Унесенные бездной. Гибель «Курска». - Черкашин Николай Андреевич - Страница 55

Я верю адмиралу Попову – вины экипажа «Курска» в своей беде нет. За свои двадцать пять подводных походов Попов как минимум двадцать пять раз мог бы разделить жуткую участь моряков «Курска», «Комсомольца», К-219… Ему выпала другая горькая доля – стоять над стальным гробом своих собратьев по оружию, не в силах помочь тем, кто остался ещё жив после страшного удара.

Верю отцу погибшего старшего лейтенанта Митяева – бывшему флотскому офицеру Владимиру Анатольевичу Митяеву, возглавившему независимую родительскую комиссию по изучению спасательных работ на «Курске». Он сказал, что Северный флот сделал все, что было в его силах, и даже более того, чтобы прийти на помощь узникам затонувшего корабля. Стальная западня оказалась сильнее. Легко теперь утверждать задним числом, что норвежцы или англичане непременно бы спасли.

Помню тост адмирала Попова на праздновании юбилея Третьей флотилии атомных подводных лодок в Гаджиеве. Помню его тост:

– Север делает нашу службу чище, чем она могла бы быть в иных климатических условиях… Нам сегодня многого не хватает, того нет, другого… Но пуще всего не хватает нам гордости и достоинства…

Отец адмирала Попова уже оплакал однажды гибель своего сына-лейтенанта. К счастью, устная «похоронка» не подтвердилась. Но вот теперь адмиралу понадобилось немалое гражданское мужество, чтобы выйти к вдовам и матерям подводников «Курска» и сказать им: «Простите меня…»

До него лишь «выражали соболезнование» и «приносили извинения». «Простите» – смог сказать только он…

В такие дни нужно вспомнить старую воинскую команду «Сомкнуть ряды!».

Когда после Цусимы морские офицеры старались не появляться на Невском в форме, капитан-лейтенант Колчак пришел в Государственную думу и выступил перед кипящими гневом депутатами. Спокойно, доказательно, уверенно он объяснил им всем, что произошло и что надо теперь делать. Офицер, а не вельможный адмирал трижды выступал перед не самой лицеприятной аудиторией. И Дума отпустила деньги на строительство нового флота. Колчака расстреляли в Иркутске. Видимо, такие адмиралы появляются на Российском флоте раз в столетие… Кто убедит нашу Думу отпустить деньги хотя бы на возрождение былой аварийно-спасательной службы?

И кто ответит на вопрос: почему в благополучном и в общем-то сытом советском флоте (жалованье получали день в день) матросы БПК «Сторожевой» поддержали однажды мятежного замполита и помогли ему вывести корабль в открытое море? А сейчас, когда на иных кораблях кормят так, как не снилось матросам «Потемкина» в страшных снах, флот (тьфу, тьфу, тьфу!) молчит. Сам себе отвечаю на этот вопрос так: флот молчит, потому что прекрасно сознает: бунтовать во время аврала – обрекать себя на погибель. Тем более что иные депутаты уже спешат прочитать приговор: «Флот России не нужен». А вот вдова инженер-механика «Курска» Ирина Саблина нашла в себе силы сказать: «Флот России нужен».

И Дума боярская мудрее была – приговорила: «Флоту быть!» Как приговорила, так и стало, так и будет.

Не забудем при этом и слова, которые английский журнал «Гардиан» привел в одном из своих размышлений по поводу «Курска»:

«Россия – главный конкурент Запада на рынке оружия, и западные страны испытывают большое искушение в подрыве российской марки. Их сочувствие к трудностям России, скорее, притворно».

Да, Север делал нашу службу много чище, чем она могла бы быть в иных климатических условиях. Но дело, конечно же, не в метелях и штормах… Не знаю более мужественной профессии, чем профессия командира подводной лодки. Геннадий Лячин, Евгений Ванин, Игорь Британов, Всеволод Бессонов, Владимир Кобзарь, Николай Затеев… Их лица сливаются ныне в одно – с твердо сжатыми губами, с тревожно-взыскующим взглядом: помните ли нас? Пойдете ли снова в моря? Не предадите ли нас?

