Прощай, пасьянс - Копейко Вера Васильевна - Страница 28

— Кажется, она собиралась обучиться акушерскому делу?

— Одни слова, — махнула рукой Лиза. — Она едет в Вятку.

— Но она там только что была, — удивилась Мария.

— Вот потому и едет. Я думаю, — Лиза понизила голос, — моя Наталья там кое-кого встретила. Между прочим, я читала во французском журнале, что имя каждого человека наделяет его особенными качествами. Знаешь, что пишут про Натали, то есть Наталью? Приятная в любви. — Лиза засмеялась. — Но я рада за нее. Она нам не нужна во время нашей с тобой беременности. Тем более что она со мной слишком давно, мне было бы трудно морочить ей голову.

В другой раз Мария непременно стала бы выяснять, что знала Лиза о ее имени и о своем собственном. Но сейчас ее интересовали более важные вопросы.

— А как мы обойдемся с Анной?

— С Анной… прямо скажу, пока не знаю. — Лиза покачала головой. — Но в том, что мы сумеем отдалить ее от себя, не сомневаюсь. Можно заморочить ей голову работой. Дадим ей заказ на кружева такой большой и такой сложный, что она головы не сможет поднять. Твоя Анна еще начнет сравнивать себя с нами.

Мария кивнула и добавила:

— Остается из близких нам людей одна Севастьяна.

— Да. Проницательная женщина эта Севастьяна Буслаева. Но… должна тебе сказать, она нам не враг.

— Совсем не враг, — согласилась Мария. — Но она может догадаться легче других, кто из нас на самом деле беременная. И тогда… — Мария подняла на сестру глаза, в которых был неподдельный страх.

— Ей выгоднее быть на нашей стороне, Мария, — сказала Лиза. — Ей важно, чтобы у Федора был наследник.

— Почему? Ей-то что за дело?

— Я кое-что узнала, Мария.

— Вот как? Того, чего я не знаю? Разве? — В голосе Марии прозвучало нечто похожее на ревность. Она ничего не могла поделать с собой из-за того, что всякий раз, когда Лиза говорила о чем-то важном, связанном с Федором, она ловила себя на этом чувстве. Она понимала, это чувство напрасное. Поэтому ей было больно за себя, она осуждала себя, понимая, что Лиза действует ей во благо. Но… Словом, Мария боролась с собой.

— Я узнала о завещании твоего свекра. Очень хитрое завещание.

— Но и я о нем знаю, — с некоторым раздражением в голосе сказала Мария. — Если у нас с Федором не будет детей, то все переходит к Павлу. Потому-то Федор и пошел на риск — поплыл в Америку. Если все отойдет брату, то будет, говорит он, задел на наше будущее. Если, конечно, ему случится везение.

— Случится. — Лиза поморщилась. — Но ты не знаешь или пропустила мимо ушей, что в том завещании есть интерес Севастьяны.

Лиза коротко объяснила сестре, что может потерять Севастьяна Буслаева, если наследником всех капиталов Финогеновых станет Павел.

— Вот как? — воскликнула Мария. — Тогда она нам не враг.

— Да. Напротив, может стать другом и помощницей.

— Думаешь, нам понадобится помощница? Я знаю, она умеет принимать роды, но ты ведь тоже обо всем знаешь. Ты мне расскажешь, ты меня научишь. Привезла книгу?

— Конечно, — кивнула Лиза.

— Как имя того доктора? Ты мне говорила, но оно такое трудное, что вылетело из головы.

— Амбодик. Это его псевдоним. На самом деле его зовут Максимович. Нестор Максимович. Он профессор акушерства в петербургских госпиталях. У него много сочинений на медицинские темы. Я привезла с собой «Искусство повивания, или Наука о бабичьем деле». Там есть рисунки, на них все ясно и понятно. Мы с тобой разберем каждый.

— Хорошо, — сказала Мария. — Но… ты думаешь, кто-то может быть все-таки нашим врагом?

— Да, — вздохнула Лиза, — причем весьма серьезным. — Она обняла сестру за талию. — Об этом мы с тобой поговорим позже. Пока его нет. То есть он, конечно, есть, но еще не враг. Напротив, сейчас он готов быть другом. Поэтому чем дольше он не узнает о том, что у Федора будет наследник, тем дольше он не будет нашим врагом. Вот поэтому мы должны стать с тобой настоящими затворницами.

— На всю зиму, да?

