Террористка - Самоваров Александр - Страница 30

Иван с удивлением посмотрел на нового знакомого, но Станислав Юрьевич кивнул головой. Отлично мыслит парень. Что значит, приучен думать нетривиально!

— Когда они подъедут, — развивал Старков его предложение, — двумя зажигательными пулями мы взрываем бочки, и эффект для непосвященного огромный.

— Если мы правильно рассчитаем и они не поджарятся, как этот шашлык, то мы возьмем их теплыми… в прямом и переносном смысле.

При этих словах Старков вспомнил слова Фролова о том, что нечисть нужно выжигать огнем. Странный парень. Романтик или фанатик? А скорее всего, и то и другое. Как он оживился, когда речь зашла об огне!

Коротко Старков рассказал Ивану, в чем дело. Тот согласился, что, увидев такой салют, водители успеют затормозить, но охранники очнутся только тогда, когда увидят дула автоматов перед собой.

— Все хорошо, — сказал Иван, — но где гарантия, что следом за этим Гнедым не едет с десяток обычных водил. Зачем нам свидетели?

— Если это будет вечером или ночью, то риск минимальный, — возразил Фролов, — на этой дороге почти нет движения.

— Ладно, подумаем, — прервал спор Старков, увидев, как заходили желваки под кожей у Ивана.

Чем-то не понравился ему Фролов. Может быть, почувствовал, что в их маленькой группе с появлением нового парня он, Иван, отодвигается на второе место.

Старков с интересом спросил Фролова, верующий он или нет. Тот помрачнел, но твердо ответил, что верующий. Крестился в прошлом году.

Иван заявил, что его мама крестила еще младенцем, но и он чувствует нечто теплое, когда проходит мимо церквей.

Фролов понял, что смеяться над ним никто не собирается, и тихим голосом стал рассказывать, как он пришел к Богу. Рассказ был очень прост. Грешил много, и был такой момент в жизни, когда его повели на расстрел. Но Бог спас грешника Геннадия Фролова.

— Когда я стоял к ним спиной, то на пригорке виднелся храм. Я молился, как умел. Вот и вся моя история.

18

Дима устроился в кустах ольшаника, которые подходили к забору — стене из красного кирпича. Он видел, как легко, за одну секунду Олег преодолел высокую стену, и стал ждать.

Просидел ровно два часа и понял, что пора действовать. Парень влип, его не отпускали. Дима подошел к стене, поставил ногу на едва выпиравший из ровного ряда кирпич и, оттолкнувшись, уцепился за колючий край. Там, наверху, было битое стекло. Но отступать уже некуда. Несмотря на сильную боль, ругаясь вполголоса, Дима подтянулся, забросил ногу на плоскую стену и, кое-как вскарабкавшись, прыгнул на землю. Почти сразу раздался яростный лай собак и две овчарки подбежали к нему. Времени на раздумья не было. Грохнуло два выстрела.

Дима покрепче сжал пистолет в руке, от чего осколок стекла вошел глубоко в ладонь. Дима заскрипел зубами и бросился короткими перебежками к дому. Хотя вокруг росли яблони и кусты малины, Дима был уверен, что его уже взяли на мушку.

Выстрелов, однако, не было, и он рванулся к дверям шикарной дачи. Двери оказались открытыми, а за ними слышался шум борьбы.

Олег дрался с двумя бугаями. Ребята-охранники под два метра никак не могли вывернуть ему руки.

Лицо Олега было разбито и залито кровью, но сухощавый парень оказался настолько сильным, что не давал возможности одному из охранников взять под контроль дверь.

Выстрелы они слышали, но вместо того, чтобы бросить мальчишку и разобраться, в чем дело, они пытались выкрутить Олегу руки. Наконец одного осенило, и он схватил в руки стул.

— Поздно, ребята, — спокойно сказал Дима, — и за стул, и за пистолет раньше хвататься надо было.

— Кретины, — багровея, крикнул один из охранников, — вы хоть соображаете, на кого наехали?!

Видно, он принял их за мелких дачных жуликов.

Дима поморщился от боли в правой ладони и от гнусной мысли, что опять придется стрелять в людей. Охранники не хотели поднимать руки и, кажется, плохо соображали, что произошло. Сначала этот невероятно сильный и верткий мальчишка, потом мужик с пистолетом и добродушным выражением лица. Все это было совершенно непохоже на прошлые «наезды».