Слава богу, на российских радиостанциях и телеканалах ещё сохранились люди, которым дорог наш флот. Это они «крутили» в те августовские дни рвавшую душу песню: «Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт…» В коротком сухом плаче содрогались и Севастополь, и Камчатка, и Кронштадт. Вся Россия обрела себя заново в этих святых слезах.

Мы ждали их живыми. Мы будем ждать их такими, какими они придут к нам из своих отсеков…

В Баренцевом море неуютно и тревожно, как в доме, где стоит гроб. Жутковато даже спускаться в подводную лодку, стоящую у пирса. Моряки повесили головы. Именно поэтому главнокомандующий ВМФ России адмирал флота Владимир Куроедов и командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов вышли в море на атомном подводном крейсере стратегического назначения «Карелия». Это был первый выход российской подлодки после трагедии «Курска». И он совершенно необходим для поднятия духа североморцев. Оба адмирала – и Куроедов, и Попов – совершили поступок в традициях русского офицерства.

«Карелия» всплыла в районе гибели «Курска» и экипаж отдал воинские почести своим боевым товарищам.

Это неправда, что Россия не может управлять своим атомным флотом. Она создала это самое грозное оружие века без иностранной помощи – сама. И сама решит все его проблемы.

Так получилось, что трагедия подводников разыгралась на фоне архиерейского собора в Первопрестольной. Жутковато при мысли, что эти сто восемнадцать погибших моряков есть некая искупительная жертва вечерняя.

Собор канонизировал Николая II, царственную семью, пятьдесят семь новомучеников. Как бы хотелось сказать патриарху, молившемуся за спасение подводников: «Ваше Святейшество, новомученики «Курска» все до единого достойны причисления к лику святых».

Ищу утешения в стихах замечательного поэта из подводников Владимира Тыцких. Будто о «Курске» написал:

И всем экипажем морскому помолимся богу, хоть знаем, что нам, кроме нас, не поможет никто!

О них ещё скажут возвышенным слогом. А пока реквием им – незамысловатые слова матросской песни, которую яростно отбивают сейчас на гитарах бывалые парни, глотая слезы:

Когда экипаж «Курска», разбившись, как положено по большому сбору, на боевые части и службы, предстанет пред вратами небесного чертога, Привратник увидит на их темно-синих лодочных робах белые буквы «РБ» («Радиоактивная безопасность») и спросит, что сие означает, ему ответят: «Ради Бога»…

Москва – Санкт-Петербург – Североморск – Видяево.

Август 2000 – июль 2001 года

ПРИЛОЖЕНИЯ

«КУРСК» ИЗ СЕМЬИ «АНТЕЕВ»

Ни один вид вооруженной борьбы не отличается такой изощренностью, как поединки «морских охотников» с подводными лодками, ибо ни один из участников «войны антенн и моторов» на земле, в небесах и на море не позаимствовал у живых существ столько жизненно важных уловок для нападения и обороны, сколько применили их конструкторы стальных акул. Все лучшее, что есть у китов, дельфинов, тюленей, скатов и даже летучих мышей в средствах подводного хода и наблюдения – все это так или иначе воплощено в обводах корпусов, электронной оснастке, тактике субмарин. И если раньше они атаковали противника только из глубины, то подводные крейсера третьего поколения, к которым относился и «Курск», могут наносить удары и с воздуха – крылатыми ракетами, находясь при этом на глубине и за линией горизонта. Его сверхзвуковые противокорабельные ракеты «Гранит» могут поражать цели за 550 километров. Это главное, для чего создавались «антеи» – для противодействия океанским корабельным группировкам вероятного противника.

На «антеях» ракетный боекомплект втрое больший, чем на предыдущих проектах. А это дает шанс при многоракетном залпе, что хотя бы одна из них сможет преодолеть даже самую мощную противоракетную оборону. Более того, «антеи» могут наносить удар сразу по нескольким высокозащищенным кораблям – и по главной цели (авианосцу), и по эсминцам охранения.