, способным отметить только грациозную стать, завлекательные манеры, да губы сладкие. Видел он ее сердцем. Душой чувствовал! Оттого и способен был различить за мягкостью робкой поначалу улыбки, за зеленоватыми глазами и гибким станом добрую натуру, горячее сердце и рассудительный ум. И это нравилось Месяцу настолько, что пробуждало в его душе чувства, о которых он прежде и помыслить не мог. Желание стать для нее самым-самым… Стать лучше ради нее!

«Я готов оставить прошлое ради этой девушки. Каким бы тягостным оно ни было – уже ничего не изменить. И остается надеяться, что судьбы тех, кто пострадал по вине Абрахсиса, были предрешены, а я служил лишь орудием в этих планах».

А еще – стать мудрее и ответственнее. Чтобы быть достойным ее обнадеживающей улыбки, той веры, которую она питает в зимнего хозяина своего. И там, как знать, может быть она не пожелает покинуть его по истечении срока службы?..

Как не похоже это было на восприятие Арины! Даже сравнивать нелепо…

Одна все время службы оставалась для него чуждым существом, за ширмой яркой внешности которой он так и не смог разглядеть мелочной и крикливой души. Да и не стремился. О Наде же Месяц жаждал узнать все до малейшего предпочтения, мечтал научиться угадывать и затаенную грусть, и сдерживаемый восторг. Понять, чем живет ее сердце. И особенно – доказать, что достоин ее уважения, той незыблемой уверенности, с которой она сморит на него, и может быть… еще более глубоких чувств?

Но о последнем он не позволял себе задумываться, понимая, что прежде должен искоренить страшную опасность для всех жителей мира сказочного, в том числе и для Нади.

Абрахсис! Сейчас колдун стоит на пути к его самой заветной цели. И это не предвещает злому магу ничего хорошего.

«Но больше я не буду слеп, самонадеян и предсказуем! - Истово веря в собственное обещание, поклялся себе Месяц. – Не подведу ни Надю, ни мир родной, ни… братьев.»

Оглядываясь назад, Феликсу было отчаянно стыдно, что поначалу улыбкам фальшивым поверил, не смог наигранность и тьму, в душе Спутницы возникшую распознать, не уберег ту, что доверил ему клан потомков Дарины на время службы, а затем, закрывшись от всех и отгородившись горечью и обидой, заставил и братьев страдать от чувства вины.

- Страшно представить, что сказал бы нам отец, вместе с дядьями нам мир сказочный во хранение доверивший, если б увидел, что мы натворили! - Горячо воскликнул Февраль, руки с посохом к груди прижимая. – А уж как я виновен перед вами, братцы мои. Простите же меня за ту боль и разочарование, что вы по вине моей вынесли!

- Как могли мы, ослепленные всесилием и гордыней, забыть, что кровные братья, и долг наш - наследие отцов оберегать, друг другу слепо веря, и на деле во всем поддерживая! – Вторил ему Январь.

- А уж раз мы – зимние Месяцы и допустили, что зло ускользнуло и смогло так укорениться в мире нашем, так нам же и предстоит всю темную скверну вычистить! Вместе! Негоже нам разделяться, друг на друга ответственность возлагая.

- Да не женюсь я, не женюсь! – Перекрикивая всех, вдруг в сердцах воскликнул словно очнувшийся Кощей, взглядом взбудораженным продолжая в пустоту пялиться. – Пока не найду ту, что любит истинного меня, а не образ бессмертного и несокрушимого воина, что сможет боль утраты моей восполнить – так и женюсь. – Но осознав, что произнес это вслух, а Месяцы в дружном изумлении на него после этого крика души уставились, смутился и – та-да-дам! – покраснел! – А… ээ… что, я один тут о личном, да?..

Но ответить ему никто не успел. Все снова внезапно изменилось – верные ответы дали братья на вопросы, уготованные судьбой - серая мгла в один миг исчезла, сменившись подземной, обжитой колдуном пещерой. Посох в руках Февраля снова налился силой, а по венам его братьев заструилась привычная зимняя магия.