После появления нормальных рэкетиров договаривались о размере «дотации», и все мирно расходились.

Олег встал рядом с Димой. Он еще тяжело дышал и размазывал тыльной стороной руки кровь по лицу.

— А мы ведь, гаденыш, тебя пожалели, — сказал с грустью охранник.

— И правильно сделали, — ответил Дима, — иначе лежали бы оба с дырками в голове. Ну-ка, Олег, постреляй.

Олег взял пистолет и выстрелом сбил тяжелую люстру, висевшую почти над головами охранников. Потом выстрелом же он разбил бутылку в баре, а голова одного из охранников была в сантиметре от бутылки.

Экспериментировать дальше Олег не стал. Он опустил пистолет, а охранники молча подставили руки для наручников, которые Дима достал из карманов куртки. Потом он запер ребят в одной из комнат.

— Так, значит, их было всего двое?

— Да, — тихо сказал Олег.

— А почему тебя не отпускали?

— Да скучно им было, дуракам. Подождем, говорят, пока твоя девушка к нам сама за яблоками не придет. Ну а когда я услышал выстрелы…

— Я все видел, — сказал ласково Дима, — ты молодец.

— Нет, я хотел сказать, что они не очень удивились и не поняли, почему я на них бросился.

Дима изменился в лице.

— Держи входную дверь на мушке, — сказал он Олегу и пошел к охранникам.

Полежав на холодном полу, ребята остыли и оказались вполне разговорчивыми. Оказалось, что на соседней даче жил какой-то чудак. Он напивался до одури и палил с балкона в небо.

«Это хорошо, что у них слух немузыкальный», — подумал Дима.

Но все оказалось проще. По словам Олега, в комнате на всю катушку работал магнитофон.

Дима связался по рации со Старковым. Он сказал всего три слова: «Срочно приходи на дачу».

Группа явилась через двадцать минут. По тому, как Борис кинулся к Олегу, увидев его заплывшее от синяков лицо, Старков понял, что они друзья. Бывает так, что люди войну пройдут плечом к плечу, а друзьями не станут, но чаще случается по-другому. Риск, который делится на двоих, превращает мужчин в братьев.

— Вот это да! — басовито смеялся Иван. — Вдвоем такую крепость взяли.

Старков прошел к охранникам.

— Нам не понадобится взрывать бочки с бензином. Господин Гнедой будет здесь через час, — сообщил он, вернувшись.

Когда к воротам подкатил роскошный лимузин, они мягко раскрылись. Машина медленно вползла во двор. Из нее вышли трое охранников и интеллигентного вида мужчина в очках, а рядом с ним появилась одетая в меха женщина.

— Господи, — пьяно протянула она, увидев дула автоматов, — опять рэкетиры.

— Ну, это уже свинство, — сказал еще более пьяный господин Гнедой, — за три месяца второй раз. Не буду платить.

— Шеф, — возразил стоявший возле него с поднятыми руками охранник, — не горячись. Это, кажется, серьезно.

Господин Гнедой не внял совету и продолжал возмущаться. Но в отличие от Жоржа Анжапаридзе, нецензурных слов не употреблял. Он жестикулировал и обращался к кому-то неведомому с просьбой остановить этот бесстыдный грабеж. Несмотря на то, что Гнедой был одет в дорогой, модного покроя костюм, а на мизинце его сверкал огромный перстень, он походил скорее на сельского учителя, чем на миллиардера. Через очки с толстыми линзами он таращил глаза на окружающих и казался совсем беззащитным.

Его охранников отправили в ту же комнату, где уже лежали двое их товарищей, а самого Гнедого и его даму провели на второй этаж, в хоромы.

— Ляля, — обратился он к своей подруге, — зачем я работаю и живу? Для того, чтобы какие-то жлобы стригли меня, как купон?

Женщина, зябко передернув плечами, спросила:

— Господа рэкетиры, зачем вы маски надели? Ведь жутко! Мы вам отдадим деньги.

— Никогда, — взвизгнул Гнедой.

— Отдадим, отдадим, — успокаивающе сказала Ляля, — вот только Киса протрезвеет немного.

Старков понял, что женщину нужно слушаться. Она явно имела на своего друга влияние. У нее было усталое, немолодое, не очень красивое лицо. Но в глазах светился теплый огонек.