Одиссея мичмана Д... - Черкашин Николай Андреевич - Страница 70

Работа в больнице спасла отца от голодной смерти.

В сентябре 1942 года отец переехал в колхоз «Спартак» Павло дарской области и стал работать счетоводом.

1 мая 1943 года окончился срок ссылки. Начались хлопоты о приезде. В том же году я оказалась в Казани, где рабо тала в Астрономическом институте Академии наук СССР. Институт хлопотал о моем отце.

Заместитель директора института Валентина Клавдиевна Морфорд договорилась с казанскими властями о его прописке. После разговора Морфорд с начальником НКВД города Казани я была у этого начальника на приеме. Он хотел посмотреть на меня, полу чить лично от меня заявление, выслушать лично мою просьбу о раз решении моему отцу приехать в Казань.

Все было выполнено так, как того хотел начальник НКВД горо да Казани.

Отцу были посланы вызов из института и разрешение на прописку в столице Татарии. Отец купил билет и должен был выехать 8 августа 1943 года. Но утром он умер».

Пожалуй, ни у кого из землян не связано со звездами столько острых переживаний, благодарений, воспоминаний, как у штурманов. Что ни звезда, то места памяти: вон та открылась в ночном тумане как свет в конце тоннеля, эта – своим путеводным светом вела к дому.

Когда с глаз моряка скрываются все приметы земли, то только огни ночного неба воплощают для него в океанской пустыне тот мир, что надолго исчез за горизонтом.

О, бесстрастные путевые оракулы, сколько морских драм разыгралось на ваших ледяных глазах, сколько живых человеческих глаз уносило ваш скупой свет, как последнее видение этого мира! Сколько страхов, сомнений, надежд, озарений рассеяно по мерцаю щим станам созвездий! В этом звездном шифре записан и дневник морской жизни Гернета. Ключ к нему он унес с собой… Кто прочтет его теперь?

Не по той ли крупице голубоватого света – Царь-звезде – выво дил свою джонку Гернет из осажденного Порт-Артура? Не эти ли небесные пунктиры обещали ему спасение, когда пароход «Карляйль», который он вел в осажденный город, лишился в шторм руля и вин тов, плыл по воле ветров и течения в неизвестность? Три месяца длился тот тягостный дрейф, и только звезды над океаном были главными советчицами капитана. «Туда, туда, там острова, там спа сение», – вещали ему Вега и Альтаир, Арктур и Антарес, качаясь в зеркальцах секстана… А звезды Азова и Черного моря, звезды Мессины и Трапезунда, Севастополя и Мариуполя, немые свиде тели его риска и отваги, его дерзости и военного счастья!

Где она, звезда Гернета? Знал ли он сам, откуда она слала ему лучи удачи? А ведь был он везуч, как заговоренный. Не тронули его японские пули в Порт-Артуре. Уцелел он и под вулканическими бомбами Этны, когда вместе с другими русскими моряками спасал жителей Мессины из-под руин домов. Пронеслись мимо его транс порта и турецкие снаряды во время высадки десанта под Трапезундом в шестнадцатом году. Промолчал и главный калибр севастопольских лин коров, что угрюмо провожали своими стволами эсминцы, уходившие из Севастополя под флагом Гернета. Ни один осколок не задел его в боях на Азове и под Царицыном. Лишь в первомайскую ночь трид цать восьмого закатилась звезда капитана Гернета, чтобы потом вспыхнуть россыпями степного звездостана над головой колхозного счетовода. Чтобы сгореть в метеорных дождях Персея, что так обиль ны в густой темени августовских ночей…

Степь поглотила могилу колхозного счетовода. «Его зарыли в шар земной…» Вслед за Иммануилом Кантом он мог с полным правом сказать: «Звездное небо надо мной, нравственный закон во мне».

