Темный разум - Эшер Нил - Страница 73

«Значит, вы подготовились, — подумал Свёрл, — а Скут, похоже, действительно впал в маразм, как я и предполагал».

Горящие останки истребителя Скута вспахали воду около берега и врезались в сушу. И пока пляж в ста милях к югу от Панцирь–сити осыпали падающие обломки, экраны и контроллеры известили капитана об опасности.

Луна?

Они что, разместили там оружие? Каким образом?

Три рельсотронных снаряда попали в его корабль прежде, чем Свёрлу удалось поставить силовое поле. Отец–капитан пошатнулся, клешни его выбило из отверстий на пульте. Некоторые экраны замигали, потом автоматически переключились на другие изображения. Свёрл увидел, как броню его корабля пробивает оторвавшийся горящий генератор силового поля, увидел отсеки в огне, увидел, как один из его детей выпадает сквозь дыру в оболочке в вакуум.

За самоуверенность всегда приходится расплачиваться.

Осмотрев кабинет и убедившись, что ничего здесь не повреждено и не сорвалось с места, он заставил себя вернуться к пультам. Свёрл знал, что по крайней мере двое из его оставшихся бесценных детей погибли. Однако остальные действовали точно, как во время учений, и быстро сосредоточились на новой опасности. С неровной глыбы, только что идентифицированной как луна, слетел камуфляж, изображавший каменистую поверхность. Под ним обнаружились два ведущих непрерывную стрельбу снарядами на основе железа, сделанными, по–видимому, из самой луны, рельсотрона. Всю энергию дредноута поглощали защитные поля, конверторы трудились без устали, преобразуя удары в тепло. Запасы воды распались на водород и кислород, а пары перешли в плазменное состояние — то есть воды они лишились вовсе. Если бы только Свёрл мог воспользоваться технологиями Пенни Рояла — отправлять энергию в У-пространство, а потом выкачивать ее обратно, подпитывая защитные поля…

Тем временем внизу, на планете, два оставшихся истребителя снова выходили из океана на термоядерной и антигравитационной тяге; ускорение наверняка убило всех неподготовленных особей на борту. Всего секунду Свёрл размышлял о том, что два истребителя — не ровня дредноуту. С кораблем Скута покончено, и преимущество должно быть у Свёрла — но он знал, что это не так. Цворн и другие поступили хитро, расположив на луне рельсотроны. Свёрл чувствовал себя припертым к стене, он не мог даже запустить двигатель, потому что тогда энергии не хватило бы щитам. В лучшем случае у него есть время, пока два истребителя поднимаются — после чего второй обстрел превратит его корабль в решето.

Спир

К космопорту и шаттлу я возвращался, погруженный в черную депрессию. Даже величественное зрелище — огромный капюшонник, мчащийся средь зарослей флейтравы, точно взбесившийся монорельсовый поезд, — не развеяло хандры, тем более что картина опять показалась мне знакомой. Рисс тоже помалкивала, и мне пришло на ум, что ИИ, возможно, такие же рабы настроения, как и мы, создания из плоти и крови. Впрочем, естественно — они могут быть любыми, они могут все, что можем мы, они могут больше нас — и могут перестать быть рабами в любой момент по своему желанию. Подумав об этом, я вспомнил, что не так уж и отличаюсь от них. Запустив через «форс» регенерационную программу, восстанавливающую нейрохимический баланс в мозгу, я почувствовал, как депрессия отступает и ко мне возвращается «естественный» оптимизм.

— Будем приземляться, — сказал я.

Рисс повернулась ко мне: черный глаз закрыт, но разинут рот — до сего момента я не видел его открытым. Пасть ее была розовой, клыки — белыми, длинный острый язык — красным, с багровыми пятнами.

— Внизу опасно, — отозвалась она; движения рта соответствовали издаваемым звукам и шипению.

Вероятно, какой–то внутренний конфликт заставил дрона пренебречь внешним видом. Хотя, возможно, такое «телесное» сопровождение речи свидетельствовало об обратном. Возможно, внешним видом Рисс пренебрегала раньше.