— Как можно скорее. Чем раньше в городе начнутся пересуды о том, что мы не хотим ни с кем иметь дела, что мы самовлюбленные и презирающие всех вокруг и… Не стану продолжать, говорить будут много и всякое. Но чем раньше заговорят, тем раньше закончат. Сама знаешь, так всегда бывает. Потом к нам пропадет всякий интерес, горожане займутся кем-то другим.

— Верно, — согласилась Мария. — О нас не будут говорить слишком долго, я не тесно слилась с местным обществом. Оно такое скучное.

— Ты не бываешь на здешних балах? — удивилась Лиза.

— Я бывала даже на маскарадах, — засмеялась Мария. — Но мне даже их простые балы казались похожими на маски.

— Так хороши все и без масок? — хмыкнула Лиза.

— Нехорошо, конечно, осуждать людей, я знаю, но скажу так: здешние балы не похожи ни на московские, ни на парижские. И потом, ты сама знаешь, мы с тобой обе не слишком-то большие их любительницы. Я больше времени провожу с Федором, с книгами, с Севастьяной и ее воспитанницами. Сама знаешь, отец приучил нас тратить время с пользой, а не праздно.

— Тот, кто может стать нашим врагом, тратит время праздно. А праздность стоит дорого, — задумчиво сказала Лиза. — Поэтому он ждет не дождется, когда доберется до денег Федора, то есть до ваших денег, чтобы упиваться своей праздностью.

— Да, в Москве Павел играет в карты после завтрака и до обеда.

— А после ужина — до рассвета, — подхватила Лиза. — Таких мы с тобой немало видели.

— Он был как-то у нас, позавтракал и предложил сыграть в карты. Федор отказался, ему нужно было пойти проверить товар в подклети Благовещенской церкви…

— Где? — изумилась Лиза. — В церкви хранится товар?

Мария улыбнулась:

— Лальск — торговый город, мы тебе рассказывали. Его даже называют приказчичьим гнездом. В прошлом веке, говорил Федор, Лальск был еще богаче, чем сейчас. Отсюда ездили торговать в Сибирь, а сюда — из Сибири. Да и другой дороги, как через Лальск, не было к морю и от моря. Все здешние церкви купцы строили на свои деньги и не забывали о собственном интересе. Почему бы не хранить в сухих и надежных церковных подклетях товары, решили они. Я тебе показывала храм, где в подклети устроен целый гостиный двор. Помнишь?

— Помню, — сказала Лиза. — Я еще хотела тебя спросить, что это значит, но забыла.

— Так вот, Федор отказался играть с Павлом в карты, тот скривился и бросил: «Купец! Купцом родился и купцом помрешь». А я в карты не играю, не люблю. Только иногда прошу Севастьяну разложить пасьянс.

— Наверняка перед моим приездом тоже попросила? — Лиза улыбнулась.

— Конечно. Севастьяна раскинула… У нее такой… строгий пасьянс.

— Строгий? — изумилась Лиза. — Я тоже не сильна в картах, но такого не слышала.

— Так она его называет. — Мария помолчала, словно раздумывая, стоит ли объяснять сестре, в чем суть. — Дело в том, что после того пасьянса она запретила мне просить ее раскинуть на меня карты. Тем более что карт у нее тех больше нет.

— Нет? А я ведь ей привезла и подарила такой красивый футляр! — Лиза засмеялась. — Между прочим, она мне не сказала, что у нее нет больше карт.

— Тех — самых ее любимых — нет. Они… В общем, их нет. — Мария не захотела рассказывать сестре о том, как она ранней весной рвала эти карты, стоя на берегу Лалы, бросала обрывки в воду. — Но другие наверняка есть. Твой футляр ей понравился. Я точно знаю.

— Откуда? — спросила Лиза.

— По Севастьяне можно читать как по книге, если грамотный.

— А по-моему, она не из тех, у кого все чувства наружу, — возразила Лиза.

— Да, но по тому, как она раздувает ноздри, как поднимает бровь, как проводит рукой по юбке, можно понять больше, чем из сотни слов. Словами она уведет тебя далеко от того, что думает на самом деле.

— Какая ты стала грамотная, Мария, — засмеялась Лиза.

— И ты тоже. Только мы постигали в эти годы разную грамоту.

— Пожалуй, — сказала Лиза. — Но знаешь, что было у нас общего?

— Что? — Мария остановилась.

— Ты и я… Каждая — мы постигали себя.