Нравственный закон Гернета стоял на четырех максимах, веч ных, как льды и звезды, окружавшие Капитана: отвага, честь, вер ность, истина…

Глава восьмая

НЕКРОПОЛЬ «РУССКОГО КАРФАГЕНА»

В царскосельской электричке я подобрал газетку «Дворняжка», которую издают питерские защитники бездомных собак и кошек, прочел в разделе скорбных объявлений: «Из далекой Бизерты Анастасия Александровна Ширинская сообщает о кончине своего четвероного друга Бонни, который двенадцать лет скрашивал жизнь ей и ее сыну».

Ширинская? Неужели та самая? Но другой-то в Бизерте нет и быть не может…

Севастополь. Ноябрь 1920 года

Такого еще не бывало: флот покинул Севастополь! Душа оставила тело… Да, Севастополь остался однаж ды без кораблей. Но тогда – в первую оборону – корабли ушли на дно родной бухты, а не в чужие порты… В том проклятом восемнадцатом Черноморский флот впервые подвергли разделу: его, как и всю страну, разделили на красных и белых. Красная частина самозатопилась в Це месской бухте, а белая – покинула через два года воды Черного моря, ушла в Стамбул, а затем в Бизерту. Все было так, как описал в стихах казачий поэт Николай Туроверов:

На одном из таких беженских пароходов увозили в изгнание и восьмилетнюю девочку Настю. Впрочем, сначала ее с мамой забрал к себе на эсминец «Жаркий» отец – старший лейтенант Александр Манштейн. Он доставил свою семью вместе с десятками других беженцев в Константинополь.

Моряки, казаки, остатки белой русской армии не сбежали из Крыма в ноябре двадцатого, а отступили, ушли, как говорили их деды, в ретираду, с походными штабами, со знаменами, хоругвями и оружием. Французы, вчерашние союзники по германской войне, дали черноморской эскадре Врангеля приют в своей колониальной базе – Бизерте. Осколок России вонзился в Северную Аф рику и таял там долго, как айсберг в пустыне. Год за го дом на севастопольских кораблях правилась служба, подни мались и спускались с заходом солнца андреевские флаги, отмечались праздники исчезнувшего государства, в храме Александра Невского, построенном русскими моряками, отпевали умерших и славили Христово Воскресение, в теат ре, созданном офицерами и их женами, шли пьесы Гоголя и Чехова, в морском училище, эвакуированном из Севасто поля и размещенном в форту французской крепости, юно ши в белых форменках изучали навигацию и астрономию, теоретическую механику и практическую историю России, но не по Покровскому, а по Карамзину и Соловьеву… Ме стный летописец Нестор Монастырев выпускал журнал «Морской сборник». Редакция и станок-гектограф разме щались в отсеках подводной лодки «Утка». Ныне несколько экземпляров этого сверхраритетного издания хранятся в главной библиотеке страны…

Как отмечал еще один флотописец Бизерты капитан 1-го ран га Владимир Берг в своей книге «Последние гардемарины», севастопольцы в Бизерте «составили маленькое самостоя тельное русское княжество, управляемое главой его вице-адмиралом Герасимовым, который держал в руках всю полноту власти. Карать и миловать, принимать и изгонять из княжества было всецело в его власти. И он, как старый князь древнерусского княжества, мудро и властно правил им, чиня суд и расправу, рассыпая милости и благоволения».

Эскадра как боевое соединение прекратила свое суще ствование после того, как Франция признала СССР. В ночь на 29 октября 1924 года с заходом солнца на русских ко раблях спустили синекрестные флаги. Тогда казалось – на всегда. А оказалось – до поры…

Большинство из 33 русских кораблей, пришедших в Бизерту, были проданы на лом. Орудийные башни с линкора «Генерал Алексеев» служили французам на береговых укреплениях Атлантики.

6 мая 1925 года в гардема ринском лагере Сфаят корабельный горн протрубил сигнал «Разойдись!» Разошлись, но не рассеялись, не разбежа лись, не сгинули, не забыли, кто они и откуда. Написали книги, возвели церковь, отчеканили памятный нагрудный крест. Одним словом, явили миру подвиг верности флагу, присяге, Отчизне. Ничего об этом в СССР не знали. Точнее, не хотели знать. Партийные идеологи распорядились считать Бизерту по зорной и черной страницей истории флота и провели оче редную препарацию памяти…