— Я только что подключился к маячковой сети капюшонников, так что знаю, где каждый из них находится в данный момент. Там, где мы сядем, не окажется ни одного, — ответил я. — Нам надо поговорить.

Пускай депрессия развеялась — но причины, вызвавшие ее, никуда не делись. И вместо того, чтобы постоянно мысленно пережевывать их, мне хотелось обсудить дела с кем–нибудь — и именно здесь. Слишком много времени я провел на борту «Копья» и теперь не испытывал желания возвращаться. Я повел машину вниз, целясь на большой плоский камень на холме, расположенном в развилке похожего на большую рогатку канала с мутной водой.

— Наверное, нужно побыстрее отправляться на Погост? — предположила Рисс. — Если не двинемся сейчас, можем упустить Пенни Рояла.

— Погост велик, а Пенни Роял продолжит существовать, даже если мы не найдем его там, — ответил я и отдернул руку от пульта управления вдруг отказавшейся повиноваться машины. Вместо того чтобы опуститься на камень, она скользнула в сторону и приземлилась прямо на склон, примяв невысокую поросль флейтравы.

— Пеннустрицы, — пробормотала Рисс. — Понятно.

Не получив более подробных объяснений маневра, я запросил компьютер машины и принял автоматическое сообщение от субразума Амистада. Как выяснилось, к приземлениям на камни тут относились с неодобрением, поскольку опустившаяся машина могла раздавить множество обитающих на них пеннустриц, находящихся под охраной. В ответ на новый запрос мне сообщили и причину данной заботы: в пеннустрицах содержался большой объем генетически закодированной информации эшетеров. В сущности, они принадлежали единственному разумному эшетеру, живущему на этой планете, существу, именовавшему себя Ткачом. Государство не хотело раздражать автохтона даже неумышленным уничтожением части его базы данных.

Я надел респиратор и вышел из машины. Под подошвами громко хрустели стебли, Рисс с шуршанием следовала за мной. Вся поверхность камня была усеяна этакими полупрозрачными перевернутыми блюдечками около дюйма в диаметре. Внутри защитных «куполов» смутно различалось шевеление мягкотелых моллюсков.

— Я не знаю, кто я, — произнес я.

Приподнявшаяся рядом Рисс откликнулась:

— Я тоже.

Я обернулся на змею–дрона:

— Ты «тоже» не знаешь, кто ты, или «тоже» не знаешь, кто я?

— И то и другое.

Солнце садилось, и казалось, что позеленевшее светило тонет в облаках и вот–вот опустится на землю. Ответ Рисс не слишком озадачил меня. Припомнив историю дрона, я предположил, что не знать, что она такое, — вечный недуг Рисс. Она была создана лишь для одной цели и теперь устарела. А когда Пенни Роял ввинтился в ее разум, он оставил там пустоту, которая в конечном счете заполнилась желанием отомстить ИИ.

— Пенни Роял влез в мои воспоминания, добавил к ним кое–что, а может, и кое–что изъял. Но память — всего лишь один аспект структуры разума. Остается только гадать, не нахимичил ли он с «программным обеспечением» и хранимой информацией.

— Да.

Больше Рисс ничем меня не поддержала.

— Я уже не знаю, что правда, а что — нет, не знаю, могу ли доверять себе. Ненавижу ли я Пенни Рояла на самом деле? Да, он убил меня на Панархии, меня и всех моих друзей. Но я, оказывается, не видел, что он делал после той бомбардировки, у меня на самом деле не было времени, чтобы взлелеять предполагаемую жажду мщения.

— О самом себе тебе известно лишь то, что не является правдой. — Повернувшаяся ко мне Рисс снова открыла свой черный глаз.

Я кивнул. Становилось все темнее, на темно–лиловом небе зажглись звезды и раскинулась обширная туманность. Зрелище было прекрасным — и, конечно, казалось мне знакомым. Но в данный момент это не имело для меня значения. Я просто любовался, отмахнувшись от самовольной «знакомости».

— Я никогда не был в плену у прадоров, никогда не страдал, измученный пауком–рабоделом. Никогда не видел зверств, свершенных Пенни Роялом после Панархии, не копил ненависти, не приходил к мысли превратить себя в абсолютное оружие возмездия.